Сандро на многие годы стал самым близким человеком для Цесаревича, которому доверял юношеские тайны, регулярно сообщал о времяпрепровождении. После поездки в 1882 году с родителями в Москву, на Всероссийскую промышленную выставку, Ники прислал подробный «отчет»:
«Милый Сандро! Мы жили в Москве в Петровском три дня. В первый день, день нашего приезда, был большой выход на Красное Крыльцо и в Успенский собор. Во второй день был превосходный парад на Ходынском поле; после завтрака поехали на выставку. Что за прелесть! Мы успели осмотреть все. Катались на электрической машине; это было очень весело. Я обратил внимание на громадное 14-дюймовое орудие».
По мере взросления Цесаревич стал говорить со своим родственником-конфидентом о более серьезных вещах, о том, что так волновало молодые сердца. В марте 1887 года корреспондировал:
«Мой милый, дорогой Сандро! Как бывало прежде, мы приехали в город 31 декабря и оставались там до 1 марта. Ты уже вероятно знаешь, что с нынешнего года я стал совсем выезжать и именно жаль, что без тебя. Теперь я должен сказать, что я очень веселился и танцевал преусердно до самого конца балов; особенно веселы были небольшие, так называемые танцевальные вечера, которых было 3: один у вас, два у нас. Ваш был первый и принес мне огромную пользу тем, что там я перезнакомился со всеми молодыми мамзельками, которые начинают выезжать с нового года. Из них я особенно подружился с дочерью Рихтера и княжной Долгорукой; за каждым ужином мы сидели все вместе за одним столом».
Сандро «мотался по морям», писал восторженные письма о «трудных переходах», о смело пережитых «циклопических штормах». Роль бесстрашного и отважного «морского волка» была ему по душе. У Цесаревича же все было более прозаично, природные стихии бушевали в стороне от столицы Российской Империи. В мае 1889 года к Сандро отправилось очередное послание цесаревича:
«Во-первых, Я стал твоим товарищем по свите, сделавшись флигель-адъютантом; Мой восторг не имеет границ! Кроме того, Я назначен членом Государственного Совета и Комитета министров, представляю тебе судить об этом. Во-вторых, Я служу с 1 мая в Гусарском полку и крепко полюбил Свое новое дело».
Молодые люди делились и личными переживаниями. В октябре 1889 года Ники определенно сформулировал личные желания. «Я замечаю, что Мне пора жениться, так как Я невольно все чаще и чаще начинаю засматриваться на красивенькие лица. Притом Мне самому ужасно хочется жениться, ощущается потребность свить и устроить себе гнездышко».
Наивность Ники умиляла Сандро. К тому времени он уже имел «богатый личный опыт». Чуть не в каждом порту «красавец Сандро» посещал места «любовных утех», которые манили и влекли темпераментную натуру «морского волка». Великий князь гордился своими «мужскими победами», простодушно полагая, что пылкие признания «жриц любви» были искренними, а не обуславливались «кругленькими суммами», которые кузен Царя оставлял в заморских притонах. Воспоминания о некоторых из тех «вояжей» Сандро сохранил на всю жизнь.
Старый и больной, заброшенный и одинокий, доживая свой век почти в нищете, он на закате жизни писал мемуары. В них среди главных эпизодов своей бурной биографии оставил и красочные описания некоторых «этуалей» из «домов свиданий». Особенно запомнилась одна «американская герл», «работавшая» в Гонконге. Великого князя, ему тогда только исполнилось 21 год, очаровал «высокий класс»…
«Войдя в квартиру, я был приятно поражен отсутствием той вульгарности, которая составляет неизбежную атмосферу подобных мест. Комнаты были обставлены с большим вкусом. Три молодые хозяйки были прелестны, чаруя своей непринужденностью. Подали шампанское, и разговор завязался. Звук голосов всех троих был очень приятен. Они очень мило обсуждали текущие события: их несомненный ум позволял им обходиться без помощи нарочитой светскости.
Цель нашего посещения не вызывала никаких сомнений, и вот наступило время, когда меня оставили наедине с самой хорошенькой из трех. Она предложила мне показать свою комнату – и то, что было неизбежно, произошло. С этого вечера мы стали большими друзьями».
Уроженку Сан-Франциско – «гонконгского друга» – Сандро потом навещал многократно. «Заплывы» в столь удаленное от Петербурга место завершились лишь после смерти «самой хорошенькой» от туберкулеза. Еще у него была «портовая жена» в Нагасаки, в Японии, где Великий князь обретался несколько месяцев. «Подруги» и «жены» имелись и в других оживленных портах.
Естественно, что ни Цесаревичу, ни кому другому из родни о своих триумфах в публичных домах Александр Михайлович не сообщал. Знал, что его непременно осудят; по-другому и быть не могло. К тому же он несколько лет домогался руки дочери Александра III Великой княжны Ксении, а у такого претендента должна была быть безупречная моральная репутация.
Ксения Александровна была «без ума» от высокого, стройного брюнета, которого некоторые находили «самым красивым молодым человеком Династии». Старшая дочь Царя вообще долго его считала лучшим на всем свете.
