когда он своими силами открыл бизнес, подружившись с нужными людьми, а потом познакомился с моей матерью. Они часто рассказывали, какой романтичной у них была свадьба, чтобы это слово ни значило, и какими замечательными были первые дни в качестве супругов.
Я же смотрел на них как на идиотов и совершенно не понимал, о чём они, чёрт возьми, говорят. Что значат эти их дурацкие улыбки, которые появляются на лице, когда они смотрят друг другу в глаза, что значит их поцелуй, и почему они так по-идиотски выглядят, когда держатся за руки?
Всё это было не для меня и не про меня. Что-то чужое и непонятное. Но такое, про что адски хотелось знать. Потому что я ненавидел оставаться в неведении. Контроль в таких случаях как будто ускользал с моих рук. Просачивался сквозь пальцы, как вода.
Сколько было попыток родителей найти мне девочку, с которой я видел бы желание провести всю свою жизнь. А я спросил бы их: «Зачем кому-то нужно кого-то любить? Как можно желать провести жизнь с кем-то одним? Зачем вы просто не слушаете свой разум, не размышляете о том, чего вы желаете, и не используете человека для достижения своих целей? Почему бы вам просто не улыбаться в лицо и делать всё, чтобы взять своё?». Но я не спрашивал, потому что плевать мне было на их мнение.
Они бы меня не поняли. Ведь я совсем другой. Не такой как другие.
Машина проезжала мимо баров и клубов, и я вспоминал, как в одном из них цеплял девочек в развратных одеждах, которые и там и тут просвечивали их груди и задницы. Вспоминал, как стоило мне лишь заказать дорогой коктейль любой из них, и каждая уже была готова отсасывать мне прямо за барным столом.
С Лондоном было связано многое, но помнил я гораздо меньше. Потому что многое я просто старался не вспоминать. Например, тот период в моей жизни, когда отец с матерью серьёзно поссорились и разъехались на какое-то время. Мама забрала меня и поселилась в своей роскошной квартире, которую отец купил ей в качестве свадебного подарка в элитном районе Лондона.
Мы жили вдвоём.
И на этом я резко обрывал всё остальное.
Когда мысли закончились, мы уже подъезжали к особняку. Ворота нам открыли в мгновение, едва мы показались на подъездной дороге, вымощенной камнем.
Я вновь взглянул на часы; время к приезду людей, которых я в лицо называл друзьями, подходило. Выйдя из автомобиля, я поправил пальто, провёл руками по волосам и встретился с одной из тех девочек, которые встречали меня у порога.
Швейцар открыл мне дверь, и я вошёл в дом.
– Здравствуйте, мистер Максвон, – улыбнулась горничная и принялась снимать моё пальто. – Добро пожаловать домой.
– Всё готово? – спросил я.
Она оглянулась на секунду и кивнула.
Отлично.
Сперва я поднялся в свою комнату и обнаружил уже подготовленную для меня одежду, висящую на дверце шкафа: чёрный сюртук с едва уловимым блеском, длиной до колен, с узкой талией и широкими полами, прямые брюки с узкими штанинами и белая рубашка с высоким пышным воротником, украшенная галстуком. Эта одежда казалась издевательством над комфортом, но я, идя против желания одеться как обычно, натянул штаны на ноги, рубашку и сюртук поверх неё.
Вскоре я, выглядя как джентльмен викторианской эпохи, вышел, миновал коридор, ведущую к лестнице и спустился вниз. Я прошёл к двойным большим дверям, открыл их и оказался в гостиной – в том помещении особняка, в котором чаще всего проводил время, когда родители находились дома. Сейчас же гостиная отличалась от того привычного мне вида.
Я почти никогда не отмечал свои дни рождения дома, предпочитая справлять их в каких-нибудь ресторанах, которые бронировал на весь день до самого следующего утра. Но на этот раз
мне хотелось пропитать свою кровать чьей-нибудь кровью,
и оттого, наверное, позвал всех сюда.
Да, я жутко хотел повторить всё.
Быстро осмотрев шары, свечи, закуски, напитки и накрытый стол в гостиной, подготовленные к празднованию, я подошёл и оторвал одну красную виноградину, которую тут же отправил в рот.
– Вы уже вернулись, мистер Максвон, – раздался голос за моей спиной, и я с удовольствием обернулся.
– Как видишь, Аника. – Ненавязчиво улыбнулся ей, будто рад её видеть. Хотя я и в самом деле был этому рад. Вид её золотистых волос меня странно успокаивал. – Ты отлично справилась со своей задачей.
– Вам нравится?
В голосе Аники прозвучала такая надежда, будто от моего ответа зависела её жизнь, что я улыбнулся этому факту.
Ищет моего одобрения. Хорошая девочка, знающая своё место.
– Да, – кивнул я. – Я не похож на человека, который может любоваться шариками, но именно это я сейчас и делаю.
Она слегка засмеялась.
– Что ж, рада, что вы остались довольны. Я очень волновалась, честно говоря, и боялась разочаровать вас.
– Очень зря.
Люблю это приторное притворство.
В ответ она мне улыбнулась, и я запомнил её блестящие от радости и гордости за себя глаза. Замечательное выражение лица.
В гостиную вошла Лола. Сейчас она была одета не в привычное платье и белый фартук, а в обычную повседневную одежду. Это значило только одно – настал её выходной.
– Вы уже приехали, мальчик мой дорогой, а я вот уезжаю к своим детям, – сказала она с отдышкой, ведь тянула за собой большую сумку.
– Позвольте мне вам помочь, – предложил я и подошёл к ней, раздражаясь её жалким попыткам тащить свой багаж, который портил мне дорогой паркет.
– Спасибо! Как мило с вашей стороны.
Я отмахнулся, вешая лапшу ей на уши, и мы покинули Анику.
Я дотащил сумку прямо к подъехавшему такси, ожидавшему Лолли, и помог загрузить её в багажник. Лолу так и подмывало расцеловать меня, но она ограничилась одним лишь своим поглаживанием меня по голове, как будто я был грёбаным ребёнком. Думается мне, что она пыталась относиться ко мне как к сыну, ведь мечтала однажды трахнуться с моим отцом.
– Пожалуйста, Тони, не обижайте Анику, – сказала она перед тем, как сесть в машину. – Она очень хорошая девочка.
После этого машина тронулась, и она наконец уехала, улыбаясь мне через открытое окно, а я не сумел сдержаться от многозначительной ухмылки.
Возможно, Аника и в самом деле очень хорошая девочка, но надолго ли это продлится в этом доме?
Этому, может, придёт конец, когда я присвою её себе? Сделаю своей любимой игрушкой?
Она меня интригует с первой минуты, как появилась. Своей внешностью, своими волосами, своими глазами. Она, нахрен, интригует меня иначе, чем другие девочки, которых я хочу распотрошить.
Это какой-то нездоровый интерес. Раньше такого не было.
Мне ещё предстоит выяснить, в чём же здесь дело.
Я простоял на улице под пасмурным небом не менее получаса. Тучи становились темнее, обещая дождь, а туман – гуще, будто превратив мой двор в кладбище. Я фантазировал,
что убиваю девочек и хороню прямо под своими ногами, а потом хожу по ним, слыша великолепное пение из могил, состоящее из мольбы пощадить. Да, я представлял, что хороню их заживо, а они потом долго кричат, моля меня о помощи. Я представлял, что стою и сжимаю между пальцев их каштановые пряди, которые срезал и оставил себе.
От вырисовавшейся восхитительной картинки в голове я громко вздохнул, не желая прекращения всего этого чудесного безумия, ведь
двор теперь гудит от женских голосов и плача, доставляя меня истинное блаженство и…
– Энт, дружище! – раздался голос, снося стены, которые я возвёл вокруг себя, чтобы получше услышать эти крики.
Мне пришлось очнуться.
Я поднял взгляд и уставился на подъехавшие машины. И на физиономию Бобби.
Распахнув свои руки, он шёл ко мне, а когда всё же приблизился, крепко обнял.
Я ненавидел объятия и терпел их всю свою жизнь, потому что людям положено обниматься с семьёй, друзьями и своими вторыми половинками. Я делал это, чтобы казаться всем «своим». Так было удобнее вписываться в общую картину мира и не отличаться от других.
Хотя я ещё с детства начал осознавать, что я другой.
– С днём рождения, братан! – Бобби хлопнул меня по плечу.
Я оглядел около десяти человек, которых он притащил в мой дом. Большинство из них я конечно же знал. Исключением стали лишь пару девочек, что оценивали меня и пожирали глазами. Я прошёлся взглядом по их платьям с корсетами, которые они затянули так, что я почти смог бы обхватить их талию всего одной рукой. В результате этого их пышные груди были выпячены вперёд и подтянуты, тесно прижавшись друг к другу.
От вида их тел я не смог удержаться от очередных размышлений о девочках.
Меня забавляло то, как они все говорят о ношении одежды, не скрывающей их форм. Они говорят, что носят их исключительно для себя. Они любят отказываться от бюстгальтеров, и у них от этого под тонкими тканями выделяются соски. Они любят кричать о том, что это не для мужчин.
Но всё это такая грёбаная ложь.
Набивают себе цену. Привлекают внимание. Хотят, хотят и хотят.
– Кстати, Энт, знакомься, – произнёс Бобби, притянув за плечо девочку, чьи каштановые
каштановые
каштановые
волосы были уложены гелем назад, а поверх была надета аккуратная шляпка с сеточкой. У неё была точно такая же белая кожа, как и у того трупа, который сейчас лежал у меня в кабинете. – Это Патриша Кларк. Дочь английского магната Хантера Кларка. Ты же вроде знаком с ним, да?
– У нас было несколько общих проектов, – ответил я, а сам не отрывал взгляда от гостьи. – Приятно познакомиться, мисс Кларк. Я Энтони.
– Я знаю, кто вы, – произнесла она, ухмыльнулась мне и протянула руку, которую я поцеловал. – С днём рождения.
Она протянула мне перевязанную атласной красной ленточкой подарочную коробку с бутылкой хорошего алкоголя внутри.
Подарок. Этот взгляд. Слегка коснувшаяся губ ухмылка. Задержавшаяся ладонь, пока она вручала коробку…
Она хотела моего внимания.
Замечательно.
– Спасибо, – кивнул я, затем хлопнул пару раз в ладоши и громко добавил: – Прошу всех в дом. Нечего вам мёрзнуть на этом жутком холоде.