— Хм. — Вера поставила бокал на стол. — Ты читал «Коллекционера»?
— Надеюсь, ты понимаешь, что и сама попадаешь под эту категорию? — Эмиль уронил локоть на стол, ухмыльнувшись.
Вера вздернула брови, четко осознавая, что явила на лице классические признаки эмоции удивления: расширенные глаза, округлившийся рот и вспыхнувшие щеки. Эмиль посмотрел на нее с усмешкой, взял телефон и быстро щелкнул камерой.
Она недовольно нахмурилась, отпрянув на спинку стула и скрестив руки на груди. Эмиль пытался отучить ее проявлять слишком яркие эмоции и грозился, что будет снимать ее на телефон. Теперь он постоянно так и делал — стоило ей удивиться или обрадоваться, он тотчас фотографировал ее и заставлял анализировать собственное лицо, чтобы лишний раз ткнуть носом в то, как Вера щедро транслирует свое душевное состояние.
Навалившись на стол, он сунул экран ей под нос.
— Большие карие глазки, ротик буковкой «о», соблазнительно приоткрытый, а еще эти светлые прядки волос — кукла Барби, не иначе. За год ты дважды стала жертвой психопата![1]
— Наверняка ты слышал про виктимблейминг, — съязвила Вера.
— Можно бесконечно продолжать защищать права жертв. Это даст плоды когда-нибудь в будущем. А сейчас нужно уметь за себя постоять и быть хоть сколько-нибудь осмотрительной. В архиве полиции Франции не наберется и нескольких десятков серийных убийц — лично я знаю ровно сорок шесть дел, датированных с девятнадцатого века. А ты за несколько месяцев успела словить двух! Двух маньяков на вот это личико «принцессы»!
Он скривился, попытавшись утрированно изобразить ее удивление.
— Сорок шесть дел? Всего? За сто лет? — удивилась Вера, не обращая внимания, как Эмиль зло зашипел, вытянув в ее сторону палец, когда она опять приподняла брови. — Не может быть!
— В США профайлеры ФБР из отдела поведенческого анализа занимаются только серийниками. Этот отдел нарочно был создан, еще в семидесятых. Агенты Джон Дуглас — ты читала его книгу «The killer across the table» — и Роберт Ресслер создали базу данных по серийным убийцам, объехав для этого все тюрьмы всех штатов. В Европе же ничего такого нет и в помине. — Он раздраженно откинул локоть на спинку стула.
То ли таблетки делали его таким нервным, то ли он переживал, что не пишет его дядя. Кристоф должен был прислать человека для какого-то нового дела, о котором Вера еще ничего толком не знала. Эмиль опять проверил телефон, отбросил его на стол и стал смотреть в окно.
— Никогда не придавала этому значения, — проговорила Вера. — Хотя, ведь какой сериал «Нетфликс» про ФБР ни возьми, их агенты действительно ловят только маньяков и серийных убийц. Думала, это такой штамп… Кому интересно смотреть, как студент ударил топором старушку? — Вера попыталась пошутить, но серьезность шефа было ничем не сдвинуть.
— Нет, какой студент, о чем ты! Отдел поведенческого анализа ФБР интересуют только серийные убийцы. И вылетают они на дело лишь после того, как выяснится, что работал именно серийник, — с сожалением бросил Эмиль. — Смотрела бы ты поменьше сериалов, тем более «Нетфликс»! Нет там правды. Если ФБР отпускает дело в СМИ, оно само пишет его четкий сценарий, корректируя факты, меняя имена, едва ли не полностью всю суть! Даже тру-крайм про Джефри Дамера и Теда Банди сильно отредактированы сотрудниками федеральной службы… Или ты думала, они щедро разбрасываются таким материалом? В общем, мы здесь, за океаном, по-другому работаем. И поэтому нам нужна другая типологизация. Кажется, что у нас меньше серийников, но только потому, что никто не пытается связывать дела в серии. А сколько висяков из-за этого! Серийные убийцы иногда завязывают, часто накладывают на себя руки, оттого что перестают получать кайф от смертей, и их убийства остаются нераскрытыми. Кажется, что во Франции много одиночных преступлений бытового характера. Больше студентов, сгоряча лупящих топором старушек, чем Ганнибалов Лектеров, четко продумывающих свои преступления. А что на деле, никто не узнает, если действовать не по накатанной, а пытаться корректировать. Полицейским нужны четкие структуры в головах, кого они ловят и зачем. И база не помешает…
— Ты считаешь меня «всеобщей любимицей»? — предприняла Вера еще одну попытку сменить тему.
— Ты эмпат, эмотивный тип. — Эмиль безнадежно махнул рукой.
— По-твоему, я совершенно бесполезна в бюро? Разве только постоянно служить приманкой для маньяков, — обиделась Вера.
Эмиль нахмурился и отвел глаза. Все чаще он испытывал стыд при упоминании о том, как безбожно использовал напарницу, потакая общению с лицами, которых подозревал в убийствах. Ругать ее за искренность, веселость, открытость он стал только теперь, но еще полгода назад сам же и толкнул в объятия психопата.
— Не бесполезна, — буркнул он, — напротив. Образование психолога — это круто. И в опросных беседах тебе нет равных.
Вера опустила голову, пряча улыбку. Шеф не был щедр на похвалу своим сотрудникам, хотя те порой рисковали жизнями.
— Мне кажется, я смогу тебя кое-чему обучить. Ты имеешь еще одно достоинство: как говорят на Востоке, разум новичка — пустой сосуд. Но тебе не хватает практики и ежовых рукавиц.
