14//19
…Все, что бы ни происходило на свете, старики рассматривали как прелюдию к объявлению Черноморска вольным городом. Когда-то, лет сто тому назад, Черноморск был действительно вольным городом… — Ср. аналогичные мечтания крупного нэпмана у В. Инбер: «Илья Абрамович думал так: «Конечно, если Одессе дадут порто-франко, так город оживет, о чем говорить…»» [Уравнение с одним неизвестным, КН10.1926]. — Статус порто-франко, т. е. территории, где привозимые морем иностранные товары продавались без таможенных пошлин, Одесса имела в 1819–1859. Это способствовало превращению ее в цветущий космополитический центр южной России. Статуса вольного города она не имела, но для преисполненных гордостью одесситов эти два понятия сливались в одно: «Вот что такое было порто-франко, — пишет В. Катаев, — Одесса стала чем-то вроде вольного города, и эта райская жизнь продолжалась до 1857 года» [Кладбище в Скулянах, 25].
К. В. Душенко подсказал прецедент у М. Щедрина: «Хорошо бы, мол, Верхоянск вольным городом сделать и порто-франко в нем учредить» [Охранители].
14//20
Разговоры пикейных жилетов. — Конференция по разоружению — вероятно, конференция пяти держав по морскому разоружению в Лондоне (весна 1930).
Бернсторф, Иоганн-Генрих фон, граф — германский политический деятель, в 1908–1917 посол в США; член германской делегации в Лиге Наций, пацифист, сторонник проанглийской и проамериканской ориентации в немецкой политике.
Сноуден, Филипп — министр финансов в лейбористском правительстве Англии в 1929–1931; на международных конференциях добивался повышения английской доли в европейских делах и послевоенных репарациях. В советской прессе Ф. Сноуден описывался как «сухой, злобный, свирепый, брутальный циник», с которым не под силу тягаться даже А. Бриану, «страшный, как только может быть страшен английский политик» [М. Левидов, Гаагское торжище, Ог 25.08.29].
Чемберлен, Остин — министр иностранных дел в консервативном правительстве Англии (1924–1929), в мифологии агитпропа — главный антагонист Советской России. См. также ДС 13//15.
Бриан, Аристид — министр иностранных дел Франции в 1925–1931; выдвигал идею таможенного, а затем и политического объединения Европы, которую советская печать характеризовала как «священный союз европейской реакции против революции». Сам Бриан характеризовался как «сладкогласный», «легковесный», «слабонервный», «легкокрылый и легконогий» [КН 32.1929; М. Левидов, Гаагское торжище; Бриановская пан-Европа на пути к провалу, Пр 17.07.30, и др]. См. также ДС 7//8.
Бенеш, Эдуард — министр иностранных дел Чехословакии в 1918–1931, председатель Комитета безопасности Лиги Наций в 1927–1938, впоследствии президент Чехословакии. «Маклер всеевропейского масштаба, человек на резиновых подошвах, человек-каучук» [Левидов, Гаагское торжище].
Макдональд, Рамзей — лейбористский премьер-министр Англии в 1929–1931. Сделал свою карьеру под левыми, популистскими лозунгами, затем поправел. Основа его политической философии — классовая гармония, за что он и разоблачался в тогдашних советских комментариях как мнимый защитник интересов рабочих, «герой мелкобуржуазного балансирования между пролетариатом и буржуазией».
Гувер, Герберт — президент США в 1929–1933. В советских откликах на избрание Гувера, наряду с обязательным изобличением его как лидера враждебной СССР системы, характеризовался как «классный представитель американского империализма последней формации», «мастер рациональной деловитости», «жрец эффишенси и просперити», «талантливый хозяйственник, блестящий организатор», неутомимый борец за мировое господство американских монополий [см.: М. Левидов, Апостол из «Белого дома», Ог 30.11.28].
Гинденбург, Пауль фон — фельдмаршал, президент Германии в 1925–1934.
