«Так бы и сказали», «Так и говорите», «Что вы ко мне пристали?», «Что вы мне морочите голову?» — другие типичные фразы из еврейских диалогов в литературе, комичные тем, что возмущающийся обычно сам и повинен в недоразумении и потере времени [см.: Шолом-Алейхем, Касриловка; Доктора, Собр. соч., т.4: 529; т. 5: 323, 325, 326 и др.; ЗТ 6//23].
К происхождению фамилии «Фунт»: «Проходя подворотни, где висели доски с фамилиями жильцов, он [И. Ильф; действие в Одессе в 1920] всегда читал их и беззвучно смеялся. Запомнились мне фамилии Бенгес-Эмес, Лейбедев, Фунт, которые я потом встречала в книгах Ильфа и Петрова» [Т. Лишина. Веселый, голый, худой // Воспоминания об Ильфе и Петрове; Лейбедев — см. ЗТ 5//9].
15//13
Я — зицпредседатель Фунт. — Наем подставных лиц для отсидки тюремных сроков — зицпредседателей, зицредакторов (от нем. sitzen — «сидеть») — практика еще дореволюционная. В период цензурных репрессий после 1905 был большой спрос на подставных редакторов; они использовались и легальными большевистскими органами, как «Правда» [Гиляровский, Соч., т. 3:147; Кремлев, В литературном строю, 87–88]. В юмореске А. Аверченко «Гололедица» фигурирует зицредактор журнала («Ответственный редактор! Чуть что — в ответе я!»), человек невежественный и не имеющий отношения к журнальному делу [8 одноактных пьес].
15//14
Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищества на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом? Где все это? — Фунт сетует по поводу перемен, знаменующих свертывание нэпа. Частные общества взаимного кредита — в том числе 1-е и 2-е одесские — были ликвидированы в 1929 [Вся Одесса, 259; БСЭ, 1-е изд., т. 34: 691]. Акционерные общества со смешанным капиталом — объединения с участием государственного и частного или советского и иностранного капитала. Товарищества на вере — один из видов товариществ (наряду с простыми, полными, с ограниченной ответственностью, акционерными обществами). Все упомянутые здесь объединения подверглись ограничению или исчезли в 1929–1931 3.
Еврейские элементы в этой речи Фунта — риторические обороты «где…?» и «спрашиваю я вас». Ср.: «Горе нам, где сладкая революция?» [Бабель, Гедали]; «Я оглядываю жизнь и спрашиваю: где воля, где мощь, где сила человека?» [Юшкевич, Евреи, 39]; «Я вас спрашиваю, что это за поездка?»; «Я спрашиваю, сумасшедший растяпа, кто так поступает?» [Шолом-Алейхем, Третьим классом, Мариенбад, Собр. соч., т. 5: 172; т. 6: 233] и др.
15//15
Остап… принялся терпеливо выспрашивать вечного узника, отдавшего жизнь за «други своея». — В Евангелии от Иоанна: «…кто душу свою положит за други своя» [15.13]. «Вечный узник» напоминает о персонажах типа Железной маски, аббата Фариа («Граф Монте-Кристо» А. Дюма и т. п.).
15//16
Я сидел при Александре Втором, и при Третьем, и при Николае Александровиче Романове, и при Александре Федоровиче Керенском. — Ср.: «Старик потерял счет годам и говорил: «Я пережил Николая Павловича, Александра Николаевича, Александра Александровича, Николая Александровича, Владимира Ильича, — переживу и Алексея Ивановича [Рыкова]»» [Пильняк, Красное дерево]. См. ЗТ 23//14.
15//17
С минуты на минуту он мог заговорить о пакте Келлога или об испанском диктаторе Примо де Ривера… — Пактом Келлога (по имени американского госсекретаря, который совместно с А. Брианом был его инициатором) назывался договор 15 государств о неприменении войны в качестве орудия национальной политики. Подписан в Париже в августе 1928 (СССР присоединился в сентябре), вошел в силу в июле 1929.
Примо де Ривера (1860–1930) — генерал, маркиз, диктатор Испании с 1923; подав в отставку в январе 1930, выехал из страны и умер в марте того же года, незадолго до начала действия романа.
Примечания к комментариям
1 [к 15//6]. Отметим в стихотворении Сельвинского черты, имеющиеся и в ЗТ, у бендеровской конторы, — курьера, чай, пишущие машинки, портреты: Стрекотали машинки. Портрет потел. / Стыл чай. Жарко. / Курьер, как всегда, принес бюллетень… Ср. машинку «Адлер», Паниковского, разливающего чай, а в конце романа — картину конторы, которая могла бы быть насмешливым откликом на бодрые стихи поэта: «Во всех окнах были видны пишущие машинки и портреты государственных деятелей» и т. д. [ЗТ 35]. В первых изданиях стихотворение называлось «Великий обыватель с улицы Карла Маркса» [в кн.: Сельвинский. Рекорды].
2[к 15//7]. Суть вольпинской шутки состоит в том, что в его юмореске «душой» называется либеральный интеллигент, и описывается, сплошь каламбурами, его типичная эволюция: Душа со студентами пиво пила, / Душа в душе социалистом была…/ У души на душе тяжелый камень, / Душе не по душе с большевиками, / Душа боится, играет в прятки, / Душа у души уходит в пятки… и т. д.
