к Никычем — даже до поцелуев дело не дошло, но осаждают ее упорно все трое. И отказывать им, конечно, жаль. Андрюшка — хохмач, хранилище анекдотов. Димка — танцует страстно, как языческий бог. Ну а Ник Никыч из них самый скучный, зато подарки от души дарит — если шейный платочек, так из натурального шелка, если кольцо — то серебряное.
С Ник Никычем в итоге договорились на утро («А с обеда и допоздна у нас с бабулей культурная программа. Семейный обед, а вечером, понимаешь ли, филармония»). Андрюшку Лиза втиснула в дневное время — договорились гулять по парку и смотреть, как грачи прилетели. Ну а Димке повезло больше всех — пусть сопровождает ее в кофейню и в клуб ведет — за язык его не тянули, сам хвалился, что у него флаерсов полные карманы.
А бабуля краем уха слушает, как внучка вдохновенно назначает свидания, и только усмехается:
— Нахаленок ты, Лизочка! Издеваешься над мальчишками… Тебе хоть кто-то из них нравится?
— Нет, не очень. Но цветы-то нам с тобой нужны? И подарки? — вопрошает Лиза. И, хоть бабуля и не укоряет ее, обещает: — Вот переживем праздник — и сразу за диплом засяду, честно!
А пока можно и дурака повалять. Например, построить из дипломных карточек карточный домик и украсить его мимозными ветками.
— Смотри, ба, какая инсталляция! — хвалится Лиза.
Бабуля склоняется над хлипким сооружением, цепляет на нос очки, читает на одной из карточек:
— «Вот так квас, в самый раз! Баварский, со льдом, — даром денег не берем!..» Это, Лизочка, что?
— Это, бабуль, рекламу так в девятнадцатом веке делали, — вздыхает внучка. — А я вот теперь мучаюсь. Систематизирую…
— Уж такая измученная…
Бабуля любовно смотрит на веселую внучку (а что грустить, если весна и поклонников целых трое?). И склоняется к еще одной карточке, читает:
— «Целуй ту руку, которую не можешь укусить». Царь Соломон. — И удивляется: — А это здесь при чем?
— А это, ба, афоризм. Он был одним из источников рекламы, — вздыхая, объясняет Лиза. — От афоризмов, считается, современные рекламные девизы пошли. Ну как? Умная я?
— Не очень, — неожиданно возражает бабуля.
— Это еще почему?
— Афоризмов, что ли, на свете мало? — пожимает плечами бабушка. — Зачем было именно этот выписывать?
— Да ладно тебе, он классный! — хохочет внучка.
— Я бы на месте твоей Кирилловны обиделась, — поджимает аккуратные губки старушка.
Про Железную Ленку бабушка знает — Лиза ей чуть не каждый вечер жалуется.
— Не, ба, она каменная, — возражает внучка. — Ее такой ерундой не проймешь. Я ей даже знаешь что подсунула? Конфуция: «У обыкновенной женщины — ум курицы. А у необыкновенной — двух куриц». Я думала — она примет это на свой счет и взовьется…
— Неразумно, — осудила бабушка.
— Ха! Да ей хоть бы хны! Прочитала — и спокойно так говорит: «На мой взгляд, Конфуций не прав».
— Лизочка, а она замужем? — неожиданно спрашивает бабушка.
— Да ты с ума сошла! — пугается внучка.
— Нет? — уточняет бабуля.
— Вообще-то я точно не знаю… — теряется Лиза. — Но только кому ж такой сухарь нужен?! У нас ее даже декан боится… И кольца у нее нет. Сохлые, голые пальчики.
— Сохлые? А сколько ж ей лет? — не отстает старушка.
— Да она как мумия! Без возраста…
— А точнее?
— Ну, еще не очень старая, конечно. Лет тридцать пять. Но очки у нее страшней, чем у тебя. И волосы в пучке. И юбка всегда черная. В общем, мрак.
…И чувства юмора у Елены Кирилловны никакого.
Вот, например, велела она Лизе для той же первой главы собрать коллекцию иностранных слоганов: «на английском, на французском… в общем, на всех языках, которыми вы владеете». Тоже мне нашла полиглотку — у Лизы один «инглиш», и то со скрипом. И газет зарубежных они с бабушкой, разумеется, не выписывают. Так что пришлось, вместо того чтобы бродить по весенним улицам и смотреть, как снежная каша потихоньку обращается в ручьи, торчать в библиотеке за американскими газетами. Одно утешение: в Иностранке полно симпатичных, чистеньких иностранцев, в основном мужеска пола. С каждого, кто пытался подклеиться, Лиза требовала рекламный девиз — и молодые люди честно морщили лбы, вспоминали, да и на нее поглядывали с уважением: вот, мол, какие в России есть серьезные и ответственные студентки. Слоганов, на радость Елене Кирилловне, набралось на полблокнота, и вечером Лиза, истинная пай-девочка, угнездилась на диване в обнимку со словарями: переводить.
Бабушка обрадовалась: внучка в кои-то веки дома — и взялась по такому поводу печь оладушки… да только Андрюха помешал. Заявился без звонка, но с ворохом мимоз и свежих анекдотов. Уничтожил большую часть оладьев, разрумянился, повеселел — и ну над ее слоганами издеваться. Хмурит лоб, рвется, для солидности, нацепить на нос бабушкины очки, прокашливается, будто заправский лектор:
— Так, дословный перевод… «Печенье „Бэла» — самый полезный продукт десятилетия»… ну, это скучно. Пишите, Елизавета: «Кто печенье „Бэла» жрет, тот здоровеньким помрет». Готово?… Так, следующий: «Порадуйте супругу новой машиной!» Господи, одна беда от этих жен. Ну ладно, запиши так: «Вся в слезах моя жена — тачку грохнула она!»
