вно должна уехать из Нью‑Йорка. Этим утром Мак впервые спросил, когда она вернется домой. Тоска по ребенку сдавила грудь. Ей нужно было вернуться в Ирландию сейчас, снова к своей настоящей жизни. Ее маленький мальчик скучал по ней, и она скучала по нему. Прошедшая неделя была наполнена пьянящим волнением, которого она жаждала в детстве, – фейерверком, который Росс, казалось, мог разжечь, просто посмотрев на нее. Мел нравилось засыпать с ним в обнимку или часами беседовать на самые разные темы: от политики до регби. Домашняя обстановка, простота их повседневной жизни на прошлой неделе дали ей ложное представление о том, каково это – жить с этим горячим, харизматичным и молчаливым мужчиной по‑настоящему, но он не был ее мужчиной, и она не хотела, чтобы он им был.
Рокки залаял и вылетел в гостиную. Сердце Кармел подскочило к горлу при звуке открывающейся двери квартиры и возбужденных воплей, когда Рокки приветствовал своего хозяина. Росс вернулся рано. Кармел не тронулась с места, сдерживая глупое желание выбежать к Россу со столь же восторженным приветствием. Нельзя сейчас быть мягкотелой. Это последняя ночь… Так оно и должно быть… Но когда Росс окликнул ее, сердце Кармел бешено забилось, и за всплеском возбуждения последовала тоска, которую невозможно было игнорировать. Кармел вышла в гостиную и увидела его, высокого, неукротимого и такого горячего в своем деловом костюме, одной рукой гладящего собаку, а другой срывающего галстук. Его пристальный взгляд остановился на ней, собственнический и напряженный – как всегда. И пьянящий прилив адреналина и желания пронзил Мел.
– Привет, как дела? – спросила она, смутившись, когда ее голос сорвался.
– Хорошо, – сказал Росс. – Теперь я наконец дома.
Слово «дом» эхом отозвалось в ее груди. Это не ее дом, это дом Росса, он не хочет, чтобы Кармел была здесь долго. Росс быстрым шагом подошел к Кармел, обнял ее и нежно прошептал:
– Пойдем в спальню.
Он поднял ее на руки и зашагал через комнату к винтовой металлической лестнице в центре большого помещения. Мел обхватила его ногами за талию и жадно поцеловала. Секс уберет эту тоску. Но когда они вместе ворвались в его спальню и начали срывать друг с друга одежду, жестокая боль в груди и безумное чувство отчаяния и растерянности отказывались уходить.
Росс медленно вышел, последние спазмы очередного бешеного оргазма все еще пульсировали в его организме, когда набухшая плоть Мел отпустила его. Он скатился с Кармел, растянулся, измученный, удовлетворенный, но все равно желающий ее снова и снова. Росс прикрыл глаза рукой, сдерживая сдавленный стон. Он овладел ею как сумасшедший. Снова. У него даже не хватило такта подождать, пока они поедят. Черт возьми, он даже не смог остановиться по дороге домой, чтобы купить еду им на ужин!
Почему этот голод продолжал усиливаться? Почему Росс не мог перестать думать о ней? Весь день. За последнюю неделю он потерял концентрацию на работе, сократил свой стандартный четырнадцатичасовой рабочий день до восьми часов, потому что не мог больше находиться вдали от нее. Сегодня утром он мечтал о ее стонах во время телефонной конференции по поводу чрезвычайной ситуации с контейнеровозом в Мексиканском заливе – и выставил себя дураком перед главой южноамериканского подразделения «де Кортни». Росс понятия не имел, что они обсуждали, когда коллега задала ему прямой вопрос.
Проанализировав случившееся, Росс вдруг понял, что виной была не только страсть. Это было что‑то большее. Он полюбил засыпать с ней рядом. Россу нравились пятна яркой краски в ее волосах после работы, которые он с удовольствием смывал после того, как они занимались любовью. Росса грели мысли том, что она будет дома вечером, ожидая вместе с Рокки, когда он вернется из офиса. Кармел заставила его понять, что он никогда по‑настоящему не считал свою квартиру домом до этой недели – что было нелепо, учитывая, что он владел ею более шести лет, с тех пор как переехал на Манхэттен. Но хуже всего было осознание того, как сильно ему будет не хватать всех этих вещей, когда она уедет завтра утром.
Кармел зашевелилась рядом с ним и села.
– Ты принес что‑нибудь на ужин? – спросила она.
Росс посмотрел на нее, неизбежный голод возродился, когда он впитал вид ее обнаженной спины. Его взгляд скользнул вниз к ее ягодицам.
– Не сегодня, – сказал он, не в силах остановить себя, протягивая руку, чтобы погладить мягкую выпуклость. Мел вздрогнула, и Росс поднял пальцы, чувствуя, как жар снова поселяется в паху. – У меня закончились идеи. Мы перепробовали практически все кухни, где я обычно беру еду, – солгал он, чтобы скрыть правду, что он не хотел ждать ни минуты дольше, чтобы снова увидеть ее. – Как насчет того, чтобы я пригласил тебя куда‑нибудь поужинать? – Он заставил себя спросить, хотя последнее, что он хотел сделать сейчас, – это покинуть квартиру. Точнее, кровать. Правда заключалась в том, что, если бы мог, он бы с радостью провел следующие четырнадцать часов, перед ее отлетом домой, глубоко внутри ее, потеряв себя в этой зажигательной физической связи. Он не хотел думать о том, что будет после ее ухода. И о сильном желании попросить ее остаться еще на некоторое время. Он даже придумал план: взять целую неделю отпуска впервые после смерти своего отца десять лет назад. Но он отказался от этой идеи по дороге домой.
