Год действия второго романа во всяком случае уже знаменует начало автомобильной эры — по крайней мере в крупных центрах. Тот же Рукейзер, приехав в Москву в 1930, говорит, что «найти такси уже не проблема, и, говоря относительно, улицы «кишат» «фордами». Их имеет каждый трест, и даже государственные такси изготовлены в Дирборне. Высокопоставленные чиновники то и дело проносятся в блестящих новых «паккардах», «кадиллаках», «бьюиках», а иной раз и в «роллс-ройсе»» [Ruckeyser, 220].
3//4
Автомобиль почему-то продавался вместе с искусственной пальмой в зеленой кадке. — Мода на пальмы, живые и искусственные, удерживалась с довоенных времен. При старом режиме пальмы служили украшением самых различных помещений, от бального зала Зимнего дворца до вокзального буфета, адвокатской конторы и частной квартиры. В советское время пальмами убирались эстрады съездов (Товарищ Бухарин / из-под замызганных пальм // говорит — потеряли кого… — Маяковский, о конгрессе Коминтерна) и катафалки вождей («…под жестяно-перистыми опахалами пальм кусок красного гроба…» — из отчета о похоронах Ленина 1). Пальмы можно было встретить в клубной столовой, в заводском цеху, в учрежденческом кабинете, в панихидной зале крематория. Наконец, пальмы — живые или каучуковые, с войлочным стволом — непременная принадлежность ресторанов и питейных заведений любого класса, часто упоминаемая в зарисовках богемной жизни эпохи нэпа. [Маяковский, Дом Союзов 17 июля 1928 г.; Д. Фибих, Какой-то дом // Д. Фибих, Дикое мясо; и др.]
3//5
В Москву прибыли 120 маленьких черных, похожих на браунинги таксомоторов «рено». Козлевич даже и не пытался с ними конкурировать… — Из фотохроники: «21-го июня в Москве открылось движение такси. Всех таксомоторов 15 [sic], системы Рено. Такса 40 коп. за километр» [Ог 05.07.25]. Появление первых такси в столице отмечает Э. Т. Кренкель, пользуясь тем же сравнением, что и соавторы, но с уточнением признака сравнения: «Была куплена партия автомобилей «рено». Черные, похожие на револьверы «браунинг», рукояткой вверх, они все еще тонули среди множества извозчиков» [RAEM, 104]. Видимо, о тех же машинах говорит американский инженер, отмечая в Москве 1929 года «высокие довоенные такси «рено»» [Rukeyser, 20; курсивы мои. — Ю. Щ.].
3//6
Трубя в рожок, Козлевич мчит пассажиров в Дом крестьянина. — Подтекстом, конечно, является торжествующее «трубя в рог».
Дом крестьянина — в городах советской России гостиница-общежитие для приезжих из села, одно из знамений нэповской политики «лицом к деревне». По замыслу правительства, дома крестьянина должны были служить не только жильем, но также клубом и очагом политико-просветительной работы. В их задачи входило предоставлять гостям ночлег, дешевый чай и стол, баню, «безопасное и удобное место для пребывания лошади» и иные бытовые услуги, а также медицинское и юридическое обслуживание, консультации по агрономическим и ветеринарным вопросам и т. п. Помимо этого, в ДК предусматривались всякого рода культурные центры и мероприятия: читальни, выставки, антирелигиозные, военные, бытовые и музыкальные уголки, экскурсии в музеи, лекции, киносеансы и проч.
Наиболее близким к этому идеалу был Центральный дом крестьянина в Москве (открыт в июне 1925) — образцово-показательное заведение, открытое для экскурсантов и иностранцев. Размещенный в бывшем ресторане «Эрмитаж-Оливье» на Трубной площади, «где когда-то помещики прокучивали деньги, добытые народным трудом», ЦДК впечатлял посетителей широкими мраморными лестницами и расписными потолками.
Гостям демонстрировали библиотеку в 5 тысяч томов, выставку сельскохозяйственных продуктов, электрические табло, внушительные фотоэкспозиции. Силами приезжих крестьян здесь устраивались привлекавшие фольклористов концерты народной песни, игрались спектакли. Театральная самодеятельность в ЦДК имела во многом просветительный уклон, ставя в пестром авангардном стиле пьесы типа «Толока-Морока», «Увеличивай доход», «Смерть засухе» ит. п. [КН 27.1925; Пж 30.06.25; КН 14.1928; Dreiser, Dreiser Looks at Russia, 143–146; Viollis, Seule en Russie, 182–184; Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets, 28–31; McWilliams, Russia in 1926, 58, и др.].
В рядовых и провинциальных домах крестьянина картина была более тусклой. «В настоящее время ДК в большинстве своем являются просто заезжими дворами, где в лучшем случае имеется читальня, — таково резюме доклада о состоянии ДК и красных чайных на заседании Главполитпросвета. Тов. Крупская рассказала о своем посещении Тверского ДК. Этот дом делился на два этажа: в верхнем находились кабинеты агитпропаганды, внизу — чайная с водкой. Верхний этаж был всегда заперт на ключ, его открыли только при приходе тов. Крупской и сразу же закрыли после ее посещения» [Дом крестьянина или постоялый двор? Пр 06.06.29]. На заседании Президиума ВЦИК в сентябре 1929 констатировалось, что количество мест в ДК недостаточно и крестьяне массами останавливаются на частных постоялых и заезжих дворах, где подвергаются «антисоветской агитации кулака». Необходимо оздоровить систему ДК, чтобы «вырвать из лап кулацких постоялых дворов десятки миллионов пребывающих там крестьян» [Пр 10.09.29].
