– Валентина Николаевна, вот вы какая… разговорчивая, ей Богу. Ерунда осталась, погодите. На чём я? Они к моему приезду успели уже разок сплавать, нашли бункер, и по наивности решили, что там какие-то секреты…
– О, Господи… Я надеюсь… – начала Валентина Николаевна, но Лин её прервал:
– Все живы, слава Богу. Но это не я, это Пятый успел их остановить.
– А что мне ещё оставалось? – пожал плечами Пятый. – Стоять и смотреть? Простите, но я этого делать не умею.
– Дзеди, это, я надеюсь, не воздействие?
– Нет, – ответил тот. Они посмотрели друг на друга с непонятным выражением – недоверие, страх, надежда… трудно читать выражение лиц, наполовину скрытых очками. – Хотя всё шло к тому… оставим. Потом.
– Согласен.
– Ну что, немножко проясняется ситуация? – спросил Юра у притихших людей. – Или не очень?
– Не очень, – Саша встал, прошелся по комнате. – Кое-что, так… отрывочно. Вопросы можно задавать?
– Можно, – ответил Лин. – Только я предполагаю, что пока вам лучше будет их задавать не нам, а, например, Валентине Николаевне или Юре. Если я правильно понял, вас интересовал проект «Сизиф». Для начала поговорите с людьми. С нелюдями можно и позже. Мы не обидимся.
Лин вышел.
– Давайте все разговоры отложим на «после чая», – попросил Юра.
– Но почему? – удивился Игорь Юрьевич. – Он же сам сказал, что…
– Признаться, хочется немного разобраться в ситуации, – задумчиво сказал Юра. – Финиш полнейший – из рейса и сразу к нам. Так не бывает!…
– Почему? – спросила Марьяна.
– Да не знаю я… но правила довольно строгие. Они никогда не появлялись у нас раньше, чем через месяц после рейса. И уже несколько лет не появлялись вместе. То, что сейчас происходит – нонсенс не только для вас. Поймите правильно, но… рейс длится пять лет, а за пять лет можно просто очень сильно устать. По крайней мере я так считаю.
– Сколько им лет?… – спросил Игорь Юрьевич.
– Им-то? Я не считал, но где-то по сто двадцать будет. Может, чуть больше. А что?
– Как – по… но… – Стас потряс головой. – Бред какой-то.
– Я сам этого не понимаю. То ли наш один год – как их пять, то ли ещё что.
– Ладно, допустим. Хорошо. Но откуда вы-то их знаете? – спросил Игорь Юрьевич. – У меня, признаться, голова идёт кругом. Сколько загадок за всю жизнь решил – но ни с чем подобным не сталкивался. Я в тупике.
– Так всё просто, – усмехнулся Юра. – Мы все – и Валентина Николаевна, и моя жена Лена, и сам я – работали на третьем предприятии. Там мы все, собственно, и познакомились. Валентина Николаевна была фельдшером, Елена – её помощницей. Я был надсмотрщиком.
– Кем-кем? – удивлённо спросил Саша.
– Надсмотрщиком. Вы в курсе, что там вообще происходило, на предприятиях? – спросил Юра.
– Не совсем… так, в общих чертах, – признался следователь. Он смотрел на Юру – своего ровесника… но Юра казался старше, несоизмеримо старше следователя. Словно он прожил не одну, а три жизни.
– В общих чертах это передать невозможно, – жестко сказал Юра. – Испытание биологического материала… и, по мере надобности, его утилизация. Простите, что я спрашиваю, но… вы видели смерть? Извините за несколько киношную формулировку, но иначе сказать нельзя.
– Я видел, – ответил следователь.
– И сколько смертей в неделю вы обычно видели?… А самому вам убивать приходилось? Часто? Или нет?… Молчите? – спросил Юра у притихших слушателей. Ему никто не ответил. – Конечно… Я попал туда молодым, сразу после армии, после Афганистана. Двадцать один год мне был, пацан совсем. Ни отца, ни матери. Идти некуда, в село жить ехать… неохота. Однажды мне позвонили, под вечер. Я, кстати, тогда уже хорошо выпивать начал… разрядки хотел, от самого себя освободиться. Я, спьяну, и согласился. А как проспался… ой, мама родная!… Я сейчас объясню. Есть «тимы». «Тим» – команда из десяти «рабочих»…
– Кто такие рабочие?
– «Рабочие» – это то, что производил институт, а потом и комбинат Очаково-4. Тот самый биологический материал. Почти что люди. Почти разумные. Команды они хорошо понимали, слушались… правда, не говорили, но… Ой, Господи вседержитель… страшны они, конечно, были, но… это ведь не главное. Понимаете, в «тим» привозят, к примеру, десяток 6/11…
– Это что? – спросил следователь.
– Индекс модели. Так вот. Привозят, сдают. К ним – документация. Месяц – режим А, к примеру. Это значит, что они будут по двадцать часов таскать ящики весом пятьдесят килограмм. Затем полтора месяца – режим Д-3. Это значит, что потом они будут таскать ящики в сто кило весом, да и кормёжку им сократят вдвое. Потом месяц – ещё режим А. Ну, это для тех, кто не сдохнет во время Д-3. Потом…
– Мы поняли, – сказал Игорь Юрьевич.
– Нет, вы не поняли, – отрицательно покачал головой Юра. – Вы видели залы или нет?
– Залы – это комнаты с наклонным полом? – спросил Стас.
