Суровый и могучий Илья, выдержанный и культурный Добрыня, веселый и находчивый Алеша выражают героические черты русского народа» [Пропп, Русский героический эпос, 184–185, 209].
Параллелизм между парами Добрыня-Алеша и Балаганов-Паниковский может быть усмотрен в том, что первому из упомянутых антилоповцев, бесспорно, свойственны такие черты, как лояльность, тяга к порядку и справедливости, определенное дипломатическое искусство (примером чего может служить организация им Сухаревской конвенции), в то время как второй хитер, увертлив, аморален, анархичен и склонен к необдуманным рискованным поступкам. С другой стороны, невежество и неотесанность Балаганова могут рассматриваться как антитетическая параллель к «вежеству» Добрыни. Можно отметить и еще один общий момент. Взаимоотношения Добрыни и Алеши не всегда были гладкими, и в одном из былинных сюжетов Добрыня даже бьет Алешу за неверность, бросает его оземь: Повытащил его из-за дубова стола, /Да и метнул он его о дубовый пол [Былины, 153,161]. Аналогичным образом Балаганов бьет и валяет по земле Паниковского в эпизоде с гирями [ЗТ 20] 2.
25//4
С него хоть сейчас можно былину писать. — Переиначенное клише «С него можно хоть сейчас картину писать» (о чьей-то живописной внешности). Пророческая ирония этой фразы — в том, что через несколько лет былины действительно начали писать — так называемые «советские» былины о Ленине, Сталине, Ежове, челюскинцах и проч. Выражение «писать прозу или стихи с кого-либо» см. также у Маяковского: А сбоку / пишет с него Либединский, // стихи / с него / сочиняет Жаров [Тип, Поли. собр. соч., т. 7].
25//5
Нас еще придавит каким-нибудь «Катерпиллером» или комбайном. Умереть под комбайном — это скучно. — «Катерпиллер» — марка трактора: «надменные «Катерпиллеры», широколапые чудовища, гордость тракторостроения». Журналисты любуются его «неприступностью, неумолимой властностью поступи», «изысканностью сочетания серых и красных цветов» [И. Изгоев, Завоевание риса, КН 01.1931; Б. Губер, Неспящие, НМ 02.1931]. Комбайн в 1929–1930 характеризуется как «крейсер пшеничных полей», «удачнейшая комбинация жнейки и молотилки», «машина, бесспорно производящая ныне переворот в земледелии» [Н. Осинский, 3 дня на зерновых гигантах, Пр 31.07.29; И. Гриневский, На полях совхоза «Гигант», НД 05.1929: 86]. Бендер явно не вдохновляется пышными журналистскими метафорами: комбайны скучны ему, как и построение социализма в целом [см. Бендер — Балаганову в ЗТ 2; одна из многих перекличек между началом и концом романа].
25//6
По их обобществленным угодьям бродят сейчас многочисленные литературные и музыкальные бригады, собирая материалы для агитпоэм и огородных кантат. — В первые годы пятилетки деятели искусств массами ездят в колхозы и на стройки. Считалось, что писатель или художник — такой же строитель социализма, как рабочий и колхозник. Писатели объединялись в бригады, давали соцобязательства, выполняли план, вступали в соревнование, отчитывались на предприятиях.
Хроника «Литературной газеты» за 1930 полна сообщений об этих кампаниях: «Включим писателя в социалистическое строительство… 100 писателей на индустриальные предприятия и в колхозы… Писатели указывают, что в результате поездок в колхозы они получили богатый материал для своего творчества» [ЛГ 24.02.30]; «Ленинградский отдел ФОСП совместно с Ленотгизом организовал 8 выездных ударных бригад писателей. Тт. Либединский и Чумандрин уже полгода работают на заводе «Красный пути ловец». Л. Сейфуллина и О. Форш работают на текстильных предприятиях Ленинграда…» [ЛГ 10.03.30]; «РАПП в колхозах…» [ЛГ 28.04.30]. «Слетов уехал на Сахалин для изучения строительства нефтяных промыслов… В колхозы и коммуны Нижней Волги выехал член «Перевала» Г. Глинка» [ЛГ 05.07.30]; «Создана ударная бригада писателей по борьбе с угольным прорывом» [ЛГ 09.09.30] и т. д.
Соавторы не одиноки в своем насмешливом отношении к писательским набегам на заводы и деревню. В. Лебедев-Кумач высмеивает халтурность этой «связи с производством» в стихотворении «Братьям-писателям» [Кр 28.1930]. Юморист «Огонька» повествует о бюрократических перипетиях вокруг лопнувшего рельса на дальней железнодорожной станции. Среди прочего,
«предстояла поездка [к месту аварии] двух комиссий, четырнадцати экспертов, одиннадцати специалистов. На место происшествия уже выезжала бригада авторов, в составе четырех лирических поэтов, одного египтолога и одной детской старушки. Формируя бригаду, председатель одной из литорганизаций, похлопывая египтолога по плечу, заметил: «Поезжайте, молодые люди. Вам полезно посмотреть… Напишите роман из жизни рельсов, внесите вклад…»» [Клим Унывалов, Оригинальное предложение, Ог 30.09.30].
Опубликованный в том же журнале [10.08.30] рассказ В. Ардова «Перпетуум мобиле» стоит привести почти полностью.
«Литератор Многопальцев, член литературного содружества «Куй железо, пока горячо», сидел у себя за письменным столом и мрачно проглядывал «Литературную газету». Мрачность эта обуславливалась тем, что среди писательских имен, усыпавших все четыре страницы газеты, Многопальцев не находил своей фамилии.