— Вот как? — Вера сложила перед собой руки, елейно улыбнувшись. — Хочешь поиграть в Пигмалиона? Или ты так сентиментальность проявляешь? Все-таки тебя чему-то научила та недавняя пуля. Неужели стал бояться смерти?
— Да, не сегодня-завтра это повторится, и когда-нибудь меня застрелят. Насмерть. Шучу. — На его лице скользнула трикстерская улыбочка, но он тотчас посерьезнел, его взгляд потяжелел. — Что, если я захочу кому-то передать свое дело? Кому бы я мог доверить «Детективное бюро Эмиля Герши»?
Он опустил локти на стол, сложил пальцы домиком и приподнял бровь. Всегда так делал, когда был настроен поспорить.
— Не представляю, — улыбнулась Вера.
Она была честна. Таких, как Эмиль, в природе не водилось.
— Тебе.
— Мне? — Она опять невольно расширила глаза.
— Мне что, щелбаны начать раздавать? — Лицо Эмиля вытянулось, и он прикрыл глаза. — Следи за лицом.
— Почему не сестре? — Вера проигнорировала его замечание.
— Зоя зациклена на истероидах. Остальные ей скучны.
— А Юбер?
— Он ленив. Ему неинтересно ловить преступников. Он годен только бумажки перебирать, вовремя оформлять сертификаты и лицензии.
— Но почему я?
— Ты эмпат. А эмпат — теневая сторона паранойяла, самой крупной рыбы среди маньяков! Мало кто знает, что настоящий, чистый эмпат готов загрызть насмерть за добро и справедливость. Ты думаешь, Махатма Ганди, мать Тереза, Жанна д’Арк — это личности, которым было жалко ближнего своего, просто топили за ненасилие? — Эмиль скривил рот. — Они добивались своих целей с завидной настойчивостью, которая свойственна разве что психопатам.
— Я не такая. — Вера вжала голову в плечи, наблюдая, как у Эмиля загорелись глаза теперь уже недобрым, опасным огнем, а на скулах выступил нездоровый румянец — редкий гость на его лице зомби со стажем.
— Ты дала бы себя убить, чтобы наказали Куаду. Помнишь его?
Вера опустила глаза — ее тотчас швырнуло в неприятные воспоминания.
— Мир не такой, каким нам кажется с первого взгляда. В тебе сидит воин. Его нужно выпустить наружу. — Он откинулся на спинку. — Доказать?
— Не надо, — пискнула Вера.
— Давай представим, что мы сейчас в этом кафе… играем в мафию. Знаешь такую игру? Кстати, ее придумал русский, студент факультета психологии Дмитрий Давыдов. Все здесь присутствующие, эти люди вокруг, которые сидят, пьют, разговаривают, — мирные граждане. Я и ты — шерифы, пара полицейских. И нам осталось вычислить мирного гражданина, подозреваемого в убийстве. Нет, — Эмиль сделал вид, что призадумался, сузив глаза, — подозреваемого в убийстве трех молодых женщин и одного мужчины. Вон посмотри на того, в сером костюме. Что скажешь о нем?
Вера сидела, закусив губу, старательно пытаясь не дать бровям взмыть на лоб.
— Ты не проверишь свой телефон?… — пролепетала она, теряя последнюю надежду. — Может, Кристоф уже написал, а ты пропустил?
Эмиль машинально схватил айфон, провел большим пальцем по экрану.
— Нет. Итак, что насчет того мужчины в сером костюме?
Вера вжала голову в плечи и обернулась, глянув за спину. Минуту она наблюдала за лысоватым французом с носом-картошкой, сидевшим аккурат за ней. Он что-то весело рассказывал группе молодых людей лет двадцати — двадцати двух. Кажется, это были студенты, а мужчина — их преподаватель. Он говорил о Ролане Барте[2], рассказывал о седьмой функции языка и постоянно подтягивал рукава легкого льняного пиджака к локтям, ему было жарко.
— Классический эпилептоид, — пробормотала Вера, повернувшись к Эмилю. — Он прямолинеен и топорен в суждениях, не приемлет критики, хотя, кажется, обсуждает с ребятами философию, которая требует гибкости мышления. Сам гибкость не проявляет. Я бы даже сказала, верится с трудом, что он философ.
— Хм, интересно. — Эмиль прикусил костяшку указательного пальца, точно он игрок в покер, а на кону стоял миллион. — Он может быть убийцей трех девушек и одного парня?
— Да. Четыре психотипа способны на убийство — паранойял, шизоид, истероид и эпилептоид, — отчеканила Вера, точно отвечала урок.
— А к какому архетипу ты бы его отнесла?
— Из твоей типологии? — спросила она и пожалела об этом, потому что Эмиль тотчас театрально закатил глаза. Все больше он проявлял нервозное нетерпение.
— Нет, из типологии Пер-Ноэля![3] — буркнул он.
— Хорошо. Этот похож на… на «очень важный месье». — И Вера не сдержала улыбки. Но Эмиль не заметил.
— А трое парней? Что с ними? — давил он.
Вера прикусила губу и опять украдкой посмотрела за спину, чуть сдвинувшись на стуле.
— Первый — «светлый романтик», из тех, которые витают в облаках, вечно в кого-то влюблены, а если нет, то в поиске музы, поэты, как Оуэн Уилсон из фильма «Полночь в Париже». Второй — «темный романтик». Такие вечно страдают из-за неразделенной любви, непризнанные гении, которым все вокруг мешают дописать великий шедевр. Он выглядит загруженным, все время поглядывает на ту кудрявую девушку, что за стеклом, не участвуя в общей беседе.