3 [к 15//14]. Первое общество взаимного кредита находилось на углу Пушкинской и Греческой улиц — великолепное здание во флорентийском стиле, построенное в 1903. Второе — на Греческой, между Ришельевской и Пушкинской [из путеводителя по Одессе 1905 г., цит. в кн.: ИльфА., ЗТ, 423].
«Первое общество взаимного кредита» может содержать в себе и политический намек: это учреждение (правда, в Москве, а не в Одессе) после 1917 превратилось в отделение ГПУ. «В доме «Первого Общества Взаимного Кредита» находятся знаменитые подвалы, где производились расстрелы под шум автомобилей, работавших на полном ходу внутри двора и по Малой Лубянке» [Громов, Перед рассветом, 46]. Перенос известного факта или объекта из одного города в другой, из центра на периферию — весьма типичный для соавторов прием «эзоповского языка», не раз отмечаемый в этой книге.
16. Ярбух фюр психоаналитик 529
16//1
Бухгалтер Берлага — вице-король Индии. — Как обычно, совмещаются классические и современные мотивы. Служащий, мнящий себя королем, идет от гоголевских «Записок сумасшедшего». И там, и здесь герой черпает пункт своего помешательства из газетной хроники, и в обоих случаях увоз в психбольницу изображается как воцарение: «Итак, я в Испании… Сегодня поутру явились ко мне депутаты испанские, и я вместе с ними сел в карету» — «…автомобиль умчал вице-короля Берлагу в его новые владения».
Вице-король Индии для советского читателя в 1930–1931 был фигурой знакомой, часто упоминаемой в связи с индийскими событиями. Средства информации говорят о нем не без уважения: «Вице-король, в сущности, является одним из могущественнейших властителей мира» [М. Некрич, Английские оккупанты в Индии, КН 32.1930].
Остроты Ильфа и Петрова, знакомые с детства, мы склонны воспринимать нерасчлененно. Но для читателя 20-х гг. добавление частицы «вице-» к традиционному для сумасшедших самоназванию «король» должно было стоять в ряду таких поправок к некогда престижным титулам, как «Бывший друг желудка», «зицпредседатель», «полуинтеллигент», «отставной бог» и т. п. (примеры из Ильфа и Петрова, Зощенко, Бабеля).
Линию Берлаги можно соотнести с историями о революционерах, прятавшихся в психбольнице от преследования и ареста. Наиболее известен эпизод такого рода из биографии Камо (С. А. Тер-Петросяна), ставший легендарным и вошедший в энциклопедии. Соавторы ЗТ, вероятно, знали и случай М. Я. Макотинского, который во время Гражданской войны, спасаясь от белых, «чтобы не попасть в тюрьму, симулировал сумасшествие, и врачебная экспертиза Одесской [NB] психиатрической больницы не могла разгадать обмана» [А. Н. Пирожкова в кн.: И. Бабель. Воспоминания современников]. Такая ассоциация ставит сумасшествие Берлаги в ряд мотивов, откликающихся на революционные и коммунистические легенды: сын лейтенанта Шмидта, голодовка Лоханкина, диспут Бендера с ксендзами [см. ЗТ 1//17; ЗТ 13//1; ЗТ 17//5].
Из записей Ильфа по теме данной главы: «Сумасшедший дом, где все здоровы» [ИЗК, 276].
16//2
Они [обитатели сумасшедшего дома] думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. — В этих представлениях о мыслях сумасшедших ощутимы сатириконовские отголоски. У Тэффи рассказчицу доводит до грани нервного припадка назойливость реклам. Измученная ими, она мечтает об изоляторе профессора Бехтерева, где «стены обиты мягким войлоком и, колотясь об них головой, вы не причиняете себе серьезных увечий». Проснувшись однажды утром, она чувствует, что забыла нечто важное: «Мечтается уйти, затвориться в пустыне и… думать, думать, пока не вспомнится то великое, что забыто и мучит… Ах! Только бы вспомнить то важное, необходимое, нужное, единственное мое!» Этим «великим» оказывается реклама белья монополь [Рекламы; курсив мой. — Ю. Щ.].
16//3
Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба… — Известная в разных формах с 90-х гг. XIX века детская считалка (обычно содержит еще одно двустишие, например: «эне, бене, рес — квинтер, жаба, жес»). Филологи обнаруживают в ней латинские (квинтер, бене и т. п.) и еврейско-немецкие элементы. Ср. немецкие фольклорные тексты, начинающиеся словами Enige, benige…, отразившиеся в русских считалках: «Эники, беники, ели вареники…» [Орел, К объяснению некоторых «вырожденных» славянских текстов; Топорков, Заумь в детской поэзии]. «Дети, играя в квача, выкрикивали картавые заклинания: — Эна, бене, реч…» [Л. Длигач, Скрипка, КН.27.1929].
16//4
— На волю! На волю! В пампасы! — Гимназические мотивы? В романе В. Каверина «Художник неизвестен» (1931) один из героев «вспомнил гимназию… второй класс, когда смертельно хотелось убежать от классного наставника в пампасы» [VIII.4].
16//5
Географ сошел с ума совершенно неожиданно: однажды он взглянул на карту… и не нашел на ней Берингова пролива… Отсутствие пролива было вызвано головотяпством издательства «Книга и полюс».