л на меня так, будто стараясь убедиться в том, что со мной всё пока в порядке. Затем всё же продолжил: – И тогда она взяла сына за руку и сказала, что подарок ждёт его в комнате. Они вошли в родительскую спальню, и там произошло кое-что совершенно непостижимое здоровому человеческому уму… Есть ли у вас самой какие-нибудь предположения о том, что именно произошло после?
Я не хотела ничего отвечать ему.
Мне не хотелось даже думать о чём-то подобном. Казалось, эти мысли вполне способны навредить физически.
У меня от ужаса затряслись руки. Но где-то в глубине души я так надеялась, что ошиблась. Что Джейми Ланьер имел ввиду что-то совершенно другое. Не то, что пришло мне в голову в первую очередь.
– Родная мать в тринадцатый день рождения своего сына решила подвергнуть его сексуализированному насилию, – продолжил детектив, хоть мне очень хотелось громко кричать и запротестовать, чтобы он не произносил этих слов. – Это был её подарок. Она назвала это «становлением мужчиной»… – Мужчина громко и устало вздохнул, отодвинул в сторону папки и сложил перед собой руки в замок. – Знаете, за всё время, что я провёл за расследованиями и ловил самых мерзких личностей, я ещё ни разу не натыкался на нечто подобное. Мужчин, насиловавших своих дочерей или падчериц, мне, к сожалению, приходилось встречать за допросным столом достаточно часто. Но у меня не укладывается в голове то, что родная мать могла совершить такое ужасающее преступление по отношению к собственному ребёнку. Поэтому сперва я даже не поверил в то, что выяснил… Но всё это чистая правда, мисс Снелл.
– Скажите мне, что это просто предположение, – умоляла я и слышала свой голос, который, как казалось, принадлежал уже мёртвой части меня. – Что вы просто лишь предполагаете подобный вариант. Пожал…
– Всё уже доказано. Об этом знала вся прислуга, работающая в доме с тех пор, в том числе и миссис Лола Эше.
И мне пришлось вспомнить о загадочных словах Лолли в тот день. «Я не могу тебе ничего рассказывать». Именно это она тогда произнесла, а я не придала этому никакого значения.
Меня вдруг посетило желание расплакаться. Упасть на пол, скрючиться в тугой комок и просто рыдать, пока слёзы не кончатся. Не знаю, по какой именно причине я впервые за долгое время испытала это ужасающее чувство внутри себя. Может, на то было сразу несколько причин: жалость к Энтони, дикое сожаление о том, что с ним вообще подобное случилось, и шок от того, на что была способна Даяна Максвон, казавшаяся мне порядочной и приятной женщиной.
И совершенно неожиданно я вдруг поняла, что считаю её смерть лишь результатом её деяний. Она умерла от рук собственного истерзанного собой же сына, и это то, что она заслужила. Такая участь для неё лучшее, что могло произойти в наказание.
Такая унизительная смерть.
– Что ещё более ужасно, – вдруг вновь заговорил детектив Ланьер, а мне захотелось закрыть уши, – так это то, что и отец обо всём прекрасно знал. Джек Максвон, влиятельный предприниматель, отец, которому многие стремились подражать, и вообще, достойный, как всем казалось, человек, знал об изнасиловании и молчал. Его стремления остановить весь этот ужас хватило только для того, чтобы мягко просить жену прекратить.
– Знал? – Мне вдруг стало вдвое хуже. – Вы говорите, что он знал?
– Репутация была гораздо важнее сына, как это часто бывает в таких семьях, мисс Снелл. Ему совсем не хотелось выставлять подобное отвратительное деяние всему свету, и он предпочёл оставить всё в пределах дома, а прислуге пригрозил тем, что сумеет испортить им жизни, если они заикнутся кому-то о происходящем. Изнасилования продолжились до четырнадцатого дня рождения Энтони и больше не повторялись.
В кабинете стало душно.
Мне захотелось открыть форточку и вдохнуть как можно больше чистого воздуха, чтобы вытеснить из себя всю ту грязь, о которой я услышала. Моё лицо вдруг промокло, и даже целая пачка салфеток не смогла бы вытереть все те слёзы, которые я выплакивала, сидя в кабинете Джейми Ланьера. Он предлагал мне выпить воды, но я уже напилась собственными слезами.
– И последнее, что, наверное, мучает вас, мисс Снелл… – Детектив отодвинул стакан с водой в сторону. – Почему же Энтони Максвон не причинил вам никакого вреда, когда у него выдавалось много подобных возможностей? – Он дождался того, чтобы я слегка кивнула и продолжил: – Всё просто. Если взглянуть на его жертв, очевидно вот что: внешне они все схожи. Они схожи как друг с другом, так и с Даяной Максвон. Высокие, бледные и худые шатенки с яркой и весьма привлекательной внешностью. И с непростым характером. Получается, он убивал их далеко не из ненависти собственно именно к этим девушкам. Он убивал их, подсознательно мстя своей матери, хотя сам, возможно, этого совершенно не осознавал. Изначально я считал, что и тех эпизодов из детства он не помнит, но мне кажется на этот счёт я ошибаюсь. И скорее всего, после убийства матери, он добился того самого успокоения, которого лишился в тринадцатилетнем возрасте, и больше к этому не вернётся. – Джейми Ланьер сделал ещё одну паузу, прежде чем закончить свою речь словами: – И, знаете, если честно, я совсем за это его не виню, и мне совсем не жаль ни Даяну Максвон, ни её мужа. Они получили по заслугам.
