» [Я. Гашек, Похождения бравого солдата Швейка, 1.4; совпадения с высказываниями Старохамского выделены мной. — Ю. Щ.]. Из других сходств: у Гашека симулянт кусает врача в ногу, выпивает чернила [там же, 1.3] — Берлага толкает в грудь добрую докторшу, выливает себе на голову бутылку чернил [ЗТ 16].
16//14
…[Сотрудники «Геркулеса»,] головы которых, как ему [Берлаге] показалось, соболезнующе качаются в полутьме коридора… ничего не сказали. И, ничего не сказавши, стали медленно уплывать в темноту. — Друзья! — слабо вскрикнул бухгалтер. — Куда же вы?.. И вице-король Индии остался один. — Отголоски экспрессионистской образности и фразеологии Л. Андреева — недаром тень писателя витает над «Геркулесом» [см. ЗТ 11//4]. Ср.: «Два холодных, два бледных, два угрюмых лица одиноко выдвигались из темноты и качались в странной немой пляске…»; «Двигались в полутьме две неторопливых фигуры…» [Жизнь Василия Фивейского, гл. 4, 9]; «Далеко кругом в полутьме торчали неподвижные головы, слегка освещенные красным со сцены» [Красный смех, отрывок 14].
Особенно характерны для Л. Андреева (и для постановки «Жизни Человека» в МХТ с ее знаменитым «черным бархатом») персонажи, уходящие в темноту: «[Иуда] скрылся в темной глубине открытой двери» [Иуда Искариот]; «Со смехом скрывается во тьме [Анатэма, конец карт. 6]; «И молча бежали мы куда-то во тьму» [Набат]; «Она… тихо уходила назад, смутно белея во мраке»; «Ночная тьма бесследно поглотила его» [Жизнь Василия Фивейского, гл. 6,11]; «Стариковски сгорбившись, пошел куда-то в темноту, прочь от всех нас… — Стойте! — крикнул я… но он… скоро пропал в красноватой мгле… А я остался один» [Красный смех, отрывок 5; сходства с ЗТ выделены мной. — Ю. Щ.].
16//15
Что же ты наделал, бухгалтер Берлага? — Ср. подобные риторические вопросы в устах героев Шолом-Алейхема: «Подумай, если остался у тебя хотя бы обломок клепки в голове, что ты натворил?»; «Или… ехать в Варшаву исправлять все то, что ты там натворил?» [Мариенбад, Собр. соч., т. 6: 233, 242].
16//16
Где были твои глаза, бухгалтер? — Ср.: «Где были мои глаза? Где была моя голова?» [Шолом-Алейхем, Мариенбад, Собр. соч., т. 6: 239].
16//17
Вот куда завели тебя, бухгалтер, твои странные связи с господином Фунтом… Страшно даже подумать о том, что сказал бы старый Фома о проделках своего любимого сына. Но давно уже лежит Фома на втором христианском кладбище… и только мальчики, забегающие сюда воровать сирень, бросают иногда нелюбопытный взгляд на гробовую надпись…» — Типологическая параллель к первой фразе — у А. К. Толстого: Все кончено! Так вот куда приводит / Меня величья длинная стезя [Смерть Иоанна Грозного, д. 1].
Пародийное отступление об отце Берлаги, в типичной для соавторов манере сгущения, отражает два ряда поэтических клише:
(а) «Безучастность мертвеца» (который не откликается на зов живых, не реагирует на их заботы и дела, близкие ему при жизни и т. п.);
(б) «Вечный покой» (описание тихой могилы и того, какой пейзаж окружает ее, кто из живых посещает или не посещает могилу, что гласит надгробная надпись и т. п. Здесь типичен мотив «равнодушной природы», а также слова «только», «лишь», как в данном месте романа).
Эти два ряда мотивов тяготеют к противоположности: если первый из них содержит сетования на то, что умерший покинул живых и глух к их призываниям, то второй, наоборот, содержит медитации о том, что живые покинули мертвого, обрекли его на одиночество, о великолепном безразличии окружающего мира и проч.
«Безучастность мертвеца» иллюстрируется примерами типа «Для берегов отчизны дальней» Пушкина (Но там, увы, где неба своды…), «Воздушного корабля» Лермонтова (Но спят усачи-гренадеры… / И маршалы зова не слышат… / Но в цвете надежды, и силы / Угас его царственный сын…) или пассажа о матери Козлевича («Лучше всего, конечно, было бы рассказать про свои страдания нежной морщинистой маме… Но мадам Козлевич давно уже скончалась от горя…» и т. д. [ЗТ 3]).
«Вечный покой» представлен в «Сельском кладбище» Жуковского (Повсюду тишина, повсюду мертвый сон, / Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает, / Лишь слышится вдали рогов унылый звон, // Лишь дикая сова…); в описании могилы Ленского (Там у ручья в тени густой / Поставлен памятник простой и следующие две строфы [Евгений Онегин, 6.XL–XLII]); в «Похоронах» Некрасова (Будут песни к нему хороводные / Из села по заре долетать…) и во мн. др., от частично примыкающего сюда же «Выхожу один я на дорогу» Лермонтова до советского романса «Позабыт-позаброшен» (На мою на могилку, / Знать, никто не придет, / Только раннею весною / Соловей пропоет).
16//18
«Твой путь окончен. Спи, бедняга, любимый всеми Ф. Берлага». — Надгробные надписи на кладбищах старой Одессы славились своим эксцентрическим и характерно одесским стилем. Им посвящен современный ДС/ЗТ очерк за подписью «Тур», где приводится, например, такая эпитафия:
«Здесь покоится / диветка ресторана Аристида Франкони / Бася-Двойра Айзенберг, / по прозвищу Виолина де Валет. / Суровый нрав ее родителя вынудил / ее пойти по непристойной дороге. / В молодости она была прекрасна. / Однако скончалась в забвении и нищете. / Старые друзья, / вкусившие ее добродетелей, / с благодарностью / воздвигли ей сей памятник. / Н. К., С. Ш. Ю., Влад. П.-В.».