Несколько лет княжна тайно любила Александра Михайловича, не смея и заикнуться «дорогой Мама́» о личных симпатиях. Хранителем этой тайны был Цесаревич Николай, который всеми силами старался помочь сестре и другу устроить их союз. Сделать это было чрезвычайно трудно, так как Мария Федоровна не питала расположения к Михайловичам, считая их несерьезными и чрезмерно эксцентричными людьми.
В конце концов все удалось устроить. 25 июля 1894 года состоялась пышная свадьба, и Сандро стал зятем Царя. Вскоре Александр III скончался, на Престол вступил друг Ники, и Сандро первые годы чувствовал себя чуть ли не соправителем государства. Однако постепенно эти иллюзии стали улетучиваться.
Николай II в первое время слушал советы двоюродного дяди, принимал многие из них к сведению, но со временем понял, что Сандро слишком самолюбив, чрезмерно амбициозен, его рекомендации и просьбы нередко вызывались лишь неуемным тщеславием.
Александра же Федоровна, которую с Сандро не связывали никакие воспоминания детства, все время ощущала неискренность натуры Великого князя. Такие люди всегда вызывали у нее настороженное отношение. Когда же стали выясняться некоторые подробности его личных пристрастий, то у Царицы возникла душевная антипатия.
У Ксении и Александра родилось семеро детей: Ирина (1895–1970), Андрей (1897–1981), Федор (1898–1968), Никита (1900–1974), Дмитрий (1901–1980), Ростислав (1902–1977), Василий (1907–1989).
Ко времени появления Василия Вликокняжеский брачный союз превратился в фикцию. К этому моменту у Сандро появилась «сторонняя привязанность», «черноокая красавица», с которой Великий князь познакомился в 1906 году в Биаррице. Внезапно вспыхнувшая взаимная симпатия быстро перерастала в серьезный роман.
«Мы часто оставались вдвоем. Она никогда не говорила: «Я не хочу этого, я хочу того». Она не строила из себя очаровательного котенка. Сказать по правде, я мог бы сохранить полный контроль над собой, если бы захотел. Но предпочел не захотеть. Возможно, мною двигало любопытство. Так или иначе, я стал нажимать не на тормоз, а на скорость. Я был готов изведать горечь на дне своего бокала».
Для Царского внука все это было «так мило», что он решил и дальше «жать на скорость» и предложил своей «Дульцинее» уехать на «какой-нибудь тропический остров» или в Австралию, где жить «под сенью пальм» и «наслаждаться шумом прибоя». Возлюбленная никуда отплывать не захотела. Тогда Великий князь придумал «тонкий ход». Он взял ее в свою семью гувернантской, положив ей «почти министерское жалованье».
Конечно, надо было уведомить хозяйку дома и все как-то объяснить. Сандро все и объяснил. Ничего не утаил. Сестра Николая II испытала потрясение. Сандро сам подробно описал эту невероятную сцену:
«Я все больше схожу с ума, не могу больше таиться от Ксении. Рассказываю ей все. Она тихо сидит, слушает, потом начинает плакать. У меня тоже слезы. Она вела себя как ангел. Сердце ее было разбито, но даже такую ужасную правду она предпочла лжи. Мы со всех сторон обсудили ситуацию и решили оставить все по-прежнему ради детей. Мы навсегда остались друзьями».
Супруга занемогла, но довольно быстро пришла себя. К тому времени великая княгиня была уже вполне «эмансипэ».
Сразу после женитьбы Сандро стал «просвещать» жену, стараясь вытравить из ее натуры «отсталые взгляды». В России кругом был Двор, нормы приличий и «шагу ступит» в сторону от положенного было нельзя. Сразу же заметят, осудят. Раскрепощение наступало лишь во время поездок в Западную Европу.
Там уж Сандро без стеснения водил Ксению по самым «рискованным местам». Кабаре, игорные дома, улицы «с плохой репутацией» особенно притягивали. Безмятежно любя своего мужа, принимая все его интересы, Ксения бывала там, где дочери Царя находиться было неприлично. Но обожаемый супруг давно убеждал, что «традиционная мораль устарела».
Великую княгиню особенно занимали проститутки. Выросшая в патриархальной семье, она испытывала непонятное волнение, когда видела женщин, «отдающихся за деньги любому». В письмах брату Николаю II нередко прорывалось то, что было их с Сандро «личным интересом». В 1898 году сообщала:
«Мы были три раза в Монте-Карло. Сандро опять везло, но последний раз и он, и я оба проиграли! Это очень увлекательная игра. Было много публики, но нарядной мало, т. к. сезон кончился. В залах воздух очень плохой. Мы ездили туда каждый раз с утра, завтракали там и затем играли и долго, возвращались в 5 часов». Посетив Ниццу, сочла уместным проинформировать царя, что там «много кокоток и вообще весело».
Париж давал особо много впечатлений. «Кафе «Амбассадор» открыто на бульваре, сцена в саду под навесом. Там всякие господа и мамзельки пели невозможные шансонетки и поднимали ножки! Затем отправились в скверный театр «Олимпия», где на сцене происходил ужасный балаган – какие-то два дурака в масках дули друг друга в продолжение получаса и все остальное в таком же роде. Весь театр был наполнен кокотками 2-го класса, которые визжали и делали всякий вздор».