14//21
[Среди известных Остапу «честных» афер]…имелись такие перлы, как организация акционерного общества по поднятию затонувшего в Крымскую войну корабля с грузом золота… — Английский трехмачтовый винтовой пароход «Принц» затонул в Балаклавской бухте в ноябре 1854, разбившись о скалы в шторм. Вскоре распространились слухи, что вместе с кораблем пошел ко дну груз золота для уплаты жалованья английским войскам в Крыму. Попытки найти корабль и золото делались разными странами начиная с 1870-х гг.
В советское время легенда о сокровищах «Принца» продолжала волновать умы, и было снаряжено несколько экспедиций, не давших положительного результата. Последняя попытка найти золото с помощью японской водолазной фирмы относится к 1927. История «Принца» и его поисков широко освещалась в прессе 20-х гг. и отражена в литературе: в «Листригонах» А. И. Куприна, в очерке Б. Пильняка «Синее море» (1928), в повести М. Зощенко «Черный принц» (1936), в поэмах Н. Асеева (1923) и В. Инбер (1928) с тем же названием и др.
Ряд других кораблей («Эльбрус», «Памяти Азова», «Народоволец» и др.) был успешно, хотя и без сенсационных находок, поднят Госсудоподъемом, и интерес публики к подъемному делу в эти годы был немалым [см.: И. Егоров, Подъем затонувших судов, Ог 19.09.26]. Вместе с тем соавторы, как это для них типично, отражают культурное течение, существовавшее еще в досоветскую эпоху. Так, у А. Аверченко читаем: «Разговор мы вели самый незначительный. Что-то, кажется, о затонувших пароходах и о способах их вытаскивания из воды. Тысячи таких разговоров ведут незнакомые люди, случайно встретившиеся друг с другом» [Рассказ из великосветской жизни].
14//22
…Или большое масленичное гулянье в пользу узников капитала… — «Узники капитала» — формула, обозначавшая заключенных (не обязательно политических) в буржуазных странах, заступничество за которых было одной из постоянных тем агитпропа: «В день 1-го мая вспомним об узниках капитала» (из первомайских лозунгов); «Вспомни об узниках капитала! В день 18 марта — все в ряды МОПР!» (лозунг); «На помощь узникам, томящимся в застенках капитала» (газетный рисунок Дени); «Узники буржуазии» (статья о пенитенциарной системе США); «В плену у капитала» (рисунок в журнале: работница за решеткой); «На помощь пленникам капитала» (статья П. Н. Лепешинского) [Пр 04.05.27; Эк 08.1930; Пр 18.03.28; Пж 16 и 19.1930; Ог 18.03.28].
Праздничные гулянья — масленичные, рождественские, святочные, пасхальные — с площадными театрами, катальными горами и разнообразными увеселениями устраивались с большим размахом вплоть до революции. Гулянья с благотворительными целями также не были редкостью: например, в 1902 состоялись «Большие рождественские гулянья в пользу высочайше утвержденного Общества доставления дешевых квартир в Петербурге».
Традиция эта продолжалась и в советское время, хотя, конечно, гулянья приурочивались уже не к церковным праздникам. Пресса 1926–1929 сообщает о многих подобных мероприятиях в Москве: о гулянье на Октябрьском поле, посвященном годовщине Конституции; о первомайском гулянье с инсценировками (темы: борьба с бюрократизмом, снижение цен, китайские события); о гулянье «Война старому быту!» (гигантские карикатуры на Чемберлена, городового, священнослужителей); о гулянье текстильщиков на Воробьевых горах (футбол, городки, гармонисты, хор, оркестр); об интернациональном гулянье пионеров в Парке культуры и отдыха; о гулянье «За грамотность» в том же парке; о гулянье Осоавиахима в Измайловском зверинце (показательный бой, наполнение аэростата газом, мост на поплавках) и др. [Алексеев-Яковлев, Русские народные гулянья, 121; КН 29.1926; Из 04.05.27; КН 02.1928; КН 25.1927; Из 22.08.29; КН 39.1929; КН 24.1929].