…Отбыл Андрюха поздно, уже первые воробьи начали чирикать, а слоганы так и остались без нормального перевода. Лиза, вздыхая над крепким кофе и словарями, пыталась сделать хоть что-то — утреннюю консультацию с Железной Ленкой ведь не отменишь! И в итоге выполнила задание серединка на половинку: где подстрочный перевод дала, а где и Андрюшкины шуточки записала.
Елена Кирилловна — по случаю раннего утра особенно сухая и хмурая, — разумеется, пришла в ярость:
— «Духи «Октавия» — королевская вспышка для красавицы»?! Елизавета, вы хоть сами-то понимаете, что пишете?
— Понимаю, — отчаянно защищалась Лиза. — «Flash royal for pretty woman», как еще-то перевести? «Флэш» — по-русски вспышка, «рояль» — королевский, что неправильно-то?
— Вы, Елизавета, в казино когда-нибудь бывали? — вдруг спросила Кирилловна неожиданно жалостливым тоном.
— Где?! — опешила Лиза.
— Ясно, — вздохнула Железная Ленка. И объяснила: — «Флэш рояль» — это устойчивое словосочетание. Означает наивысшую выигрышную комбинацию в покере. Десять, валет, дама, король, туз одной масти. Оплачивается сто к одному. Странно, что вы не знаете таких элементарных вещей.
Ну, Кирилловна! Ну, растоптала!
— И часто вам, Елена Кирилловна, «флэш рояли» выпадают? — не удержалась Лиза. — Каждый раз, наверно, как казино посещаете?
А про себя подумала: «Да в казино же этот, как его… фейсконтроль. И туда в таких бесформенных юбках определенно не пускают».
Железная Елена оставила ее реплику без ответа.
— В общем, так, Лиза. Нужно все переделать. К завтрашнему дню. И пожалуйста, повнимательнее. Без «королевских вспышек».
Снисходительная улыбка. Ненакрашенные губы презрительно сжаты, и на их фоне убогая белая кофточка (учителя-народники, наверно, в таких же ходили) кажется особенно блеклой.
«А ведь Ник Никыч меня сегодня на горных лыжах кататься звал… — в отчаянии подумала Лиза. — А у Димки — флаерсы в новый рок-клуб…»
— Может быть, лучше послезавтра? Чтобы я успела как следует все проработать? — предложила Лиза.
— Нет. Завтра в девять ноль-ноль, — отрезала неумолимая Кирилловна. — Задание на самом деле элементарное.
И поцокала прочь — прямая, непреклонная, со смешным, заколотым примитивными шпильками пучком.
Лиза не удержалась — показала ей вслед язык. И, вздыхая, полезла в сумочку за мобильником — отменять и горные лыжи, да, пожалуй, и ночной клуб.
На следующее утро — от целого дня за словарями она, кажется, сама иссохла! — Лиза снова спешила на встречу с Кирилловной. Настроения, конечно, никакого, глаза щиплет — даже бабушкины компрессы из спитого чая не помогли. Зато ученая дама — будто в нее по закону компенсации все Лизины силы перетекли — сегодня пребывала в благодушии. Один раз даже — верите, нет? — неохотно разомкнула неумолимые губы и похвалила:
— Ведь можете, когда захотите! Почему только так редко, а?
Лиза тяжело вздохнула, пробормотала:
— Так весна же, Елена Кирилловна…
— В смысле? — Удивленно вздергивает брови, мимолетно смотрит в окно, на дождь со снегом и хлесткий ветер.
— Ну, все оживает, — попыталась объяснить Лиза. — Обновляется. Поэтому тяжело за учебниками сидеть. Хочется чего-то особенного. Нового. Хотя бы просто бродить по бульварам и ждать, пока выглянут подснежники. А вместо этого приходится в библиотеке торчать.
И тут Кирилловна выдала, со смеху можно умереть:
— Во-первых, в Москве подснежники не растут. А во-вторых, разве диплом — это не новое? Не особенное? Тема у вас интересная, материала по ней много…
Лиза только вздохнула. Не объяснять же, что даже вчера, корпя над переводами слоганов, она то и дело поднимала глаза от словарей — и улетала. Куда-то вдаль, в неизведанное. Где пахнет магнолиями и морем, где небо — словно бархат, тканный золотом звезд. И где все мужчины, даже ее немудреные поклонники, Андрюшка, Димон и Ник Никыч, носят элегантные фраки и склоняются перед дамами в сдержанных поклонах.
— Или у вас, Лиза, несчастная любовь? — вдруг спросила Елена Кирилловна.
Вопрос прозвучал с нескрываемой иронией.
«Что бы ты понимала в любви!» — хмыкнула про себя Елизавета. И снова вздохнула и честно ответила:
— Нет никакой любви. Просто постоянно тянет куда-то. И хочется чего-то… А чего именно — даже сформулировать не могу…
Впрочем, тут же о своей откровенности пожалела, потому что Елена Кирилловна не преминула уколоть:
— Да, формулируете вы пока еще плохо. Будьте добры, к следующему разу…
И потянулся список — девять рекомендуемых книг, собрать и перевести еще не менее ста рекламных девизов и тезисы по первой главе наконец подготовить. В общем, весна точно пройдет мимо — за окном солнце и вольный ветер, а ты в библиотеках киснешь… Поскорее бы уж спихнуть этот диплом — и на работу пойти. Настоящей рекламой заниматься, а не по учебникам. Конечно, работа в рекламном бизнесе — тоже не сахар, но там хотя бы таких Железных Ленок нет. Придирчивых. Въедливых. В немодных, ниже колена, черных юбках.