Романы Ильфа и Петрова — страница 189 из 225

[ «Похоронить религию» — Piccard, Lettres de Moscou, 82; «Убить бюрократизм» — М. Кольцов, В дороге // М. Кольцов, Сотворение мира; «Смерть куличу» — Пр 06.05.29; лекция юриста — Никандров, Профессор Серебряков; смена английского кабинета — КН 26.1929; фабрика-кухня — Ник. Ассанов, Двадцать четыре тысячи, КН 50.1929. Германия — Овчаренко, Август Бебель, 132; Арзамас и арзамасские протоколы, 100, 173,195 и др; крест-ножницы — Moch, La Russie des Soviets, 96; карнавал — Пр 11.06.29; Адуев, Похвала бюрократизму (1929), Избранное; ледяной гроб, неграмотный красноармеец, религиозные праздники — Tolstoy et al., Street Art…, 161, 163, фото 179; КН 47.1927; трамваи — Оценка художественного оформления десятиоктябрия, НЛ10.1927; коммуна беспризорных — М. Кольцов, В монастыре // М. Кольцов, Сотворение мира; литейный цех — Пж 19.1930; Катаев, Время, вперед! гл. 4; Ильф, Петров, Необыкновенные истории…, 329.]

Приключение Балаганова соответствует также известному мотиву рыцарского и готического романа, когда герой, преследуя или разыскивая кого-то, попадает в заколдованный замок и блуждает по его залам и переходам (например, Ариосто, «Неистовый Роланд» XXII и др.) В готическом жанре герой передвигается по лабиринтам таинственного замка, поместья или аббатства, наталкиваясь в его комнатах на разного рода ужасы — скелеты, окровавленные плащи, гробы, закованных в цепи узников и т. п. В «Романе леса» А. Радклифф герой находит сундук со скелетом [гл. 4], героиня — гроб, покрытый плащаницей [во сне, гл. 7]. В ее же «Удольфских тайнах» за одной из дверей скрывается труп [III.I] 4, в «Дракуле» Брэма Стокера — ящики с землей, служащие постелью вампиру [гл. 4]. В русской литературе эту традицию продолжают Жуковский (Что ж? В избушке гроб; накрыт / Белою запоной [Светлана]) и Пушкин [Сказка о мертвой царевне].

Подобный литературный фон вполне естествен для «Геркулеса» с его постоянными потусторонними ассоциациями.

18//20

В море, как видно, происходило тяжелое объяснение. — Мотив объяснений в воде, решения деликатных вопросов во время купанья мы встречаем у Теккерея [примирение в воде: Ярмарка тщеславия, гл. 25]. Серьезный разговор в воде происходит в «Дуэли» Чехова [гл. 1]. Здесь мотив, конечно, продолжает идею неуловимости Скумбриевича.

18//21

— Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды. — Слова бухгалтера Берлаги — отзвук дореволюционных споров между радикальными интеллигентами и их веховскими критиками об «истине» (как научной, философской категории) и «правде» (как категории, связанной с принципами морали, социальными идеалами и т. п.). Ср. характеристику П. Б. Струве: «Он был одинаково страстным мыслителем, искателем объективной истины и страстным борцом за моральную правду и общественное строительство» [Зернов, Русское религиозное возрождение, 152. Ср. также статью Н. А. Бердяева «Философская истина и интеллигентская правда» [в кн.: Вехи].

18//22

…В концерне «Геркулес» это называется загнать в бутылку… И сможет ли это когда-нибудь понять наш добрый доктор математики Бернгард Гернгросс? — Выражение «загнать в пузырек» в смысле «довести до неистовства, до изнеможения» вошло в язык в 20-е гг. из воровского жаргона. «Загнали, наконец, Ванькина в пузырек. Стих Ванькин…» [Булгаков. Ванькин-дурак (1925), в его кн.: Забытое; см. также Селищев, Язык революционной эпохи, 77].

Имя «Бернгард Гернгросс» есть в ИЗК, 293. Неоднократные упоминания этого персонажа в эпизоде Заузе («…предостерегал его знакомый доктор математики Бернгард Гернгросс…»; «Расскажи об этом нашему другу, доктору Бернгарду Гернгроссу») выдержаны в стиле пародий на литературу «из заграничной жизни». Типичный прием — педантичное повторение полных имени и фамилии какого-то персонажа с добавлениями, якобы принятыми в иностранной культуре (как, например, звание, должность, местожительство, эпитет вроде «наш добрый друг» и т. п.):

«Когда у нотариуса Пьера д’Оребур, живущего на улице Оноре, пропала дочь…»; «Наступает ночь, и тебе надо идти к нашему доброму другу нотариусу Пьеру д’Оребур, живущему на углу улицы Оноре»; «О, если бы здесь был наш добрый друг нотариус Пьер д’Оребур, живущий на улице Оноре!» и т. п. [Н. Урванцев. Жак Нуар и Анри Заверни // Русская театральная пародия].

«Раз ты меня спрашиваешь, куда я иду, мой долг ничего не скрывать от тебя… я иду к моему великому учителю, профессору Гольдблатту»; «Издатель даст мне аванс, если профессор Гольдблатт одобрит мое сочинение»; «Ура, милая Эмма! Великий профессор Гольдблатт одобрил мое сочинение» и т. п. [Н. Урванцев, Вечерний звон (1917), там же].