– Именно. Вагонетка, рельсы… Эти «рабочие» мёрли как мухи, первые месяцы меня, к примеру, просто наизнанку выворачивало только от запаха. Утилизацию проводили раз в неделю, а за эту неделю в «тиме» могло скопиться несколько трупов. Четыре, пять… первое время новые люди ещё как-то пытались помочь «рабочим» – давали роздых, оставляли поспать… Потом это проходило. Падает – добей. И все дела. Если есть возможность – кинь в шахту сразу. Если нет… оттащи в сторону. И всё. Если в «тиме» совсем уж пусто – посылай запрос, ещё привезут. Не проблема, тех же 6/11 гнали конвейером, по несколько тысяч в партии. Так что бери – не хочу. Надсмотрщики часто спивались, некоторые сходили с ума, пускали себе пулю в лоб… Этому никто толком не препятствовал, как я сейчас понимаю. Ну зачем на четвёртом подземном этаже нужен «Калашников», когда «рабочие» от одного вида плётки в панику впадают?… Я вот тоже понять не мог…
– А вы долго там проработали? – спросил Саша. Он сидел на ручке кресла, в котором сидела Марьяна, и крепко держал её за руку. Марьяна стиснула его пальцы так крепко, что ему на секунду стало больно.
– Долго, – ответил Юра. – Мне хватило на всю оставшуюся жизнь. Если бы не рыжий и Пятый, я бы, наверное, там так и помер. Либо спился бы, либо ещё что… насколько я в курсе, там никого живого не осталось. Так или иначе, но погибли все…
– А что они там делали? – спросила Марьяна.
– Что делали… жили в «тиме» номер восемь на правах «рабочих». Вспоминать не хочу, каким дураком я тогда был. Я ведь наравне со всеми остальными их мочил несколько лет почём зря, а потом… Пятый меня спас. Там какая-то нечисть завелась в зале. Я до сих пор не пойму, что произошло, но думаю, что она бы мной пообедала, если бы не он.
– Стас, ты помнишь свою стену? – спросил Саша. Стас кивнул. Значит, не показалось. Ой-ой-ой…
– Так она там до сих пор есть? – изумился Юра. – Не думал… Ей же там жрать нечего, она же чаще всего «рабочих» поедала. Приходишь так иногда в смену – а «тим» пустой. Подчистую вымела. Как он меня вытащил… я потом целый день по городу бродил, и всё думал – что же я такое делаю?… Стыдно стало. По-настоящему. Первый раз в жизни. Ну, поехал к ним, извиняться… Извинился, а потом и с Валентиной сошёлся, и с Леной… Это уже под самый конец всего безобразия было. Потом… знаете, что? Я сначала разрешения спрошу у них.
– Хорошо, – пожал плечами следователь. – О чём речь…
– Давайте я схожу, спрошу, – предложил Саша. Ему хоть на секунду хотелось остаться одному. Осмыслить. Как-то понять… нет, не понять, а принять то, что происходит. В глубине души он всё ещё сомневался. Фарс?… Но ради чего, скажите на милость? Ради эффекта? Бред…
Саша прошёл к кухне и нерешительно остановился в дверях. Лена, Юрина жена, сидела за столом, напротив неё села Валентина Николаевна, Пятый сидел на подоконнике и курил.
– Приехали, – констатировала Валентина Николаевна, тоже прикуривая. – Дожили, нечего сказать. Слушай, а что ты намерен делать дальше?
– Что… – Пятый пожал плечами и улыбнулся. – По-моему, всё предельно ясно. Времени мало, скоро надо будет двигаться.
– Это каким, интересно, образом? – поинтересовалась Валентина.
– Общепринятым, – ответил Пятый. Вытащил из нагрудного кармана какоё-то предмет – несколько десятков продолговатых мутных зёрен, запаянных во что-то гибкое и прочное. – Иначе не получится. Сами понимаете.
– Ты уверен?… – с сомнением спросила Лена. Он кивнул. – Слушай, а почему эти такие маленькие?
– Последнее поколение. Кстати, эти и помощнее немного, чем тот, который я тогда отдал тебе.
– Простите, а что это? – спросил Саша, входя на кухню.
– Любопытство хакера погубит, – отозвался Пятый. – Это детекторы. Тридцать штук. И нечего делать такие глаза. Вы еще скажите, что компьютера никогда не видели.
– Да я… я просто, понимаете ли сам как-то… один вопрос – как им, таким, пользоваться? Его куда-то ведь надо запихнуть… если это, конечно, и впрямь что-то вроде процессора…
– Догадливый, – улыбнулся Пятый. – Компьютер без человека не работает.
– Слушай, тьфу на тебя! – взвилась Валентина. – Покажи, тебе что – жалко что ли?
– Нет, конечно, – пожал плечами Пятый. И кивнул.
Посреди кухни повис матовый многоугольник, грани которого были чистыми. Внезапно многоугольник развернулся и образовал полукруг, на нем появились и мгновенно исчезли три ряда знаков. Потом поверхность полыхнула ярким желтым огнём, откуда-то сбоку на неё стали выезжать маленькие красные символы. Не буквы, а именно символы.
– Простите, что медленно, но я в визуал давно не входил, – негромко проговорил Пятый. – Я постарался приблизить к вашим операционным системам… насколько это было возможно… Просто мы не используем символьный шрифт, а наш расшифровывается так себе…
– И какой же шрифт принят у вас? – Саша сделал ударение на слове «вас».
– Эмоциональный и… чёрт, не переводится…
– Ты ещё скажи – аналога нет, – отгрызнулась Валентина. – Сколько ты лет этим меня мучил – не передать.
– Да ладно вам. Саша, поймите, у нас нет таких понятий, как у вас. Основа другая. Любая информационная система, в теории, может быть как-то изменена. Только подход к изменению можно найти разный. Можно сесть за клавиатуру и поломать себе голову, как это делаете вы. А можно пропустить информацию через себя самого. Почувствовать её. Осмыслить. Так это делаем мы.