Как же сильно меня поглощала неудовлетворённость сегодняшним днём. Я был раздражён тем, что в конечном итоге не выплеснул весь застоявшийся в крови негатив. Я был зол на самого себя, ведь пульсирующее в венах желание не вырвалось. Во мне не осталось того спокойствия, которое мигом пронизывало мне кости после убийства.
Глядя на девочку, которая уже вышла из ванной комнаты и уже направилась к стулу, чтобы забрать свои накинутые на спинку стула вещи, я всё думал о том, почему мне не хочется сорваться с места, схватить нож и ударить её несколько раз, а каждый удар бы сопровождался диким неистовым удовольствием. Как было с той первой девочкой. Затем как было с Патришей Кларк.
Что-то было не так, и вот эта неизведанность меня злила.
– И всё же, – сказала моя новая игрушка, – зря ты так в себя поверил, Тони.
– Что? – Я сжал челюсть, когда несколько раз повторил в голове её последние слова. – Что ты сказала?
– Я дала тебе только из-за того, что у тебя большая сумма на банковском счёте, которая позволит тебе отвести меня в дорогой ресторан. Знаешь, сколько я пыталась добиться твоего внимания? А сейчас ты мне говоришь, что передумал. Это из-за той сучки? Из-за Аники?
Я встал. Моя рука сама поднялась, обхватила её шею и с достаточной силой сжала. Теперь вдруг эта девочка перестала строить из себя стервочку, когда потеряла власть над собственным телом: теперь эта власть перешла ко мне.
– Хочешь сказать, что легла ко мне в постель только ради того, чтобы пожрать за мой счёт? Не от того, что сочла меня привлекательным?
– Отпусти, – прохрипела она, а в глазах уже что-то прояснялось. Такое слабое, но уже заметное чувство страха.
У неё был шанс уйти живой. Всего несколько секунд назад был. И если бы она не посмела меня оскорбить, я бы не стал ломать ей шею, как решил поступить сейчас.
– Теперь ты можешь молиться тому, в кого веришь, чтобы он простил твои грехи, – прошептал я ей в ухо. – Ведь в противном случае ты обречена на мучения в аду.
У неё не осталось шанса даже на то, чтобы что-то мне сказать. Хотя сказать что-то в ответ у неё итак не получилось бы, ведь моя рука сжимала ей шею настолько, что она могла бы разве что что-то невнятно прохрипеть. Я с силой оттолкнул её от себя, и она ударилась сначала спиной о статую из чёрного мрамора, стоявшую возле больших окон, а затем с грохотом повалилась на пол. Из её маленького аккуратного носика полилась кровь, а локти покрылись ссадинами.
Теперь она точно не смотрела на толщину моего кошелька. Теперь она умоляла меня о милости.
– Тебе просто нужно было закрыть свой рот, тупая сука, – сказал я, хватая её за ногу. – Просто закрыть свой рот.
Я потянул её за ногу в свою сторону и повернул лицом к себе. В её глазах отражался такой неимоверный ужас, что я почти растаял под этим взглядом. Навалившись на неё сверху, я вновь ухватился за её шею, но на этот раз обеими руками. Пальцы, обхватив нежную кожу, непроизвольно сжимались и сжимались, и я не мог это контролировать. Теперь мои руки имели свой собственный разум, управляли всей процессией без моего участия. Я был лишь сторонним зрителем, наблюдавшим за этим великолепным лишением жизни очередной девочки, которая осмелилась высказать свои мысли на мой счёт.
Зелёные глаза смотрели на меня, умоляли пощадить, но от этого желание лишь возрастало. Удовольствие удваивалось. Пьянящее чувство, эйфория и восторг – вот, что во мне бушевало. И как я мог противостоять этим поистине удивительным чувствам?
Никто бы не смог. Разве что только трусы и неудачники.
Когда руки девочки перестали сжимать мне запястья в попытках освободиться, я ещё несколько секунд не отпускал её шею. Я чувствовал, как венка, до этого бешено пульсировавшая под моими ладонями, перестаёт биться, как жизнь медленно стекает по этому изысканному телу, высвобождается наружу и призраком растворяется в воздухе. Теперь это не человек и даже не вещь. Это кусок мяса, которым я сумел воспользоваться вовремя. Теперь у неё нет ни дара речи, ни мыслей, ни целей, ни желаний. Она корм для земли и обитающих в ней червей и насекомых… Вернее она была бы этим кормом, но попав в мои руки шанса на захоронение она давно лишилась.
Я встал с трупа и схватил её сумку, валявшуюся в самом углу комнаты. Я достал паспорт и впервые узнал имя своей третьей игрушки: Вайолет Дэзмонд. Я знал всех влиятельных семей, людей, мужчин и женщин Лондона и ближайших крупных городов, но ни это имя, ни эта фамилия не вызвали во мне никаких воспоминаний. Она не была дочкой каких-нибудь богачей, что естественно, учитывая её профессию, а значит тех, кто начнёт её искать, я с лёгкостью сумею приструнить без лишних проблем.
Выбросив документы в камин, я сел на стул и оглядел её тело. Пока оно оставалось всё таким же роскошным и красивым как при жизни. Смугловатая кожа обтянула аккуратные рёбра, выделяя тонкую талию, красивая грудь третьего размера, худые руки с длинными аккуратными пальцами, округлые бёдра и длинные ноги. Само совершенство. Но через двенадцать часов оно начнёт остывать и примет вид обычного трупа, покрывшись трупными пятнами. Я это знаю, потому что так произошло с первой моей жертвой, и с Патришей. Я хотел насладиться Вайолет, пока она выглядит как обычная девочка.