Гулянья, посвященные узникам капитала, были реальностью: «В конце июля МОПР организовал большое гулянье в Покровском-Стрешневе, под Москвой. Принимавшие участие в гулянии политзаключенные, вырвавшиеся из буржуазных застенков, и делегаты собравшегося в Москве VI конгресса Коминтерна выступали с приветствиями и речами» [0 г 05. 08.28].
Идея масленичного гулянья в пользу узников капитала связана с тем, что масленица была традиционным праздником, ближайшим по времени ко дню МОПРа («Международной организации помощи революционерам», т. е. политзаключенным в странах капитала), отмечавшемуся 18 марта, в годовщину Парижской коммуны. В 1929 масленица приходилась на 8-15 марта, в 1930 на 23 февраля-2 марта (см. хотя бы посвященные ей номера ИР за эти периоды). Перед нами очередная перекраска стереотипов старой культуры в советские цвета.
Близость к масленице Международного женского дня также осознавалась и риторически обыгрывалась: «Масленица по-советски» [танцы и песни женщин на местах производства в день 8 марта — фото на обложке Ог 04.03.28].
Вопрос огоньковской «Викторины»: «42. Какой месяц в году имеет три революционных праздника?» Ответ: «Март: низвержение самодержавия, день Парижской Коммуны, день работниц» [Ог 08.07.28].
Ср. другие шутки соавторов: «Господин Фунт, узник частного капитала» [ЗТ 22]; «Танцевальная игра «Узники капитала»» [Веселящаяся единица (1932)]. Тремя годами ранее о «тошнотворных филантропических балах «с танцами до утра в пользу узников капитала»» говорилось в безымянном фельетоне «Обновленные валеты» [Чу 49.1929].
В комедии В. Шкваркина «Шулер» упоминается «афинский вечер в пользу беспризорных» [с. 20–21].
14//23
…Или концессия на снятие магазинных вывесок… — Крутые повороты российской истории XX в. — революция, военный коммунизм, нэп, пятилетки — отражались на облике городов, и не в последнюю очередь — на стиле торговых вывесок, этих «визитных карточек города». В судьбе вывесок видят символику истории и барометр политического климата в стране. В тогдашней литературе смена вывесок мелькает как одно из расхожих знамений времени. Рисование вывесок в эти годы — наиболее прибыльная профессия [Чуковский, дневник за 1923]. «В Москве — нэп и новые вывески» [Никитин, С карандашом в руке, 85]. «Сначала робко, а потом все увереннее, начали появляться вывески: на лицо города были наведены брови» [начало нэпа в Одессе; Инбер, Место под солнцем, гл. 9]. «Вывески доказывали ему, что [советская] власть как будто крепка: вот красный плакат ЦК железнодорожников; черный Центробумтрест; зеленая вывеска Музпреда; оранжевый Новотрестторг; синий Северокустарь — все это новые слова и учреждения, выдуманные теперешней властью… А вот налево — кооператив «Красная заря». Это уже и совсем ясное название, и опять-таки доказывает оно, что власть крепка» [Слонимский, Средний проспект]. В начале 20-х гг. многие отмечают отличие советских вывесок от старорежимных: «За те два года, что я жил в Москве, ржавые вывески, оставшиеся еще с дореволюционных времен, были сняты, появились строгие вывески «торгов» и «коопов», акционерных обществ, всяческих артелей, а то и робкие и стыдливые вывески частного капитала» [Либединский, Современники, 52]. Тем, кто помнил старые, во весь фасад, купеческие вывески, где фамилия владельца была означена аршинными буквами, новые вывески — как нэпманские (название товара крупно поперек витрины, имя хозяина в уголке), так и государственные («Утильсырье», «Кожместпром», «Горфинотдел») — казались непривычно скромными [Каверин, Перед зеркалом, 140; Никулин, Московские зори, П.1.6]. Однако по сравнению с военным коммунизмом нэп выглядел празднично: «Очереди, карточки, пайки исчезли. Улицы, пестря как клумбы, расцветали новыми вывесками» [Д. Фибих, Какой-то дом // Д. Фибих, Дикое мясо].