Я была с ним согласна, но не стала озвучивать этого вслух: всё и так было понятно.
– Именно по этой, в первую очередь, причине он не причинял никакого вреда вам, мисс Снелл. Вы, как миниатюрная блондинка с более нежной внешностью, наверняка уже поняли это, – продолжил детектив. Он сложил в аккуратную стопку все причастные к делу бумаги и вновь посмотрел на меня внимательно. – Но этому есть и другое объяснение. Он сказал, что видел себя в вас. Что вы…
– Точная его копия, – прохрипела я, вспомнив слова, что Энтони мне говорил.
На это детектив просто кивнул.
* * *
Я видела, как Энтони, окружённый охраной и полицейскими, выходил на улицу всё в том же пальто, которое всегда сидело на нём идеально, а толпа взбунтовалась, делая снимки. Он по-прежнему выглядел как самый настоящий принц. Его красивое лицо не выдавало никаких признаков того, какие зверства он совершил.
Я помню, как при первой нашей встрече дала себе обещание не обращать особого внимания на его красоту, считая, что она способна ослепить. А в итоге сама же это правило и нарушила.
Он смог искусно обмануть меня и обвести вокруг пальца одними лишь своими фальшивыми манерами, прекрасной внешностью и улыбкой. Этой улыбкой дьявола, обманчиво казавшейся мне ангельской.
– Энтони! Оставь свой автограф! – визжали молодые девушки, задирая свою одежду и указывая руками на грудь, пока полиция не усмиряла их.
Сумасшедшие.
Может как и я.
Отовсюду раздались щелчки, громкие вопросы и неугомонные возмущения касательно того, что он сделал. В толпе были и родители Джудит. И другие плачущие матери, потерявшие своих дочерей от рук Энтони Максвона – парня, одновременно и виноватого, и невиновного.
Ведь он сам является жертвой. Его таким сделала собственная мать.
Мне всё ещё казалось, что всё, что я узнала от детектива Ланьера, просто кем-то выдуманная история. Что такого просто быть не может на свете. Такое происходит лишь в самых тошнотворных фильмах, сценарии к которым придумываются не совсем здоровыми людьми.
Я старалась скрываться за толпой репортёров, родственников жертв и простых прохожих, желающих поглазеть на убийцу. Однако все они были возмущены тем, что на запястьях Энтони не было наручников. Что он шёл спокойной походкой в окружении охраны к чёрной машине, поджидающей его возле ворот.
Может быть, он свободен.
Может, его освободили, даже несмотря на то, что он сделал.
Я знала, что этому точно могли поспособствовать его влиятельные связи. Энтони Максвон всё же не просто жестокий убийца. Он всё ещё остаётся сыном богатых и почитаемых людей, имеющих столько денег, что вполне могли бы позволить себе купить весь Лондон целиком, и генеральным директором химической компании. И я абсолютно уверена в том, что прессе открыли лишь частичку правды: да, он опасный социопат, получивший травму ещё в детстве, но навряд ли последовали подробные рассказы о причине травмы. Такими мрачными новостями о влиятельных семьях не разбрасываются вот так просто. Многое утаивают, и я думаю, правда о том, почему Энтони стал таким, навсегда останется для чужих ушей тайной.
Я внимательно рассматривала черты его лица, пока он шёл, моментами лишь кидая на людей свои насмехающиеся взгляды и лёгкую ухмылку. Энтони вёл себя как обычно. На его лице не было ни капли сочувствия или раскаяния.
Обаятельный социопат, ловкий манипулятор и искусный лжец, полный лживого очарования, способного ослепить и оглушить любого, сел в машину, дверь которой открыл его водитель, пока люди кричали, требовали справедливости, говорили, что плевать им на его связи, однако никто из них не знал, что несправедливостью была пропитана вся его жизнь.
Кажется, будто я оправдывала убийцу, и, наверное, в глубине души я действительно именно так и поступала сейчас, но я не могла перестать думать о тех детских событиях из его жизни.
Он достаточно настрадался.
Когда автомобиль с Энтони уехал, я постаралась забыть о том, что чувствую.
Затем прошли десять минут, потом двадцать и наконец полчаса. Время всё шло и шло, не останавливаясь, люди расступались, а я оставалась там же и стоять. Мне очень хотелось ответить на вопросы: как всё это пережить и как на это реагировать? Боюсь ли я того, что опасный преступник, способный на настоящие зверства, остался на свободе? И да, и нет. Мне почему-то казалось, что он больше не станет никого убивать, ведь главного своего врага он уже устранил. И, наверное, поэтому я осталась спокойна.
А ещё, наверное, именно по этой причине я захватила такси и указала адрес, который мне следовало бы забыть как кошмарный сон. Наверное, именно из-за этого спустя минут сорок я уже стояла возле больших ворот, глядя на дом, ставший последним местом в жизни для нескольких девушек, в том числе и для Джудит.