Чертовски забавно получается. Всю жизнь девочки вроде Вайолет озабочены своим внешним видом. Они ходят на дорогие косметические процедуры, сидят на строгих диетах, делают разного рода маски, колют силикон в губы, грудь и задницу. Но в конечном итоге каждая начнёт гнить, станет пищей для множества бактерий, начнёт источать отвратительные запахи, и их дорогие духи, которыми они брызгались при жизни, потеряют весь свой смысл и уже не помогут никогда.
Лицо от носа до самого подбородка было покрыто корочкой бордового цвета: засохшей кровью, губы оставались чуть приоткрыты, показывая часть зубов, а вот глаза были распахнуты и всё ещё будто высказывали ужас, иллюстрируя последние секунды её жизни, которые успели в них сохраниться.
А во мне всё ещё не было того чувства расслабления, спокойствия и умиротворённости; тех самых привычных мне состояний, которые мигом заполнили всего меня сразу после убийства и той горничной, и Патриши. Я испытал ужасную злость к лежавшему куску мяса.
Встав, я громко вздохнул, открыл окно и несколько минут простоял возле него, вдыхая свежий воздух, летящий в мою сторону с улицы. Мне так хотелось вырваться из дома, поехать, к примеру, в квартал красных фонарей6, расположенный в районе Сохо, для начала прогуляться по Брюэр-стрит и Рупер-стрит, пройти мимо здания суда Уолкерс-Корт, смеясь из-за тех попавшихся неудачников, которых туда вызывают и откуда они отправляются в тюрьму, а затем найти публичный дом и снять самую красивую девочку. Мой нож с удовольствием вошёл бы в её тонкую кожу, а я наслаждался бы тем, как кровь стекает по рукам вниз, капает на пол. Или можно было бы отправиться в Шуйклвейл Лейн в Дальстоне и подобрать девочку с улицы, а зарезать прямо в машине. Уличных проституток ведь всё равно никто не будет искать.
Но всё это было не то. Убивать шлюх не так интересно. Неинтересно убивать тех, кто согласен переспать с тобой добровольно. Гораздо приятнее, когда они сами ложатся к тебе в кровать, а уж потом ты прикладываешь нож к тонкой шейке, обхватываешь руками каштановые волосы и проводишь лезвием по белой коже, которую тут же обхватывает кровавая цепочка из микроскопических капель.
И вот только тогда меня охватила бы та самая эйфория и дичайшее удовольствие, которых мне не хватало, вновь.
С этими мыслями я закрыл окно, посмотрел на лежавшую на полу Вайолет и подошёл к ней. Прикрыл пальцами её приоткрытые веки, взял на руки тело, удивляясь тому, какая же она лёгкая, почти воздушная. Я вышел из своей комнаты и понёс её вниз, на первый этаж. Горничные, мимо которых я шёл, с удивлением оборачивались мне в след, смотрели на бессознательную девочку у меня в руках, перешёптывались, но ни одна у меня ничего не спросила. Потому что все знают, что мои дела никак их не касаются.
– О, мистер Максвон, – раздался голос за моей спиной.
Я обернулся и встретился взглядом с Бруно Эрраном, работавшим у нас доставщиком продуктов. Кажется, он был мексиканцем, переехавшим в Англию совсем недавно. Мой отец, полный дурацкого милосердия и жалости к людям, неспособным зарабатывать на высокооплачиваемых профессиях, взял Бруно на работу без какого-либо резюме. Бруно просто попросил, отец просто взял. Так он поступал почти всегда. Только к своей компании относился гораздо бережнее.
– Что это у вас на руках? – спросил он, и я ухмыльнулся его наглости.
– Разве это тебя касается, Эрран?
– Нет, возможно, но вы случаем не напоили эту девушку, чтобы затем где-нибудь её выпотрошить?
Я владел своими эмоциями на все сто процентов. Гораздо лучше, чем любой другой человек на земле. И только благодаря этому я сумел никак не показать искреннего удивления. Я был не просто удивлён, я был шокирован заявлением этого чёрного идиота, решившего, что может позволять себе говорить со мной в таком тоне.
– Очень похвально, что ты так храбр, чтобы разбрасываться подобными словами с человеком, от которого зависит твоё пропитание, сучонок, – сказал я на этот раз улыбаясь так, будто всё хорошо. – Но с подобной храбростью тебе лучше не показываться мне на глаза.
Бруно молчал несколько секунд, глядя мне в глаза с каким-то вызовом. Потом его взгляд метнулся в сторону лежащей на моих руках девочки, и он вдруг сделал шаг назад, словно уступая мне.
– Извините. Больше не буду. Удачного дня.
Сказав это, он как ни в чём ни бывало прошёл мимо меня, издавая шум бьющихся об стенки коробки с продуктами, которую он держал в руках, железных банок с консервами. А я на этот раз с далёкими отголосками удивления прошёл дальше.
Меня мало волновало его мнение, мало волновало то, о чём он подумал, глядя на безжизненную Вайолет у меня на руках. Хотя, справедливости ради, мёртвой девочка ещё не выглядела. Казалось, она просто спит, поэтому Бруно необязательно считать тело уже умершим человеком.