я своей возлюбленной.
Быть мной удивительно. Тоже самое, что быть талантливым актёром. Каждый раз, меняя собеседников, ты проживаешь разные жизни. Меряешь очередную маску, искусно жонглируешь словами, эмоциями и поведением, и всё – любой идиот садится на твой крючок, и ты вправе делать с ним, что только захочется. Разве это не чудесно?
Но вот по-настоящему чудесно было бы, если бы и Аника попала в эту ловушку. Пока мне не удалось её раскусить, я буду пытаться и пытаться. Ведь это интересно и так увлекательно. Как играть в головоломку, где требуются все только самые сильные мои стороны: умение врать, управлять людьми как марионетками и влюблять в себя.
– И всё-таки тебе лучше пойти в дом и прилечь, – заботливым тоном произнёс я. – Я сообщу Лоусонам, не беспокойся.
– Тони, мне так жаль.
Она обняла меня своими костлявыми руками, а я обнял в ответ.
И в голову вдруг ударила заманчивая идея сжать её в объятьях так, что все кости разом хрустнут.
Она станет точно как лежащая в сейфе Алисия.
Покончив с нежностями, моя мать любезно приняла сочувствующий взгляд и предложение проводить её до комнаты от горничной и наконец исчезла с поля зрения. А я вернулся к поиску моих неустанных желаний. Взаимодействие с матерью словно высосало из меня всю энергию.
Я прошёлся к беседке, сел на скамью и снова изобразил досаду и неимоверное отчаяние на своём лице. Но вместе с тем я достал из кармана записку, которую ловкая Жаклин держала в своей мёртвой маленькой ручке.
В моей смерти виноват никто иной, как Энтони Максвон, как виноват и в смерти ещё троих девушек
Несколько раз перечитывая это предложение, выцарапанное тёмной ручкой по белоснежному листку бумаги, я всё больше и больше злился. Зубы сжимались в крайней форме неистовства, а руки были готовы вернуть эту маленькую дрянь из того света и хорошенько поизмываться над её тельцем.
Откуда эта сука могла узнать об этом? Никто не видел, никто не слышал, никто и не догадывался. Кто-то в моём же доме, вероятно, принимал меня за наивного дурачка, которым можно вертеть как хочется. Я этого не потерплю никогда в жизни.
Успела ли Жаклин поведать кому-либо о том, что она знает обо мне? Успела ли проболтаться?
Я не мог так рисковать своей безупречной репутацией. Одно хорошо – источник угрозы уже сдох и скоро окажется под землёй со своими тайнами. Но плохо то, что я не знал, успела ли она сообщить о своих открытиях кому-нибудь другому.
А ещё я не знал, что предки будут делать дальше со всеми своими планами касательно родственных уз с Лоусонами. Мы много выиграли бы из этого брака.
Резко встав, только сейчас я заметил, как тяжело мне даётся простое дыхание, с каким трудом я сдерживался, чтобы не разнести всё в щепки. И свою злость я пока решил сорвать на этом грёбаном листке бумаги, разорвав его на мелкие клочья. Бросил всё это в мусорное ведро по дороге в дом, состроил подавленное выражение лица, получил сочувствующие взгляды и вышел из беседки.
Я всё искал взглядом Анику, потому что, как мне показалось, она слишком близко общается с этим Бруно. А вот Бруно Эрран частенько вызывал у меня какие-то подозрения.
– Проходите и отмойте те пятна, пожалуйста, – как раз приказывала она двум горничным с перчатками на руках и парочкой тряпок.
– Да, сейчас всё сделаем, – отозвались те и побежали к воротам, видимо, для того, чтобы отмыть кровь у дорожки.
– Как беспрекословно они тебя слушаются, – сказал я, ухмыльнулся и встал рядом с ней.
Она снова вздрогнула от неожиданности, а я уже успел к этому привыкнуть.
– Ну, это ведь моя работа… Всё такое контролировать. К тому же мне не хотелось, чтобы ты опять увидел те пятна.
– Какая очаровательная забота с твоей стороны.
Аника слегка улыбнулась, но я быстро взял этот жест на заметку, чтобы в свободное время хорошенько его проанализировать.
– Впустите меня! Я пришла к Анике! Анике Снелл! Скажите своим чёртовым боссам, тупицы-переростки!
Я не сразу понял, что этот женский голос раздавался прямо за воротами дома, а охрана суетливо напряглась из-за неожиданной гостьи. Ещё я не сразу разобрал голоса, посчитав, что просто в первые секунды не узнал в нём одну из своих знакомых. Но оказалось, что я действительно не знал бушующую за дверьми девочку.
– Боже, это Джудит, – тихо произнесла Аника, и скорее она это сообщила не мне, а себе.
– Твоя подруга?
– Да. Прости, что она… Джудит просто очень бойкая девушка.
И эта бойкая девочка как раз уже толкала Джонса в его массивную грудь, выплёскивала громадное количество возмущений и бесконечно ругалась. Мне даже показалось, что она пьяна.
– Да, я вижу, – ухмыльнулся я и прикрикнул охране пропустить её в дом.
Но уже знакомая мне неприязнь резко подскочила в крови, когда девочка ступила во двор. Каштановые волосы, белая кожа, высокая и худая… Она выглядела как двое из моих девочек, которые пожертвовали своими жизнями ради моего успокоения. Она была точной их копией, разве что черты лица казались гораздо роскошнее.