Когда, черт возьми, Росс стал настолько одержим ею?! Это было бы смешно, если бы не было так чертовски тревожно. И действительно ли было разумно проводить с ней двадцать четыре часа в сутки, когда он и так каждую свободную минуту думал о ней?
Кармел улыбнулась той быстрой, щедрой улыбкой, которая всегда заставляла его сердце подпрыгивать в груди.
– Было бы великолепно. За последние несколько дней я мало что видела, кроме квартиры, – сказала она. – Но сначала я должна тебе кое‑что показать, – добавила Кармел.
– Я собираюсь быстро принять душ. Хочешь присоединиться ко мне? – спросил Росс.
Ее глаза потемнели от возбуждения, но она покачала головой:
– Если я сделаю это, мы никогда не выйдем из квартиры.
– Верно, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал легко и беззаботно, несмотря на разочарование и тоску. И осознание того, что он даже будет скучать по ней. Пора отступать, де Кортни. Эта одержимость выходит из‑под контроля.
Он спустил ноги с кровати, плотно прижимая одеяло к коленям. Возможно, это было хорошо, что Кармел уезжала завтра. Он зациклился на ней. Значение имели только отношения с сыном. До сих пор он никогда не страдал от одиночества.
Росс спустился на первый этаж и увидел Кармел, стоящую перед мольбертом, вечерний свет превращал ее влажные рыжие волосы в блестящее золото. Тоска камнем упала ему в живот. «Я не хочу, чтобы она уходила. Пока нет. Я не готов».
– Вот, что ты думаешь? – спросила Мел, направляя его взгляд на картину на мольберте рядом с ней.
Росс уставился на картину, на мгновение настолько ошеломленный, что потерял дар речи. Портрет, конечно, был изысканным, сходство поразительным, глуповатое обожание в выражении собаки было так мастерски передано. Но когда их глаза встретились, боль снова зашевелилась у Росса в животе.
– Это ты нарисовала? Для меня? – спросил он.
Росс был так поражен, что едва мог говорить. Он не мог вспомнить, когда в последний раз получал подарок. Его отец никогда его не баловал, а нынешние малочисленные друзья даже не знали, когда у него день рождения.
Однако этот подарок был не только уникальным, но и очень продуманным.
Как ей удалось так точно передать то, что он видел в своем питомце? Знала ли она, насколько ему важен был пес, хоть Росс и убедил себя жить без привязанностей?
И вдруг Росс понял. Он не мог позволить ей уйти. Тоска в его груди превратилась в черную дыру.
– Росс? Все в порядке? – Сердце Кармел подскочило к горлу.
Он выглядел пораженным, его взгляд метнулся к ней – вспышка паники в нем встревожила Кармел почти так же сильно, как тающая боль в ее собственном сердце. В эту долю секунды у нее возникла разрушительная мысль, что она влюбляется в него.
– Тебе понравилось? – хрипло спросила Кармел.
Ее угнетала мысль, что сердце Росса никогда не будет открыто для нее. Он не дал ни одного намека за прошедшие дни. Мел провела свое детство, разбивая голову о такую же прочную стену в поисках материнской любви. Теперь она была женщиной, и история могла повториться.
Росс снова заговорил, его голос был полон благоговения:
– Это невероятно.
– Я подумала, что могла бы преподнести это тебе в качестве прощального подарка, – сказала Кармел, полная решимости помнить, что их время почти закончилось. Она не могла поддаться этому стремлению, этой надежде, этой глупой потребности. Только не сейчас.
– Не уходи.
– Что? – спросила Кармел, уверенная, что расслышала его неправильно. Желая, чтобы он не почувствовал, как ее сердце дрогнуло.
– Не улетай завтра в Ирландию. У меня есть поместье на Лонг‑Айленде, которое я в основном использую для случайных выходных и деловых встреч. Но я не брал настоящего отпуска уже десять лет. Я бы хотел отвезти тебя туда.
– Я не могу остаться, – сказала она, расстроенная тем, что чуть не приняла его приглашение. Насколько далеко она зашла, если захотела осуществить безрассудную несбыточную мечту, когда она так скучала по своему маленькому сыну? – Мне нужно домой. Я нужна Маку. Я скучаю по нему.
– Я подумал, что мы могли бы полететь с ним, чтобы он мог провести время с нами.
– Ты… Ты серьезно? – спросила Кармел, потрясенная его предложением. Она не могла думать из‑за стука в груди. Росс слушал, когда она развлекала его историями о Маке, задавал много вопросов об их ребенке, но такого она не ожидала.
– Абсолютно. Если я собираюсь завязать с ним отношения, мне понадобится твоя помощь. Я ничего не знаю о детях. Это большой шаг для всех нас. Я не хочу совершить ошибку.
– Я потрясена, – сказала Кармел, потому что так оно и было. Но она не хотела питать несбыточных надежд. – Мне придется вернуться в Килдараг и забрать Мака, – сказала она.