«Писатели на строительстве, — читал Многопальцев: — писатели Ечкин, Тимофейкин, Сашкина-Машкина и Васютин укатили на строительство. Писатели в колхозах, — сообщалось далее: — писатели Гурболиков, Рыдаев, Прасковьюшкин, Иван Дуга и Иван Соха поехали себе в колхозы. Писатели на местах. Писатели Живержеев, Подсосов, Кокосов, Скиселев, Иван Штопор и Иван Бутылка сидят уже на местах. Писатели на места. А писатели Пуузов, Штопаных, Рысаков, Вырвич, Посовер, Потрохов, Иван Борона и Иван Борода еще только собираются на места. Писатели на отдыхе. Писатели С. Парной, Д. Симпатичный, Дохман, Рыбчик, Переколбасов, Иван Зга и Иван Бяка уже пристроились на отдых. Писатели на лечобе. Писатели К. Аккуратный, Б. Уютная, Ц. Укромная, Крутихин, Глубокопытов и Птиц лечатся от разных недугов. Вчера же заболел писатель Кицис, но он просил не говорить, чем именно».
Далее сообщалось, кто и что начал писать (отдельно), кто что окончил писать (отдельно) и кто находится как раз в середине творческого процесса (тоже отдельно).
И среди этого табуна имен и псевдонимов ни единая строка не упоминала Многопальцева.
[Многопальцев принимает решение поехать в колхоз. Через десять дней:]
…Писатель Многопальцев, мотая головой и подкидывая ногами, ехал со станции на колхозовской лошади.
Из бокового кармана Многопальцева торчал последний номер все той же «Литературной газеты», сложенный так, что без труда можно было прочесть: «Писатели в колхозы. Писатели Ящериков, Грудастов, Севрюгин, Малярийный и Многопальцев поехали-таки в колхозы».
А через два часа Многопальцев сидел на крыльце одной из колхозовских изб и, угощаясь жирным деревенским молоком, вел беседу с председателем коллектива. Мычали коровы, блеяли овцы, гоготали гуси, а равно и утки…
— Ну, а пашете вы трактором? — спрашивал Многопальцев, вежливо дав отблеять серому барану.
— А то как же! Трактором пашем! — и председатель колхоза подливал столичному гостю молоко под аккомпанимент двух пятнистых коров.
— Так, так. Ну, а бороните, скажем, тоже трактором?
— Трактором, трактором.
— Та-ак. А жнете?
— Трактором.
— Так, так, так. Ну, а стенгазета?
— Стенгазету делаем не трактором.
— Нет, я говорю: стенгазета у вас есть?
— Это есть.
— Та-а-а-ак… А изба-читальня…
— Изба-читальня не трактором.
— Я знаю. А сено косите трак…
— … тором. Им.
— А скотину пасете…
— Это уж не им…
На этом месте разговор замер и не возобновлялся до самых сумерек. В сумерки председатель колхоза любезно обратился к писателю:
— Спать мы вас положим на сеновал. Летом хорошо спать на сене…
— Летом замечательно спать на сене! — подхватил Многопальцев. — Кстати, вы не знаете, когда отходит следующий поезд на Москву?
— В 12.45…
— А на него можно успеть?
— Если сейчас выехать, то пожалуй…
— Сделайте отдолжение, товарищ, дайте мне лошадку. Мне, знаете, просто не терпится привезти в Москву свои богатейшие впечатления. Значит, я не спутал: пашете вы трактором, а стенгазету делаете не трактором.
— Да, то — трактором, а то — не трактором.
— Пасете не трактором, а бороните трактором.
— Трактором, трактором.
— Жнете трак… Ну, все помню! Велите запрягать!..
Когда писатель Многопальцев подъехал к освещенному станционному зданию, слышно было пыхтение только что приехавшего из Москвы поезда, и какой-то гражданин с чемоданом в руках говорил крестьянам, расположившимся у станции:
— А что, товарищи, из колхоза здесь никого нету?
Вглядевшись, Многопальцев узнал в гражданине своего собрата по перу — писателя Харпилюка. Писатель Харпилюк принадлежал к литературной группировке, носившей причудливое название «ЛВзЩ24/7». В этом имени, собственно, больше подходившем для паровоза, чем для объединения художников слова, буква Л обозначала слово «Литературный», Вз расшифровывались как «взвод» в смысле боевой ударной единицы, а Щ24/7 указывали на адрес исполнительных собраний группы: «Щипок, дом № 24, квартира № 7». В этом военизированном объединении писатель Харпилюк числился как «поэт бляха № 13» 3.
Поэт бляха № 13 с удовольствием признал коллегу и с неменьшим удовольствием занял его место на колхозовской телеге. Когда возница уже тронул, поэт бляха № 13 закричал Многопальцеву:
— Большая к вам просьба: приедете в Москву, вышлите мне номер «Литературной газеты», который выйдет 15-го. Так я и не дождался этого номера…
Многопальцев обещал выслать.
В то время как Многопальцев сидел в вагоне поезда, везшего его в Москву, а Харпилюк, бляха № 13, ехал со станции на колхозовской лошади, — в это самое время писатель Пустянский, сочлен литературной ассоциации Кап-кап, у себя дома проглядывал номер «Литературной газеты». Тщетно искал он свою кличку среди фамилий и прозвищ, испестривших четыре полосы газеты…» (Рассказ заканчивается решением Пустянского поехать в колхоз.)