Постепенно место в составе завоевал и Мамедов. В спартаковской школе Рамиз играл на позиции «под нападающими». Но, когда я взял его в дубль, у меня там все было укомплектовано. Свободной была только позиция правого защитника. И я поставил его туда. Любопытно, что у Рамиза уже в столь юном возрасте был животик. Но в игре он ему не мешал – Мамедов был резким и стремительным, как тигр, и при этом техничным. В 1992 году он попал в основу и стал прибавлять на глазах. Но это неудивительно – Романцев вкладывал душу в игроков, и они росли очень быстро.
Не все, конечно, сразу раскрылись. У Бушманова, например, с первой попытки не получилось проявить себя в «Спартаке». Женя был тихим, сдержанным пареньком. Как игрок – интеллектуал. Он рано женился, но квартиру в «Спартаке» долго не давали, и он жил с супругой на базе в Тарасовке. Команда шла неплохо, победный состав не меняли. И, возможно, он почувствовал, что здесь сейчас не до него. Именно тогда Геннадий Костылев, работавший с ним в юношеской сборной, уговорил его перейти в ЦСКА.
У некоторых в «Спартаке» не получилось. Возможно, на меня до сих пор обижен Велли Касумов, который тоже перешел в «Спартак» в 1992 году и в итоге сыграл за нас всего несколько матчей. Но что я мог поделать, если это была не его команда? Хотя в свое время я очень ждал его в «Спартаке». Мне нравилось, как Велли играл за «Нефтчи», и я уважал его как игрока (и уважаю до сих пор). В итоге за нас он не забил ни одного мяча, а потом перешел в «Динамо» – и стал лучшим бомбардиром чемпионата России. Там он забивал едва ли не в каждом матче!
Но Велли был зависимым игроком. Наша структура игры не позволяла регулярно снабжать его прострелами и навесами, на завершение которых он был заточен. Мы играли в мелкий пас, а это был не его конек.
Похожая история была и со Цхададзе. Игроков, так здорово бьющих по мячу головой, в нашем чемпионате было немного. Кахи выпрыгивал, смотрел по сторонам и потом бил. Примерно так же в 1970-е забивал форвард донецкого «Шахтера» Виталий Старухин. Но опять же, у нас не было большого количества высоких передач, мы на этом не играли. Вот нынешнему «Спартаку» он бы пригодился – в команде эти прострелы неплохо замыкает Зе Луиш. Кахи тоже был высоким и тоже здорово прыгал. Но мы играли по другой системе. Поэтому я согласился отпустить Цхададзе в «Динамо» к Газзаеву. А после этого он провел несколько успешных лет в немецкой бундеслиге, где его умения здорово пригодились.
С Газзаевым нас хоть и считали принципиальными соперниками, но мы никогда не враждовали. Даже находясь по разные стороны баррикад, мы поддерживали дружеские отношения. И до сих пор дружим. Когда он предложил поддержать его кандидатуру на выборах президента РФС, я без раздумий согласился. И с охотой участвовал в его избирательной кампании, ездил по регионам вместе с ним.
И в тренерские годы мы не ссорились. Более того, на один из матчей, которые «Спартак» играл во Владикавказе, я поехал из его дома. Я прекрасно знаю его жену Бэллу и его детишек. Но слухи тогда ходили разные. Возможно, кому-то было выгодно раздувать истерию. И тогда мы договорились: а давай выйдем на матч вместе, обнявшись. Так и сделали!
А в 1992 году, после того, как «Спартак» обыграл «Динамо» Газзаева со счетом 5:2, я поехал к Валере в гости. У него была большая квартира – особенно по сравнению с моей двухкомнатной. То есть даже его крупное поражение не повлияло на наши планы.
Да, бывало, спорили по футбольным моментам. В 1994 году я, например, очень хотел видеть в «Спартаке» вратаря Заура Хапова из Владикавказа. Он даже на сборы с нами ездил. Мне казалось, что Газзаев на него не слишком рассчитывает. Но оказалось, что это не так. Валера отказался его отпустить: «Ты что, хочешь меня без вратаря оставить?» Порой разговаривали на высоких тонах. А как без этого – тем более мы конкурировали в чемпионате России. Но чтобы поругаться – такого никогда не было!
Кто-то считает нас с Газзаевым антиподами. Но на самом деле по энергетике мы похожи. Просто у него все кипит снаружи, а у меня внутри. Я бы и сам рад попрыгать на бровке, но я умею держать эмоции в себе. А ему, как южному человеку, нужно выпускать их. Он не на камеру работает и не на болельщиков – это он делает для себя. Потопал ногами – и ему стало чуть легче. Семин такой же – ему нужен этот выплеск эмоций, адреналина.
Очень темпераментным был и главный тренер «Торпедо» Валентин Иванов. Был один случай: мы обыграли их 2:1 – Козьмич после матча идет, орет на судью: «Я тебя сейчас придушу!» Даже пинка попытался ему отвесить. Я подхожу к нему, пытаюсь обнять:
– Не нервничайте так, Валентин Козьмич.
– Да ну их. Пойдем отсюда, Олег.
То есть он уже через минуту все забыл. Выплеснул энергию и расслабился.
Похожий типаж – тренер «Жемчужины» Арсен Найденов. Мог ругаться на судей: «Ты отсюда не улетишь! Я тебя достану!» На самом деле он был добрейшей души человеком. Но что поделаешь с неконтролируемым выплеском эмоций? На таких людей обижаться нельзя. Я думаю, судьи это знали и не принимали подобные эмоции близко к сердцу.
