Я согласился стать президентом, потому что понимал: другого пути нет. Иначе бы мы не сохранили «Спартак». И игроки все видели, поэтому высказались за уход Шляпина. Он и сам все понимал и не протестовал.
Работа на посту президента «Спартака» по-своему была для меня в тягость. Это отнимало время, нервы. Но так решил Николай Петрович. Наверное, он не хотел назначать человека со стороны. Но такого человека, возможно, и не было. Да и мое имя, что скрывать, иногда помогало решать какие-то серьезные вопросы.
Из воспоминаний Инны Ивановой, работницы ДСО «Спартак», помощницы гендиректора «Спартака» Ларисы Нечаевой:
– Помню, мы как-то дней 50 прорабатывали договор с банком. То их что-то не устраивает, то нас. Не идет процесс. А договор нужен обеим сторонам. И тут мы позвали Олега Ивановича. «Ну пойдем, может, ты съездишь с нами?» Он говорит: давайте. Приезжаем в банк на переговоры. И что вы думаете? В разговоре с президентом банка – кстати, болельщиком «Торпедо» – Романцев все решил за 20 минут. И вышел с подписанным договором. Они просто пообщались.
А как он нашел подход к руководителю «Уренгойгазпрома» Риму Сулейманову? Тоже загадка. Но у «Спартака» появился замечательный спонсор.
По идее, Старостин на первых порах как был главным в «Спартаке», так и остался. Мое назначение было чисто формальным. Сам я не хотел быть президентом. На деле я был начальником, но я всегда прислушивался к его словам.
Что касается акционирования клуба – акций как таковых выпущено не было. Все было зафиксировано только на бумаге.
После развала Союза времена наступили страшнейшие. Когда финансирование со стороны профсоюзов прекратилось, Николай Петрович стал задаваться вопросом: как мы выживем?
«Динамо» и ЦСКА по традиции продолжали финансироваться своими ведомствами, ЗИЛ давал деньги «Торпедо», «Локомотив» питался от железной дороги – у них ничего не изменилось. А мы в 1991 году оказались перед альтернативой – либо закончить свое существование, либо выживать, бороться.
В начале 1990-х я даже ходил на прием к только что избранному мэру Юрию Лужкову, искал поддержки. Поговорили с Лужковым, но дальше этого дело не пошло. И больше к нему я не лез.
Еще я отдал бы должное футболистам «Спартака». Они понимали, что получают ощутимо меньше, чем игроки некоторых других клубов. Но на меня не давили. Мы старались, если есть такая возможность, и зарплаты увеличивать до более или менее достойных, и премиальные повышать. Но если этих возможностей не было, жестких претензий никто не высказывал.
Зарплаты у нас в тот момент были одними из самых низких в лиге. В «Спартак» люди шли, потому что здесь им было интересно. И в этом смысле мне повезло. Я все время старался разнообразить тренировочный процесс, чтобы футболистам хотелось идти на работу, хотелось играть за «Спартак».
Из воспоминаний Виктора Онопко:
– Зарплаты в «Спартаке», когда я туда только пришел, колебались в районе 200–300 долларов. При этом мы могли заработать приличные премиальные во время зимних предсезонных турниров. Они нас по-хорошему кормили. Поэтому мы очень серьезно бились за победы в них. Премиальные получали в валюте – немецких марках и голландских гульденах.
И зарплату, и премиальные нам выдавал Николай Петрович Старостин. Он приезжал с ведомостью, мы расписывались и получали деньги.
Романцев в денежные вопросы не лез. Для него было главное, чтобы команда играла, ребята выполняли установку, ну и чтобы всем вовремя выплачивалась зарплата. Но за это можно было не волноваться – в начале 1990-х эти вопросы прекрасно закрывал Старостин.
Однажды Романцев одолжил мне денег на кухню – мне не хватало. Тогда случилась девальвация рубля, и мне нужно было в районе 17 тысяч рублей. Я попросил Романцева: «Иваныч, отдам через месяц, с зарплаты». До сих пор помню, как он в спартаковском манеже давал мне пачки денег.
Первые контракты мы подписали примерно через полтора года после того, как я перешел в «Спартак». Суммы возросли прилично. Игроки основного состава стали получать от 8 до 10 тысяч долларов. Я получал 10. Кажется, платить их стали уже в долларах, хотя до этого выплачивали в рублях.
Собрание, когда футболисты потребовали смены президента «Спартака» – со Шляпина на Романцева, – прошло на базе в Тарасовке. Собрались все – не только футболисты, но и работники клуба – водители, поварихи. Мы все считались акционерами клуба и имели право голоса в подобных ситуациях. Вся команда проголосовала за Романцева. Никакого скандала не было. Шляпин все понимал и со своей должностью расстался спокойно и цивилизованно. Он был скромным, добрым и порядочным человеком. К нам, футболистам, относился хорошо. Но Шляпин не имел отношения к бизнесу, не мог зарабатывать для клуба, не мог договариваться. А в то время в «Спартак» должны были зайти люди, которые готовы были дать деньги «под Романцева». Перед собранием с нами проводились беседы, нам все объяснили. Кстати, именно тогда контракты футболистов существенно выросли.
