— Но ведь этого недостаточно, — печально сказала Кэролайн, сердце которой болезненно сжалось.
— Не скажи! Никто никогда заранее не знает, какое решение примет судья. Никто не может сказать, каким свидетельствам он отдаст предпочтение. Именно поэтому мы постарались ничего не забыть, чтобы представить дело с самой выгодной для тебя стороны, — сказал адвокат.
— Но наше положение довольно шаткое, не так ли?
Дуг Хардинг немного помолчал.
— К сожалению, есть еще твоя деловая поездка в Лондон и все те мужчины, с которыми ты встречалась, — он имел в виду самые главные доводы Чарльза Годдарда. — И еще, почему ты не сообщила Годдардам о Джеке?
«Не сообщила им?!» — эти слова привели Кэролайн в полное негодование.
— Я пыталась сообщить им! — воскликнула Кэролайн. — Я дважды писала им, и оба раза письма вернулись нераспечатанными. И еще я звонила Эмили. Но она так и не ответила на мой звонок.
Адвокат выглядел озадаченным.
— Но они заявили, что узнали о существовании своего внука только благодаря своей знакомой миссис Риттенбахер, которая, в свою очередь, узнала о Джеке из статьи в «Ярких страницах».
— От миссис Риттенбахер и из «Ярких страниц»? — переспросила Кэролайн. — Нет, это Клиффорд Хэмлин, исполнительный директор «Годдард-Стивенс», рассказал им о внуке.
Дуг Хардинг покачал головой.
— Исходя из официальных документов и слов самого мистера Хэмлина, он не имеет к этому никакого отношения. По правде говоря, он звонил мне несколько раз. Предлагал написать финансовое обоснование и характеристику, если это потребуется.
Кэролайн была просто уничтожена этой новостью. Ну как она могла так беспочвенно осуждать Клиффорда? Сразу увериться в собственном мнении, что он предал ее, и даже не выслушать его объяснения? Она повела себя с ним просто отвратительно: вычеркнула его из своей жизни и из круга друзей, несмотря на то что он так много сделал для нее. Да, ей следовало как можно быстрее позвонить ему, извиниться и надеяться, что он простит ее.
— Кстати о письмах, которые ты писала Годдардам. Ты их сохранила?
Кэролайн горько улыбнулась.
— Да, сохранила. Они лежали в ящике моего рабочего стола, который совсем недавно перевезли в новый магазин. — Она немного помолчала. — Они сгорели при пожаре. Сгорели вместе со всем, что у меня было.
Адвокат тоже молчал. Эти письма могли бы очень помочь следствию. Без них у Кэролайн совершенно не было доказательств, что она действительно пыталась сообщить Годдардам о существовании их внука.
— Все просто ужасно, не так ли? — спросила Кэролайн, понимая, что пожар стоил ей не только магазина, но и самых важных документов, которые помогли бы перевесить чашу весов правосудия в ее пользу.
— Нет, все не так уж и плохо… — начал было Дуглас, он не мог больше видеть отчаяние на лице Кэролайн. Но тут он осекся и покачал головой. Он не в силах был обманывать эту женщину. — Ты очень мужественная и храбрая женщина, Кэролайн, и я хочу быть предельно честным с тобой. Боюсь, что наши дела плохи…
В этот же вечер Кэролайн позвонила Клиффорду.
— Не знаю, с чего начать мои извинения, — сказала она, радуясь, что застала его дома и что он не положил трубку сразу же, как только услышал ее голос. — Сегодня я видела своего адвоката. Он случайно упомянул, что Годдарды узнали о Джеке от кого-то другого, не от тебя. От женщины по имени Бетси Риттенбахер.
— Я пытался сказать тебе это. — Клиффорд явно волновался. — Но ты ничего не хотела слышать, не отвечала на мои звонки. Просто решила, что я предал тебя, и вычеркнула меня из своей жизни, даже не дав мне возможности объяснить…
— Знаю, и мне очень стыдно за себя, стыдно за свое поведение. Ведь, если говорить честно, я поступила с тобой так же, как Годдарды поступили со мной, когда я пыталась сказать им правду, что беременна, что родила Джека: они тоже отказались слушать меня, отвернулись от меня. Казалось бы, что из всех людей на земле именно я должна была в первую очередь понять, что ты чувствуешь, — но нет же, этого не произошло. Я и сама не могу поверить, что могла быть такой жестокой. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, Клиффорд, — это то, что я просто потеряла способность здраво рассуждать из-за постоянной тревоги о Джеке. Если я его потеряю, мне не жить.
— Я понимаю, — тихо ответил Клиффорд. — Именно поэтому я позвонил твоему адвокату и выразил готовность свидетельствовать в твою пользу.
— Да, я знаю об этом и очень благодарна тебе, Клиффорд. От всего сердца благодарна за то, что ты на моей стороне, невзирая ни на что. — Кэролайн подумала, что под внешней выдержкой и бесстрастностью Клиффорда скрывается по-настоящему золотое сердце.
— Я на твоей стороне, — подтвердил Клиффорд. — И всегда буду на твоей стороне. Надеюсь, что хоть теперь ты веришь мне?
— Да. Я правда верю, и мне хотелось бы найти нужные слова или сделать что-нибудь, чтобы доказать, что я тебе действительно верю.