– Аника, что за козлы стоят у вас перед входом?! – крикнула гостья, подойдя ближе. Она крепко обняла свою подругу и только после этого обратила внимание и на меня.
И уже знакомый мне огонёк зажёгся в её больших глазах. Огонёк похоти, страсти, сладостного желания и безудержного влечения. Эта девочка попала в мои сети даже без моих ловких рук.
– Энтони Максвон, да? – Джудит нарочно выровнялась и выдвинула свою грудь третьего размера вперёд. – Я много о вас читала. А в жизни вы гораздо симпатичнее.
Она протянула свою руку, и я поцеловал её как истинный джентльмен. От неё приятно пахло, волосы блистали, и даже лучи опускающегося за горизонт солнца продолжали играть в них вопреки всему.
– И что же вы обо мне читали? – спросил я и улыбнулся своей самой лучшей улыбкой, полной очарования и успевшей покорить не мало женских сердец.
– Да много чего. Например, я знаю, что вы завидный жених. Невестой всё ещё не обзавелись? Как так получилось?
Я заметил, как в лёгкие набрала воздуха Аника, чтобы, по-видимому, сообщить о сегодняшнем инциденте, но мне так не хотелось мусолить эту идиотскую тему и упоминать о жалком трупе, что я рукой отодвинул её в сторону. На мой жест у неё нахмурились бровки, но ответа никакого не последовало.
Хорошая девочка, знающая своё место. Мне такие чертовски нравятся.
– Жду самую достойную, – коротко ответил я, и был в моих словах едва заметный намёк.
– Может, она гораздо ближе, чем вы думаете, – хитро сверкнула глазами Джудит. – Кстати, вы ведь не против, что я вторглась в ваш шикарный домище? Просто Аника позвала меня в гости и даже сказала, что вы не против.
– Она ничуть не соврала. Раз уж пришли, пройдёмте в дом?
– Наконец вы сами мне это предложили! На улице ужасно холодно!
Швейцар открыл нам двери, и мы вновь скользнули в другой, горячий и навивающий приятные воспоминания мир. Прихожая была пуста, равно как и вестибюль, коридор и лестница, ведущая наверх. Наверное, большинство горничных решили всё же не показываться мне на глаза.
Я чувствовал, с каким аппетитом меня разглядывала всю дорогу эта девочка. Джудит. Очередная наивная глупышка, которая с лёгкостью повелась на мой безупречный образ.
Всегда одно и то же.
Глядя на Анику, – тихую, застенчивую и спокойную девочку со своим безмятежным мирком где-то в голове, – я не мог никак поверить в то, что эти двое являются хорошими подругами. Ведь это были два абсолютно разных мира. Только Джудит появилась около моего дома, как тут же показала свою истинную сущность, привлекая внимание всех вокруг. Это у неё было общей чертой с Патришей, Вайолет… и даже с моей матерью. Та ещё стерва.
Я с осторожностью приоткрыл дверь в гостиную и убедился в том, что матери уже там не было, и пригласил девочек войти внутрь.
– Вы пока садитесь, а я сейчас вернусь, – предупредил я.
– Не заставляйте нас ждать слишком долго, – хихикая громко произнесла Джудит. – Мы ведь умрём от скуки без вашего общества!
Я помахал ей в ответ и закрыл двери в гостиную.
Мигом поднявшись на второй этаж, я приступил к поискам своей матери. В их с отцом спальне её не оказалось, и я пошёл дальше по коридору к самой дальней двойной двери, украшенной витражами. За ней скрывался балкон размером, примерно, равным тридцати ярдам, позволяющим провести здесь приятный в тишине вечер в огромном пространстве. Моя мать любила это место, и именно зная об этом я и явился сюда.
Ближе к фасаду дома стояли несколько металлических кресел, украшенных драгоценными камнями, и миниатюрный кофейный столик напоминавший чем-то паука, на перилах с двух сторон расположились статуи горгулий, будто следящих за обстановкой снизу, а почти всё свободное пространство завалилось горшками с различными растениями. Вид с балкона выходил на ближайший лес, и отсюда хорошо было видно, как солнце уже начало садиться и исчезать с поля зрения.
– Мам, как ты себя чувствуешь? – спросил я, закрывая за собой дверь.
Она повернулась ко мне не сразу. В её руке был заполненный почти до самых краёв бокал с красным вином, а на столике лежала уже пустая бутылка Domaine de la Romanee-Conti. Рядом – бутылочка с успокоительными таблетками и использованные салфетки.
– Я чувствую себя ужасно, Тони, – призналась она. – Мне дурно на душе. Такое ощущение, что что-то пошло не так.
Я сел рядом с ней, подбадривающе погладил по спине и постарался высказать всё своё сожаление, которое было уместно в данной ситуации, но которого, разумеется, в моей душе по-настоящему не наблюдалось.
– Мы ведь знали Жаклин всю свою жизнь. Когда мы поженились с твоим отцом и впервые посетили Сент-Бартелеми с Абрахамом и Ислой, Жаклин было пять месяцев. Каким же милым ребёнком она была, Тони. Просто само очарование. – Она замолкла, сделала пару глотков и вновь начала говорить: – Я говорила с ними полчаса назад. Они убиты горем. Мы должны ехать на похороны завтра утром.