Помню один свой разговор с тогда еще молодым Титовым. Он пообщался с игроками ЦСКА, и те сказали ему, сколько они получают. Егор рассказал об этом мне. «Ты хочешь в ЦСКА? – спросил я. – Иди». «Ни за что! – ответил Егор. – Мне здесь ужасно интересно. И я не уверен, что там будет так же».
Из воспоминаний Егора Титова:
– Максимальная зарплата в «Спартаке» 1990-х была 10 тысяч долларов. Дальше шла градация – кто-то получал 5 тысяч, кто-то 3, вчерашние дублеры еще меньше – тысячу. Но мы радовались уже тому, что нам платили долларами, а не рублями. То, что у тебя в руках были зеленые бумажки, уже было счастьем. Ну а главная радость была в том, что мы в «Спартаке». Это перекрывало все.
Не помню, составляли ли годовой бюджет. По-моему, работали по факту. Условно в следующем месяце нам предстоит пять игр, значит, надо достать столько-то денег. Планировать вдолгую, на год, было тяжело, когда считаешь каждую копейку. Условно сыграли мы в «Лужниках», заплатили 25 тысяч долларов за аренду. Сюда входила сама аренда и компенсация за закрытие рынка на период проведения матчей. А потом нам пишут: ваши болельщики 900 кресел сломали, нужна компенсация. Как спрогнозируешь такие расходы? Это тоже отнимало копеечку.
В доходной части все было еще более сложнопрогнозируемо. В основном мы подпитывались за счет продажи игроков и денег за выступление в Лиге чемпионов. А как тут угадаешь? Взять ту же Лигу чемпионов: в 1995 году мы выиграли 6 матчей в группе, а в 1997-м вообще не попали в групповой турнир. То же самое и с продажей футболистов: год на год не приходился.
Хорошо, что в середине 1990-х нас стал спонсировать «Уренгойгазпром». За это огромное спасибо его президенту Риму Султановичу Сулейманову, который с любовью относился к «Спартаку». Мы с ним очень сдружились. Я часто вместе с ним ездил в его края на рыбалку.
Это были не такие уж большие деньги, но очень нужные в тот момент. Рим Султанович нигде себя не афишировал, он просто был болельщиком «Спартака». Впрочем, в его организации почти все поддерживали нашу команду. Мы приезжали в Уренгой и играли с ними в мини-футбол – чтобы отблагодарить людей. А с Сулеймановым мы дружим до сих пор.
В середине 1990-х у «Спартака» появились титульные спонсоры: сначала «Уренгойгазпром», потом «Akai». Поддерживал нас и «Адидас», который обувал и одевал команду.
Из воспоминаний Александра Хаджи:
– Многое было на личных отношениях. К примеру, «Адидас» одевал нас бесплатно. Один из руководителей компании сказал нам: «Вы, «Спартак», мне нравитесь, и я вам буду помогать, даже если вы вылетите во вторую лигу». Я потом даже домой летал к нему, в город Херцогенаурах. Именно там находится штаб-квартира «Адидаса».
Чартерами мы начали летать в 1994 году. С ними помог спонсор – Рим Сулейманов, который владел компанией «Уренгойгазпром» и очень тепло относился к «Спартаку». Он арендовал самолет в Жуковском. И сам нам посоветовал пользоваться им. «Летайте, самолет проверенный, хороший, – сказал он. – К тому же в Жуковском нет заморочек с оформлением. Только заранее говорите, когда он вам нужен, и я буду подстраиваться под вас. Я, если что, найду себе замену».
За аренду он платил сам. А я приезжал и на месте оплачивал топливные сборы и стоянку самолета. Кроме этого, мы брали к себе в гостиницу экипаж, кормили его. В жизни всякое может случиться. Игру могут отменить или перенести. А так ребята под боком, и мы всегда могли оперативно улететь обратно.
Будучи президентом, приходилось где-то самому искать спонсоров, договариваться о выгодных для клуба переходах игроков. Но все же основное мое внимание было сосредоточено на тренерских функциях. Мне удалось в ту пору собрать команду, благодаря которой клуб смог нормально функционировать: Григория Есауленко, Ларису Нечаеву, затем и Юрия Заварзина. Они были, во-первых, фанатами «Спартака» и, во-вторых, нормальными людьми, которым я верил. Именно они помогали удержать «Спартак» на плаву в первые годы после развала Союза, а затем поддерживать его нормальное существование.
Если Григория Есауленко в «Спартак» пригласил я, то Ларису Нечаеву – Николай Петрович. Она была связана с издательским бизнесом, выпускала брошюры, календари, журналы. Пришла как-то к Старостину и сказала: «Вот моя продукция». Вроде бы даже что-то специально для «Спартака» сделала. Тому понравилось, и он стал ее привлекать к отдельным проектам. А в итоге в 1994 году она полностью перешла на работу в «Спартак».
Это была женщина с мужским характером. Она занималась самым разнообразным бизнесом – от типографии до нефти и газа. И в этом она знала толк.
Я знал ее еще по Алуште, где мы были на сборах с «Пресней». Она там работала администратором в гостинице. Потом переехала в Москву. Возможно, к Николаю Петровичу с предложением она пришла именно потому, что знала меня.