Там же рассказывается о бедной могиле помощника присяжного поверенного:
«Семья этого служителя Фемиды настолько обеднела, что не могла ему поставить даже памятную доску. Поэтому родные взяли дощечку, висевшую на дверях его квартиры, и прибили к шесту на могиле… [Часть надписи на дощечке] замазали краской. Однако ветры и бури смыли краску, и сейчас на могиле висит следующий текст: «Помощник присяжного поверенного Чечельницкий. Прием посетителей с 6 до 8 вечера»».
И еще об одной могиле,
«на которой изображена змея, держащая в пасти коробочку сапожной мази. Это могила короля одесских чистильщиков сапог, знаменитого Суны, покончившего самоубийством и оставившего записку следующего содержания: «Жизнь — вакса»» [Тур, братья, Одесса. I. Кладбища, КП 01.1929].
В. Катаевым приводится надпись, замеченная им на Втором еврейском кладбище: «Здесь покоится Лазарь Соломонович Вайншток, корректный игрок в картах» [Разбитая жизнь, 332].
16//19
Гвардейски размахивая ручищами, Балаганов… вручил ему повестку: «Тов. Бэрлагэ. С получэниэм сэго прэдлагаэтся нэмэдлэнно явиться…» — Ассоциация между «эканьем» машинки и «гвардейским» видом Балаганова (упоминаемым только здесь; Балаганову обычно придаются не военные, а морские черты) состоит в том, что «эканье» (произношение как «э» не только «е», но и «о») считалось особенностью гвардейского выговора: «— Нэ пэло-жен-н-о! — повторял [он] на гвардейский манер»; «…[Крупье] гвардейским голосом провозглашал: — Гэспэда, делайте вашу игру»; «— Кэк вы смээте находиться в эфицерской кэют-кэмпании! — крикнул он гвардейским тенором» [Катаев, Зимний ветер, Собр. соч., т. 6:129; Алмазный мой венец, 74; Кладбище в Скулянах, 197]. См. ЗТ 15//9.
16//20
Когда я был очень молод, очень беден и кормился тем, что показывал на херсонской ярмарке толстого, грудастого монаха, выдавая его за женщину с бородой… — Об этом «необъяснимом феномене природы», непременном номере площадных зрелищ, рассказывают многие. «В балаганах [в Киеве] показывали «женщину с бородой» и «сросшихся близнецов»». «Балаганы [на Красной площади], где можно было насладиться такими чудесами, как женщина с усами, или живая русалка, или теленок с двумя головами». Женщина с бородой была провербиальной: она упоминается, например, в статье В. Ходасевича «О Сирине», у Н. Эрдмана («Чего не бывает на свете, товарищи. Бывает даже женщина с бородой») или в приписываемых Маяковскому сатирических картинках «Паноптикум»: Только у нас! Женщина с бородой. Нами давно развенчана. / (Борода — Чернов, Брешко-Брешковская женщина). [Вертинский, Дорогой длинною…, 42; На переломе, 230; Жаров, Жизнь, театр, кино, 20; Ходасевич, Колеблемый треножник; Эрдман, Самоубийца, д. 5, явл. VI; Маяковский, Поли. собр. соч., т. 13].
16//21
Макдональд — это голова. Его идея классового мира в промышленности… — Рамзей Макдональд был лейбористским премьером Великобритании в 1929-31. Доктрина «мира в промышленности», выдвинутая лейбористским руководством после грандиозных рабочих забастовок 20-х гг., обличалась советской печатью как предательство интересов пролетариата [см., напр.: Кольцов, Стачка в тумане (1926), Избр., т. 2]. Политические симпатии Фунта, как видим, и здесь далеки от официальных советских.
16//22
— Да! — закричал вдруг Остап. — Где Козлевич?.. Паниковский отвел глаза и со вздохом сказал: — С Козлевичем нехорошо… Его охмурили ксендзы. — При этом курьер посмотрел на уполномоченного по копытам, и оба они грустно покачали головами. — Похожий диалог происходит между мистером Пиквиком и его спутниками по поводу исчезновения мистера Тапмена: Пиквик настойчиво выпытывает у друзей, куда делся Тапмен, те отворачиваются и молчат [Диккенс, Пиквикский клуб, гл. 11]. Поиски д’Артаньяном исчезнувших друзей — один из эпизодов «Трех мушкетеров» Дюма [гл. 24–26]; см. ЗТ 17//1.
17. Блудный сын возвращается домой
17//1
Адам Козлевич и ксендзы. — Костел и ксендзы были весьма заметным элементом старой Одессы (об этом вспоминает воспитывавшийся в католической вере Ю. Олеша, см.: Ни дня без строчки, 97–98). В 20-е гг. католическое духовенство, наряду со служителями других вер и сектантами, подвергалось многим нападкам и преследованиям: типичными обвинениями были связь с иностранными разведками, шпионаж в пользу Польши (в те годы усиленно клеймившейся как вражеское государство), антисоветская агитация и т. п. В Одессе, Киеве, Минске, Ленинграде и др. в 1925–1929 состоялись суды над ксендзами. [Суд: контрреволюционная и шпионская деятельность польского католического духовенства на территории СССР, Пр 25–26.01.28; Б. С. Пшибышевский, Ксендз-белогвардеец (очерк), Ог 12.02.28; Аграновский. На перевале. В его кн.: От Столбцов до Бухары; Ог 22.05.27; Ог 01.05.27 идр.]