23//2
…Среди десятка одинаковых резиновых харь уже нельзя было найти Корейко. — Способ, каким подпольный миллионер отделывается от Бендера (надевает противогаз, становясь неотличимым от других участников учебной тревоги), соответствует инвариантной для Корейко теме растворения миллионера в массе стереотипных советских людей [см. ЗТ 4//1 и 5; ЗТ 9//12; ЗТ 11//18; ЗТ 29//1].
23//3
Последние слова потерпевшего на поле брани были: — Спите, орлы боевые! Соловей, соловей, пташечка… — «Спите, орлы боевые» — песня, популярная в начале XX века (музыка И. Корнилова, слова К. Оленина). Исполнялась как хорами, так и камерными солистами. «В русском зарубежье, где она получила наиболее широкое распространение, в духе «лидерн» Шуберта, Шумана и Лоеве, исполняли ее большей частью басы, на манер романса» [Мантулин, Песенник российского воина, т. 2]. Приводим текст, почти одинаковый у В. Мантулина и А. Чернова [Народные русские песни и романсы, т. 1]: Спите, орлы боевые, / Спите с спокойной душой. / Вы заслужили, родные, / Славу и вечный покой. // Долго и тяжко страдали / Вы за отчизну свою. / Много вы грома слыхали, / Много и стонов в бою. // Ныне, забывши былое, / Раны, тревоги, труды, / Вы под могильной землею / Тесно сомкнули ряды. // Спите ж, орлы, боевые и т. д.
Отголосок этой песни находим в поэме «Хорошо» Маяковского: Спите, / товарищи, тише… // Кто / ваш покой отберет? // Встанем, / штыки ощетинивши, // с первым / приказом / «Вперед!»
«Соловей, соловей, пташечка» — припев солдатской строевой песни: Соловей, соловей, пташечка, / Канареечка жалобно поет. / Эх, раз, эх, два, да горе не беда, / Канареечка жалобно поет…1 В качестве основного текста пелись, смотря по обстоятельствам, разные куплеты, например: Слушай, братцы, мой приказ, / Поведу я в баню вас. / Как скомандую: раз, два! / Запевайте соловья. Эй! / Соловей, соловей, пташечка и т. п. [Мантулин, Песенник российского воина, т. I] 2. «Соловей-пташечка» был в большой моде в 10-е гг. в качестве мотива эстрадных частушек [Жаров, Жизнь, театр, кино, 64].
О пении «Соловья» в строю ср. в мемуарах С. Зайцевой:
«Ровным энергичным шагом шли солдаты… Иногда в такт ударам сапог раздавалось сипловатое и все же пронзительное посвистывание (через стиснутые зубы!), какого я ни у кого кроме русских солдат не слыхала. Где-то впереди глухой, но верный голос запевал песню; ее дружно подхватывали в рядах: «Соловей, соловей, пташечка…» На фразе «Эх, раз, эх, два, да горе не беда» солдаты проявляли необыкновенную изобретательность: свистали сразу на несколько ладов, дружно вздыхали… Внезапно появлялся в хоре дискант. Крикливо, по-бабьему выводил он верхний голос» [У порога в мир; действие в Петербурге в июле 1914].
Сходное описание этой песни, «со свистом и гиканьем» исполняемой солдатами в те же дни в Москве, дает Б. Уваров [Лихолетье, 53–54] и ряд других мемуаристов. Комментатор сам имел случай слышать подобный стиль исполнения (правда, другой строевой песни — «Слышишь, товарищ, война началася», см. ДС 5//20) в военно-курсантском лагере летом 1958.
23//4
Газоубежище расположилось в домовом клубе. Это был длинный и светлый полуподвал… — «Отравление» Бендера газом и насильственное водворение его в газоубежище — архетипические мотивы из того же гнезда, что и пожар «Вороньей слободки» [см. ЗТ 21//10]. «Пожар», «почти гибель» героя и его «пребывание в изолированном помещении» — под землей, под водой, во внутренностях чудовища, в склепе, в темнице (ср. тюремное заключение Козлевича, ЗТ 3//2) и т. п. — относятся к числу типичных обстоятельств, сопутствующих перерождению, перемене личности, образа жизни, взглядов и привязанностей.
Примерами «квазисмерти», т. е. обморока, увечья или тяжелой немощи, способствующих перерождению, изобилует художественная литература. Назовем лишь два из них: один в «Войне и мире» («желчная горячка» Пьера, который в завершение цикла своих регенерационных испытаний, таких, как пожар Москвы, французский плен, угроза расстрела, разорение, смерть жены и др., пролежал три месяца без памяти в Орле) и другой в «Дуэли» Чехова (Лаевский, контуженный пулей в шею, переживший страх смерти, начинает по-иному смотреть на мир и становится другим человеком).
Пребывание перерождающегося героя в подземельях и в других отрезанных от мира местах тоже иллюстрируется большим числом сюжетов. Примеры: новелла III.8 «Декамерона» Боккаччо (мужа излечивают от ревности, запирая в гробницу); «Граф Монте-Кристо» Дюма (тюрьма, а затем погружение в море в погребальном саване, предшествуют превращению моряка Эдмона Дантеса в аристократа-миллионера); «Юрий Милославский» С. Загоскина (герой освобождается от присяги Польше и переходит на сторону России после тяжелого ранения и заключения в уединенную подземную темницу в болотной местности): «Мастер и Маргарита» Булгакова (перемене судеб Мастера и поэта Бездомного предшествует заключение обоих в психбольницу) и мн. др.