3//7
В Арбатове под свадебные процессии привыкли нанимать извозчиков, которые в таких случаях вплетали в лошадиные гривы бумажные розы и хризантемы, что очень нравилось посаженным отцам. — Этот старинный обычай многократно упоминается в описаниях старого быта: «[На масленицу]…происходили смотрины купеческих дочек и сынков, чтобы поженить их после Пасхи. По городу мчались тройки, разряженные цветными лентами и бумажными цветами, с бубенчиками и колокольчиками…» [Белоусов, Ушедшая Москва, 351]; «В этот субботний день [в неделю так называемой «красной Пасхи» — период свадеб] некоторые извозчики… украшали цветами и лентами гривы своих кляч и возили по улицам веселящихся москвичей» [Телешов, Записки писателя, 262]; «Прежде, бывало, из церкви ехали на тройках с бумажными цветами, заплетенными в гривы и хвосты лошадей» [П. Романов, Голубое платье].
3//8
Козлевич и растратчики из кооператива «Линеец». — Эпидемия растрат широко отражена в прессе и в сатире 20-х гг. Обычный способ растраты — увеселительные поездки на извозчике, часто в обществе дам, многие из которых проделывают с неопытными ухажерами так называемый «хипес» [см. ДС 20//22; ЗТ11//16]. Извозчик изображается как источник неотразимого соблазна для совслужащих, которым доверены казенные деньги [Катаев, Растратчики и др.]. В духе тогдашнего юмора автомобилист Козлевич замещает прежнего извозчика и наделяется его типичными ролями и признаками [см. ниже, примечание 11; ЗТ 2//15 со сноской 3; ЗТ 13//23].
Наряду с этими советскими стереотипами в истории Козлевича представлена классическая авантюрная схема, согласно которой герой долго бедствует без работы, затем вдруг получает выгодное предложение и радуется своей удаче, однако его наниматель оказывается жуликом или преступником и вовлекает ничего не подозревающего героя в опасную ситуацию. Этот сюжет часто встречается у Конан Дойла в рассказах шерлок-холмсовского цикла [Союз рыжих, Большой палец инженера, Медные буки, Пациент-резидент и др.].
3//9
Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле, на лунный тракт. — В газетных статьях этого времени, критикующих «недочеты» на торговом фронте, отмечается недостаток ларьков, особенно на городских окраинах [Хвосты у магазинов, Пр 17.07.29 и др.]. Ср., впрочем, ту же деталь у М. Агеева в описании дореволюционного катанья на лихаче: «Когда промахнули Яр и стала видна вышка трамвайной станции и заколоченная кондитерская будка…» [Роман с кокаином (1934), гл. 2].
Вместе с тем это место несомненно пародирует стереотипы романтизма и готического жанра — мелькающие мимо в ночи одинокие церкви, руины и т. п. Поездки Козлевича с растратчиками вторят романтическому мотиву ночной езды с нездешними всадниками в балладах типа «Леноры», «Людмилы», «Светланы», а также в гоголевском «Вие»: «Минули они хутор и перед ними открылась ровная лощина… Обращенный месячный серп светлел на небе… Такая была ночь, когда философ Хома Брут скакал с непонятным всадником на спине» (ср. в ЗТ: «По ночам он носился… слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров…»). Напомним о постоянной связи учрежденческого и инфернального мотивов в сатире 20-х гг. и у соавторов ДС/ЗТ в частности. Арбатовские растратчики как бы продали душу дьяволу, а Козлевича используют в роли обманутого, все глубже вовлекаемого в нечистые дела человека. Параллель к «пьяной возне и воплям пассажиров» находим в «Войне и мире»: «[Ямщик Балага]…любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «Пошел! пошел!»» [II.5.16].
3//10
«Быстры, как волны, дни нашей жизни»… «По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом…». — Студенческая песня, популярная на протяжении всего XIX в. и еще сохранившаяся кое-где в фольклорном репертуаре: Быстры, как волны, / Дни нашей жизни, / Что час, то к могиле / Короче наш путь… // Налей же, товарищ, / Заздравную чашу, / Как знать, что осталось / Для нас впереди?.. и т. п. Текст представляет собой народную версию стихотворения «Вино» А. П. Серебрянского (1810–1838). Упоминается у Л. Андреева, А. Куприна, М. Горького [см. Песни и романсы русских поэтов, 532, 933]. По рюмочке, по маленькой… — припев «пьяной» версии песни. Он отсутствует у поэта и в литературных цитатах начала XX в., но зафиксирован в некоторых песенниках [например: Песенник витязей, 105].
3//11
…Лица у них [у растратчиков] опухли и белели в темноте, как подушки. Горбун с куском колбасы, свисавшим изо рта, походил на вурдалака. Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. — Приключения растратчиков описаны с обильным применением литературных образцов. Ср. сцены трактирных кутежей у М. Горького: