– Тони, милый, подойди сюда.
Я заглянул в гостиную и увидел свою мать, сидевшую перед камином на кресле, держа в руке бокал с вином.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Нет, ничего. – Она улыбнулась и указала рукой на стоявшее перед ней кресло. – Садись. Я просто хочу провести немного времени наедине со своим сыном в его день рождения.
И я сел перед ней.
Старая сука посмотрела в окно, разглядывая капли дождя, врезающиеся в стекло, и наконец начала говорить охрипшим и каким-то мрачным голосом:
– Я помню твой тринадцатый день рождения. В тот день лил точно такой же дождь.
Я ничего не ответил, а внутри всё сжалось.
Выкинуть, выкинуть, выкинуть…
Не думать. Не думать. Не думать…
Взглянув на часы, я очень пожалел и о том, что вообще кого-то пригласил на свой день рождения вместо того, чтобы просто провести его как любой другой обычный день. На завтра у меня назначена очередная серьёзная встреча, послезавтра – мероприятие, где мне предстоит познакомиться с одним влиятельным человеком, который в будущем вполне может стать нашим деловым партнёром. А я уже сегодня достаточно уставший, чтобы вообще об этом всём думать.
– Как прошла вечеринка? – спросила мама.
– Неплохо.
– Я слышала, ты провёл время с девушкой у себя в комнате.
Впервые за долгое время я почувствовал небольшое волнение, тут же пробежавшее по спине.
– Кто тебе это сказал?
– Бобби, – улыбаясь, ответила она. Но улыбка вдруг с её лица быстро сползла. – Но как же дочка Лоусонов? Как же Жаклин?
Не твоё собачье дело, старая сука!
– Я пока ничего сказать не могу, – ответил я вместо того, что хотел сказать на самом деле. – Мне стоит хорошенько поразмышлять о том, кто действительно мне подходит.
– Жаклин очень приличная и скромная девушка. Именно такая должна стать твоей женой и матерью твоих будущих детей. А та особа, которая с радостью легла к тебе в постель без всяких уклонений, даже близко не должна подходить к тебе, милый. Остерегайся подобных девушек. Ничего хорошего от них не получишь.
Я ухмыльнулся, но сделал это незаметно. Жаклин все продолжали считать милой и скромной девушкой, когда на самом деле она была той ещё шлюшкой. Моей личной шлюшкой.
– Я сам решу, – сказал я твёрдо, но стараясь не вкладывать в голос грубый тон. – Позволь мне самому решить, кто из них достоин быть рядом со мной.
– Твоё право, Тони, – ответила мама.
Её пальцы с длинными красными ногтями сжимали бокал с вином, а глаза то и дело бегали по всей гостиной. Она вела себя так, будто что-то её тревожило. Стоило ей взглянуть на меня, как она тут же резко отворачивала голову в другую сторону.
Мне надоело сидеть здесь с ней.
– Мам, завтра мне рано вставать, – сказал я, и мне успело показаться, будто в голосе проступило некого рода пассивная агрессия, поэтому я быстро постарался исправиться: – И тебе уже пора ложиться спать. Тебе ведь нельзя засиживаться допоздна.
– Я просто хотела провести немного времени со своим сыном в его день рождения. Наш с отцом подарок уже должен был прийти, кстати.
– Подарок? – Я изобразил удивление и лёгкую улыбку, будто бы мне очень приятны её слова.
На деле же мне было плевать.
– Да. Подарок уже должен был поступить тебе на счёт.
Тогда всё стало понятно, и я вновь создал искусственное выражение радости на лице. Ещё изобразил благодарность. Чтобы показать радость, мне было достаточно вспомнить выпотрошенную Патришу, так что я просто воссоздал картину сегодняшнего убийства в своей голове.
– Спасибо, – сказал я и встал. – Я провёл бы с тобой гораздо больше времени, но мне, правда, нужно идти спать. Если я лягу позднее, чем этот час, завтра очнусь с головной болью или вообще не проснусь.
Мама встала, широко улыбнулась, оглядела меня с ног до головы и поцеловала в лоб. Я помнил, как она делала это в детстве. Тогда мне это нравилось, а сейчас же я был готов толкнуть её в сторону, приложив все свои силы на это.
Не думать, не думать, не думать, чёрт возьми…
– Спокойной ночи, Тони, – сказала она и вышла из гостиной.
Я взглянул на камин, представляя, как в нём горит огонь. Почти услышал его. Его треск был единственным звуком, заполнявшим уже опустевшую гостиную. Разве что после него я ещё слышал своё неровное дыхание. Злость могла бы взять контроль над моим разумом, стоило мне лишь вспомнить о том, как передо мной всего минуту назад сидела моя мать. Я испытывал к ней искреннюю ненависть, которую, как ни странно, старался себе не объяснять. Ненавидел её волосы, глаза, кожу…
Чтобы вспышки в голове наконец стихли, я резко встал, схватил со стола стакан с виски, залпом его опустошил и вышел из гостиной.
В доме почти воцарилась тишина, если не считать редких стуков об пол маленьких каблучков некоторых всё ещё работавших горничных. Я вдруг забеспокоился о пакете в мусорном баке, который должны будут вывести лишь в понедельник, подумав о том, что его вполне может кто-то обнаружить гораздо раньше, чем это случится. Потом я быстро взял себя в руки, успокаиваясь от мысли, что даже если отрубленные части тела обнаружат, у меня будет возможность откупиться от полиции. Ведь все люди на этом свете продажны. Деньги могут купить каждого, кто ходит по земле. Деньги правят миром, а у меня их предостаточно.