В некоторых повествованиях этого типа мы встречаем и людей в масках, утаскивающих героя в подземное помещение (например: Ф. Граццини-Ласка, «Вечерние трапезы», III. 10; Гриммельсгаузен, «Симплициссимус», П.5). Как и ряд других литературных мотивов регенеративного цикла, этот, видимо, восходит к обрядам инициации, где посвящаемого утаскивают «на тот свет» люди в масках [см.: Eliade, Rites and Symbols of Initiation, 9, 11].
Мотив «воды», играющий в архетипическом плане ту же роль, что и «огонь», «почти смерть» и «подземелье», появляется несколько ниже, когда Остап хохочет над рассказом Паниковского и Балаганова об их авантюре с гирями: «Смех еще покалывал Остапа тысячью нарзанных иголочек, а он уже чувствовал себя освеженным и помолодевшим… Лаковая океанская волна уже плеснула в его сердце…»
Ср.: «светлый полуподвал» [ЗТ] — «в подвале было душно и светло» [Н. Тихонов, Анофелес].
23//5
Еще сегодня утром я мог прорваться с такой девушкой куда-нибудь в Океанию, на Фиджи, или на какие-нибудь острова Жилтоварищества, или в Рио-де-Жанейро. — Острова Жилтоварищества [ИЗК, 240] — переиначенные на советский манер острова Товарищества, или Общества, во французской Полинезии, включающие остров Таити. Название могло быть памятно авторам по «Ниве», где «в «Смеси» сообщалось о самой большой коллекции марок и о «танцах жрецов племени Фиджи, или Островов Товарищества»» [Горный, Ранней весной, 186]. Журнал (или мемуарист?) ошибается, говоря о Фиджи и островах Товарищества как об одних и те же островах. Эта ошибка у соавторов исправлена, но названия островов следуют в том же порядке и соединены тем же союзом «или», что и у С. Горного.
23//6
Пикейные жилеты… с жаром толковали о пан-Европе, о морской конференции трех держав и о гандизме. — Слышали? — говорил один жилет другому. — Ганди приехал в Данди. — Пан-Европа — идея А. Бриана об объединении Европы [см. ЗТ 14//20]. Конференция держав (пяти, а не трех: США, Англия, Франция, Япония и Италия) по морскому разоружению состоялась в Лондоне в январе-мае 1930. Кац и все переговоры такого рода между странами Запада, в советской прессе она вызвала скептические отзывы («сложный и утомительный торг», Ог 10.03.30).
М. К. Ганди пришел (а не приехал) из города Ахмадабад в Гуджарате в местечко Данди (Dandi) на берегу Аравийского моря 5 апреля 1930 во главе большой группы своих сторонников, чтобы самостийно выпаривать соль из морской воды — в знак протеста против правительственной соляной монополии и налога на соль. 240-мильный «соляной поход» был важной вехой в кампании гражданского неповиновения, одним из результатов которой стала конференция Круглого стола с участием Ганди в Лондоне в 1931. Об этих событиях советская пресса также отзывалась негативно: «полуопереточная кампания неповиновения», «фокусы Ганди», «комедия соляного похода» [КН11 и 15.1930]. «Толстовские» мероприятия Ганди, вроде «выпаривания соли из морской воды, которое с такой помпой совершил Ганди на пляже в Данди», характеризовались как прислуживание интересам индийских банкиров, фабрикантов и купцов [С. Гальперин, За рубежом, НМ 07.1930, 167]. Советское отношение к Ганди, однако, не всегда было таким: еще несколькими годами ранее, в период резкого конфликта СССР с Англией, он характеризуется как «великий патриот» [ТД 07.1927, 43].
23//7 Вот уж действительно — средь шумного бала, случайно… — Цитата из стихотворения А. К. Толстого: Средь шумного бала, случайно, / В тревоге мирской суеты, / Тебя я увидел, но тайна / Твои покрывала черты.… — известного также по романсу Чайковского. Поэтические (толстовские и пушкинские) реминисценции в линии Бендера и Зоей будут продолжены в финальной части романа [см. ЗТ 35//4, б, 11,16 и 17].
Вопрос огоньковской «Викторины»: «16. Кто автор романса «Средь шумного бала?»» Ответ: «А. К. Толстой» [Ог 07.10.28].
23//8
Уже лектор закончил свои наставления… уже раскрылись двери газоубежища… а великий комбинатор все еще болтал с Зосей. — О схеме «уже — еще» см. ЗТ 19//6.
23//9
— Какая фемина! — ревниво сказал Паниковский… В дверях газоубежища показался Остап с феминой под руку. — Ср. далее: «Паниковский… бродил среди подвод, ломая руки в немой тоске. — Какая фемина! — шептал он. — Я люблю ее, как дочь!» [ЗТ 24]. Похоже на то, что «фемина» восходит к одесскому стилю речи. Мы встречаем ее в сходном контексте у другого писателя-одессита, С. Гехта. В его рассказе «Марафет» опустившийся интеллигент, инженер Нович, выражает этим словом свое восхищение секретаршей, которая любит другого, а на него не обращает внимания: «Вот так фемина! Всем феминам фемина!» [Гехт, Рассказы] 3.
23//10
— Вы пойдете под суд! — загремели басы и баритоны. — «Под суд» — одна из ходячих формул эпохи. В газетах постоянно печатаются призывы отдать под суд тех или иных вредителей производства: «За порчу хлеба — под суд», «Под суд тормозящих работу» и проч. [Пр 1929–1930]. Выражение «под суд!» по разным поводам любил употреблять И. Ильф [Воспоминания об Ильфе и Петрове, 131–132; Петр