— У тебя будет такая возможность, — ответил Клиффорд, в голосе которого чувствовалось облегчение. — Когда это дело будет закончено, мне хотелось бы увидеться с тобой. В Нью-Йорке или, если это лучше для тебя, то в Палм-Бич.
— С удовольствием, Клиффорд. Честное слово, — сказала Кэролайн.
Этот праздничный День Благодарения оказался самым ужасным днем в жизни Кэролайн. Ей не за что было благодарить судьбу. Ее магазин сгорел, она вот-вот потеряет сына. То, что случится потом, совершенно не имело для нее никакого значения. Они с Джеком провели этот день на прекрасной вилле Тамары и Ферди, но, несмотря на вымученные улыбки и твердое решение не портить никому настроение, Кэролайн не могла думать ни о чем, кроме Джека и предстоящего суда. Индейка по вкусу походила на сухие опилки, черничный соус — на вату, коллекционное вино — на уксус. Она не сводила глаз с Джека, который весело доедал уже третью порцию. Потом он поиграл в новую видеоигру, которую ему подарила Тамара, поплескался в бассейне и даже убедил неповоротливого Ферди поиграть с ним в прятки.
«В последний раз». Эта мысль не покидала Кэролайн. Она преследовала ее, как смертный приговор. В последний раз она проводит праздник со своим обожаемым сыном. В последний раз приехала с ним к Тамаре и Ферди. В последний раз смотрит, как он плещется в бассейне. Вечером она в последний раз выкупает его, почитает ему сказку, уложит в постель, поцелует на ночь. Время теперь измерялось не в месяцах, не в неделях и днях, а в часах. Слушание было назначено на понедельник, и в понедельник судья признает ее виновной, признает ее несостоятельной матерью, неподходящей для Джека и заберет ее ребенка — навсегда.
Спрятав глаза, наполненные слезами, за темными очками и чувствуя, что ее сердце превращается в камень, Кэролайн сидела одна на террасе, вдали от всех, наблюдая за весельем, царившим вокруг нее, за Джеком, который очаровывал буквально всех. За ее мальчиком… ее золотцем… смыслом ее жизни…
— С тобой все в порядке? — спросила Тамара, хотя и знала ответ. Она была просто потрясена, когда услышала о деле, которое возбудили против Кэролайн Годдарды, но она была потрясена еще больше, когда вернулась из Лондона в Палм-Бич и застала свою подругу в полном отчаянии, совершенно сломленную свалившимся на нее несчастьем.
Кэролайн подняла глаза на герцогиню и поняла, что не может дальше притворяться и говорить вежливые фразы.
— Нет, не в порядке, — ответила она.
— Может быть, и так, но ты не должна сдаваться.
— Знаю. Мистер Хардинг говорил то же самое, — сказала Кэролайн. — Но в конце концов даже он вынужден был призваться, что все не в мою пользу.
— А чего ты ожидала? Ведь он же юрист! — воскликнула Тамара. — Юристам за то и платят, что они представляют дело в самом черном цвете. Если бы они не предупреждали обо всех нюансах, которые могут обернуться против тебя, они не были бы юристами.
Кэролайн попыталась улыбнуться.
— Значит, у меня очень хороший юрист, — сказала она. — Остается только желать найти хоть какую-нибудь лазейку, которой можно было бы воспользоваться. Какое-нибудь еще доказательство, кроме поручительств моих друзей, в которых расписано, какая я заботливая мать. Они выглядят просто смешно на фоне «доказательств», которые собрали против меня Годдарды, не говоря уже о том, что у них есть деньги и власть…
— Если бы можно было раскопать хоть что-нибудь компрометирующее Чарльза Годдарда, — задумчиво сказала Тамара. — Что-то такое, что уничтожило бы эту гадюку раз и навсегда.
— Я знаю об этом, — голос Кэролайн был полон отчаяния. — Но что? Мистер Хардинг уже попробовал этот вариант. И раскопал только намеки на какие-то темные дела, ничего конкретного. Ничего, что можно было бы использовать в суде.
Это был один из немногих случаев в ее жизни, когда Тамара не знала, что можно посоветовать или предпринять. Наступило тягостное молчание — обе женщины задумались над судьбой Кэролайн.
— Хотела бы я знать, что нам делать, — сказала наконец Тамара. — Я чувствую себя такой никчемной…
— Не думаю, что мне сейчас может хоть кто-нибудь помочь, — тихо произнесла Кэролайн. Ее глаза наполнились слезами, а сердце сжала боль. — Не думаю…
Тамара обняла ее.
— Мне так жаль, — сказала она, покачиваясь вместе с ней. — Так жаль…
Чувствуя дружеское объятие Тамары, Кэролайн наконец разрыдалась, не в силах больше скрывать свое отчаяние и прятать слезы. Тамара отвела ее в дом, подальше от любопытных глаз.
— Почему ты плакала? — спросил ее Джек, когда она укладывала его спать.
— Я не плакала, — быстро ответила Кэролайн и отвела глаза.
— Мама! Ты всегда учила меня, что лгать нехорошо. Ведь я видел, как тетя Тамара обнимала тебя, а твои плечи дрожали. — Глаза ее сына, так похожие на глаза Джеймса, пытливо смотрели на нее. — Это из-за того «о-пе-кун-ства»?
Он все еще не научился произносить это слово.
— Да, дорогой, из-за «о-пе-кун-ства», — призналась Кэролайн. Заседание состоится через четыре дня. Нечего было ей притворяться перед Джеком.