Я же на тренерской скамейке почти никогда не кричал. Не видел в этом практического смысла. Я сам был футболистом и знаю, как все эти крики воспринимаются, когда ты находишься на поле. Там ты ничего не слышишь. Даже чтобы до партнера что-то донести, к нему надо подбежать чуть ли не вплотную. И уж точно на поле не до тренера. Ты должен до игры все разжевывать, объяснять. А у нас бывает так, что ты только мяч разыграл, а тебе уже кричат: «Вправо уходи, налево пасуй!» А что ж ты, тренер, до игры делал, если ты сразу начинаешь подсказывать?
У меня в карьере был любопытный случай. Играли матч на призы газеты «Неделя» с «Кайратом» в манеже. Бесков обычно футбол смотрел с трибуны, а тут спустился вниз. На мое несчастье, я играл как раз на том фланге, который был максимально близко к скамейкам. Игра нам давалась, все получалось – никаких проблем. Но Константин Иванович решил помочь команде. А то, получается, он вроде как не принимает участия – без него побеждают. И начал кричать: «Алик, скажи Мирзояну, чтобы перестроился! Алик, пасуй вправо! Алик!» Я – ноль внимания, делаю свою работу. Бесков не унимается: «Алик, Алик, Алик!» И тут – заброс на мой фланг, на Пехлеваниди. Я первый на мяче, рядом Дасаев, могу спокойно отдать ему мяч. И Пехлеваниди вроде как не очень настойчиво бежит. Но я специально останавливаюсь и оборачиваюсь к скамейке: «Что, Константин Иванович?»
Пехлеваниди в итоге добегает до мяча, мчится к воротам и забивает гол. Я смотрю на Бескова. А тот машет рукой: «Да ну тебя!» И после этого замолчал.
Из воспоминаний Андрея Тихонова, полузащитника «Спартака» 1990-х годов:
– На скамейке Олег Иванович всегда был спокоен. Раздражение и эмоции пошли только в тот момент, когда тренерский штаб во второй раз пополнил Вячеслав Грозный. Тогда Романцев тоже стал что-то выкрикивать. А до этого все было без лишних накачек.
Глава 18Как я воздействовал на игроков
Ту дисциплину, которую я требовал от ребят, было гораздо легче соблюдать, нежели нарушать. Она была очень мягкая – вовремя приехать на базу, вовремя прийти на тренировку и качественно оттренироваться. Прежде всего – пунктуальность. И отдача на тренировках. В мелочах я за футболистами не следил, по номерам не ходил и от помощников этого не требовал. Знаю, что Валерий Васильевич Лобановский даже по домам холостых ребят ездил, следил, чтобы не слишком загуливали. Наши ребята знали – слежки за ними не будет. Но понимали и другое: если что-то учудят (в том числе на алкогольном фронте) – никакого прощения им не будет.
С двух до четырех, например, в Тарасовке категорически запрещалось ходить по базе. Это было время отдыха. Данное требование касалось всех, в том числе обслуживающего персонала. Это требование было и во времена Бескова, и я его сохранил, когда стал тренером «Спартака». Меня до сих пор, если поем часа в два, после этого сразу клонит в сон. А когда работал тренером, брал с собой бадью кофе. Это ребята могут отдыхать, а мне надо работать, готовить следующую тренировку.
Из воспоминаний Анны Чуркиной:
– Из игроков порядок больше всего любил Тихонов. В столовую всегда приходил первым, без опозданий. Нарисуется, встанет у раздачи: «Павловна, ну чего там у нас?»
Главное наказание для нарушителей дисциплины было простое – вывод из состава. Или в дубль отправлял, или сидели в запасе. А мог и по-другому наказать – просто не смотреть в сторону игрока на тренировке. Они же все звезды, им особый подход нужен. Все с характером. Я обычно на тренировках подсказывал ребятам, обращался к кому-то персонально, иногда шутил. А тут мог сознательно не обращать внимания. Они это сразу чувствовали. И понимали, за что к ним такое отношение.
Или, допустим, надел футболист бутсы не своего размера. Из-за этого натер мозоли – не может тренироваться. Это у нас называлось «самострел». Сам виноват – отдохни вне основного состава, если такой разгильдяй. Вспоминаю цитату из фильма «Женитьба Бальзаминова», который я очень люблю: «Какой же ты писарь, когда карандаш потерял? Карандаш для тебя – это что у солдата ружье! Так нешто солдаты ружья теряют?» Бесков в «Локомотиве», мне рассказывали, вообще отчислял за грязные бутсы. Не следишь за своим инструментом – свободен!
Хотя у меня в карьере тоже был такой случай в 1980 году. Я прилетел в Болгарию на товарищеский матч национальной команды с другого сбора, где готовилась сборная клубов. Сумку с бутсами оставил там – в полной уверенности, что администратор ее заберет. А тот по какой-то причине не взял ее. Что делать? Чудом нашли бутсы на размер меньше. Но они немецкие, из кенгуриной кожи, почти не растягивались. Выход нашел такой. Я жил в номере с Володькой Бессоновым. У него нога на размер меньше этих бутс. В итоге он нацепил шерстяной носок и полночи их разнашивал. А другие полночи – я. Все-таки разносили их. Отыграл в них полный матч, причем здорово – мы победили 3:1.