В советской литературе сходного рода речи можно встретить у В. Аксенова, где в речи одного из персонажей — специалиста по Латинской Америке — имитируется стиль советских очерков о дружественных народах третьего мира: «…в Пуэрто загорелся панамский танкер. Если бы не находчивость Мигеля Маринадо, сорокатрехлетнего смазчика, дочь которого… впрочем… хм…» [Затоваренная бочкотара].


Примечания к комментариям

1[к 18//12]. Политическая активность школьников-пионеров — характерное явление тех лет, вроде китайского движения хунвэйбинов 1960-х. Для контроля над несознательными взрослыми устраивались отряды «легкой кавалерии», чье беззастенчивое вмешательство в частную жизнь описано, например, в романе П. Романова «Товарищ Кисляков» (действие происходит в коммунальной квартире) или в рассказе В. Шкловского «Княжна Джаваха», где дети в канун «бывшего Рождества» совершают налеты на квартиры для выявления политически неприемлемых елок [Звезда 05.1933, 93]. В более завуалированном виде террор детей над родителями показан в рассказе Ильфа и Петрова «Разговоры за чайным столом» (1934).

2 [к 18//12]. Взаимное «вызывание» на разного рода полезные дела было массовой агитационной игрой, волна которой — вне сомнения, организованно — прокатывалась по стране несколько раз. Таким путем осуществлялся, например, сбор средств на авиацию в 1923–1924. «Вносивший деньги вызывал через газету знакомых, друзей — сразу многих. Те, в свою очередь, вызывали других. Дело росло в геометрической прогрессии. Уже вызывали большие коллективы — секретариат Совнаркома вызывал Наркоминдел. Командиры, воевавшие против Юденича, вызывали командиров южных фронтов, бивших Врангеля, Деникина. Сибиряки — уральцев. Студенты — профессоров. Школьники — шкрабов… Вызвали Художественный театр, гастролировавший в Америке. Вызвали «вновь москвичей Есенина и Дункан», вернувшихся из Америки. Вызвали Анатоля Франса и Анри Барбюса. Даже Штреземана [см. ДС 24//3] и низложенного патриарха Тихона [см. ЗТ 8//30]… В конце лета рабочие завода «Динамо» вызвали Ленина и Крупскую… В то лето они жили в Горках. Было известно — Ильич поправляется». Вожди внесли на авиацию шесть червонцев, однако, к разочарованию многих энтузиастов игры, отказались вызвать кого-либо еще [С. Виноградская, в кн.: М. Кольцов, каким он был, 155]. Объявления в «Геркулесе», конечно, относятся уже к новой, очередной кампании взаимного вызывания, история которого остается в целом неизученной.

3 [к 18//19]. Ср.: Хорошо писать стихи / О кремации сохи [из пародии А. Архангельского на стихи А. Безыменского].

4[к 18//19]. В другой главе «Удольфских тайн» есть сцена, в которой при известном усилии воображения можно усмотреть еще более близкую параллель к ЗТ. Героиня находит в алькове полуразложившийся труп и падает в обморок [II.6], однако впоследствии [IV. 17] выясняется, что то был не настоящий труп, а восковое подобие, хранимое в замке в целях благочестивого созерцания членами рода, т. е. своего рода «агитационный труп»! Ср. куклу, принимаемую за труп, в очерке Н. Никитина.

Даже если соавторы не читали А. Радклифф, сходство следует считать типологическим, из числа тех, которые указывают на далеко идущую идентичность логики, управляющей художественным «кристаллообразованием» при тождестве темы [см. Введение, раздел 6 — о «конвергенциях»].

19. Универсальный штемпель

19//1

Начальник «Геркулеса» давно уже не подписывал бумаг собственноручно. В случае надобности он вынимал из жилетного кармана печатку и, любовно дохнув на нее, оттискивал против своего титула сиреневое факсимиле. — Румынский писатель Панаит Истрати, описывая бюрократизм в советских учреждениях, говорит, что «заведующий трестом или администратор порой вынужден столь часто ставить свою подпись на документах, что заказывает себе резиновую печать-подпись и доверяет ее своей секретарше. Таким образом, он сплошь и рядом не знает, о чем идет речь в подписанных им бумагах» [Istrati, Soviets 1929, 55–56]. В прессе 1929–1930 нередка критика «штемпелюющих руководителей» [например, Пр 04.05.29 и 22.05.29].

По словам Л. М. Яновской, «в конце 20-х годов было увлечение резиновыми печатками-факсимиле… Появились печатки-экслибрисы и печатки-резолюции, вроде «утверждено» или «принято»» [135].

19//2

В ответ на… мы, геркулесовцы, как один человек, ответим… — Призыв или обещание «ответить» на что-либо — один из самых употребительных лозунгов 20-х гг. «На окружающую нас экономическую блокаду ответим усилением финансовой мощи Советской страны». «На бешеное вооружение империалистов ответим выполнением пятилетки в 4 года». «В ответ на китайские провокации крестьяне села Минковки решили в полном составе вступить в ряды Осоавиахима и Красного креста». «Наш ответ китайским бело-бандитам: строим танк имени читателей «Правды»» и т. п. [Пр и КН 1927–1930].

19//3

Пункты универсального штемпеля. — Детище Полыхаева откликается на широкую гамму проблем и лозунгов текущего момента:

(а) усилением борьбы с бюрократизмом, волокитой, кумовством и подхалимством… — О волоките см. ЗТ 18//16; о кумовстве см. ЗТ 11//5.

(б) уменьшением накладных расходов на календари и портреты…