Я дошёл до своей спальни, мигом разделся и лёг на кровать, но заснуть не смог. Вся голова вибрировала от сладостных воспоминаний. Я много думал о крови, о её необыкновенной текстуре, о мягкости кожи, которую разрезает лезвие ножа. Я детально вспоминал кости, уже показавшиеся за разорванными кусками плоти.
И ещё я вспоминал волосы.
Их цвет. Именно этот цвет волос особенно радовал меня в убитых и раскромсанных мной девочках вроде той горничной и Патриши. Поэтому я с радостью принялся коллекционировать их.
Я глядел в потолок и много думал. В основном о том, почему меня вдруг начало одолевать это желание. От чего мне вдруг это дело – отнимать жизни, стоять над беззащитным телом умирающего человека, чья кровь медленно стекает на мой пол, – стало мне так сладостно и любимо? Отчего внутри всё вибрировало от наслаждения при виде запачканных в крови каштановых волос?
Я догадывался, но не признавался себе в этом.
Не хотел об этом пока думать.
Главное, что я был доволен. Здесь и сейчас.
ГЛАВА 12
ИГРУШКА
Я ПРОСНУЛАСЬ с необыкновенно приятным чувством того, что впервые за долгое время выспалась. Мне не пришлось проводить очередную ночь за учебниками или помогать с учёбой подругам. Я проснулась в большой и удивительно мягкой кровати, в которой пролежала бы вечность, будь такое возможно.
Часы показывали довольно позднее время, поэтому мои ноги, словно живя отдельной жизнью, вскочили и побежали в ванную, чтобы привести в порядок мои лицо и волосы.
Когда же я покончила со всеми своими утренними делами, я вышла из своей комнаты и ободряюще потянулась в шестой раз за утро.
Коридор весь светился от ярких солнечных лучей, проникающих через большие окна внутрь. Мне вдруг показалось, будто я оказалась во дворце какой-нибудь сказочной принцессы. На небе не оказалось ни единого облака, будто вчера ночью никакого дождя и не было. Форточка была открыта, и в коридор сочился приятный природный аромат лета, мокрой травы и асфальта. Особенно отсюда притягательно смотрелся фонтанчик, находящийся во дворе.
– Аника! Спускайся завтракать!
Я обернулась на голос и встретила ту самую мышку, с которой познакомилась вчера на кухне за ужином.
– У меня нет времени, – улыбнулась я. – Я должна идти к мистеру Максвону и узнать о своих сегодняшних обязанностях.
– И как ты собираешься работать на голодный желудок? Знаешь, наша Лола всегда говорит, что без еды мозг соображает туго. Это как оставить машину без бензина.
– Я привыкла к такому образу жизни, всё в порядке. Но спасибо за приглашение.
Я спустилась вниз, на первый этаж, и поправила свою юбку, а затем и волосы, глядясь в большое зеркало на стене. У меня всегда были красивые волосы. Цветом походили на осенний листопад, но больше отдающий именно в жёлто-бежевый. Так всегда говорил мой папа-художник, очень искусно работавший всю свою жизнь с красками. Он говорил, что мои глаза очень похожи на алмазы, а кожа светла и чиста как белое полотно.
Можно сказать, именно папа стал причиной моей здоровой самооценки.
Когда многие мои одноклассницы имели всяческие проблемы касательно своей внешности или каких-то качеств: не были довольны фигурой, считали свои губы слишком тонкими или маленькими, ненавидели свои носы и приуменьшали все свои достижения, считая, что обязаны всем только случайности, я обладала хорошей и правильной самооценкой. И всё благодаря папе, который с самого моего рождения говорил, что я прекрасна.
Когда я наконец отцепила взгляд от зеркала, а голову – от мыслей и воспоминаний, я сумела дойти до заветной двери. Из гостиной уже доносился звук утренней трапезы, и мне стало как-то тошно.
– Завтра я должен ехать на встречу с мистером Сигелом в Лондон, – услышала я голос Энтони, когда приблизилась к двери вплотную. – Ты останешься здесь одна?
– Тони, милый, ты волнуешься больше за меня или же за молоденьких горничных, которых я, скорее всего, буду ругать?
Я постучалась в дверь и не дожидаясь ответа вошла. Взгляд завтракающих мать и сына тут же устремились в мою сторону. Гостиная блистала чистотой, и вчерашней ночной вечеринки будто бы совсем и не было.
– Доброе утро, – улыбнулась я. – Простите, что сорвала вашу трапезу, но мне хотелось бы уточнить, какими будут ваши мне на сегодня поручения, мистер Максвон?
Энтони улыбнулся и отложил вилку в сторону, пальцами подозвав меня ближе. И я к ним подошла.
– Мама, ты уже знакома с Аникой? – спросил он.
Миссис Максвон оглядела меня и очень широко улыбнулась. У неё было красивое лицо, сумевшее обзавестись лишь незначительными морщинками. Она была статна, горда, держала голову ровно, отчего возникало ощущение, что она смотрела на всех свысока.