Романы Ильфа и Петрова — страница 212 из 225

Некоторые детали цитированных очерков о Средней Азии близки к мотивам настоящей главы ЗТ (например, дом Санпросвета, экспонатами которого вначале были лишь скелет и несколько диаграмм, — ср. в романе городской музей с сомнительным зубом мамонта и макетом обелиска). В целом, однако, картина в ЗТ: строительство в маленьком городке проспектов, дворцов, институтов, филармоний — имеет нарочито преувеличенный характер, почти как в васюкинских фантазиях Бендера [см. ДС 34].

История посещения героями среднеазиатского городка представляет собой переработку рассказа Е. Петрова «Долина» [Собр. соч., т. б].

Отметим обычную для соавторов тактику амбивалентного освещения советских новшеств. Уничтожение традиционной культуры, как оно описано в романе, носит, в сущности, довольно устрашающий характер. Молодой энтузиаст музейного дела, как и большинство советских людей в ДС/ЗТ, явно недалек, тогда как Бендер, пораженный обезличиванием Средней Азии, выражает точку зрения культуры и здравого смысла. Однако эта позиция частично обесценивается плутовским, аутсайдерским статусом Бендера, в то время как варварство директора музея смягчено и прощено благодаря его причастности к великому историческому процессу [см. Введение, раздел 1].

31//9 Сегодняшний день — это досадное недоразумение, перегибы на местах. — «Перегибы» — политический ярлык, означавший чрезмерное усердие в проведении коллективизации и других репрессивных кампаний, например: «антисередняцкие перегибы и левые искривления линии партии», перегибы в применении законов о лишенстве», «районные перегибы», «перегибы чистки» и проч. [Пр 01.05.30, 04.01.29, 15.03.29, 27.06.29]. О существительном множественного числа «места» см. ДС 12//14.

32. Врата великих возможностей

32//1 Парусиновые туфли [Балаганова] потеряли форму и цвет и напоминали скорее молдаванские постолы. — Постолы — «легкая обувь, состоящая из одного или нескольких кусков кожи, стянутых вокруг ступни шнуром: «Вместо сапог на его ногах были постолы из свиной кожи, стянутые по щиколотке ремешком». Арк. Первенцев» [ССРЛЯ, т. 10]; «На всю жизнь запомнились мне молдаване в сыромятных постолах, меховых жилетах и высоких бараньих шапках, которые они носили, несмотря на летнюю жару» [Катаев, Разбитая жизнь, 308].

32//2

— Вставайте, граф, вас зовут из подземелья! — сказал он [Бендер], расталкивая Балаганова… — Командор! — закричал [Шура]… — Слова «Вставайте, граф» известны по биографии французского утопического мыслителя графа Анри де Сен-Симона, который, по преданию, еще юношей заставлял своего лакея каждое утро будить себя словами: «Вставайте, граф, вас ждут великие дела!»(«Levez-vous, monsieur le Comte; vous avez de grandes choses a faire» [Dondo.The French Faust, 15]). Вторая половина этой фразы: «ждут великие дела» — была процитирована ранее [см. ЗТ 18//9]. Источник слов «вас зовут из подземелья» не вполне ясен. Возможна связь с «пещерой Лейхтвейса» [см. ДС 9//11] или с мотивом Дон Жуана и являющейся за ним статуи Командора (ср. возглас Балаганова: «Командор!»).

32//3

— Забурел, забурел! — радостно вскрикивал Балаганов. — Забуреть — возгордиться, зазнаться и в своей гордыне отдалиться от старых друзей: Навоз продал? Забурел, / Тимофей Васильевич! [А. Жаров, Гармонь (1926)]. Неологизм 20-х гг., первоначально пришедший из воровского арго [Селищев, Язык революционной эпохи, 76] и из речи беспризорников [см. очерк И. Ильинского в Ог 11.12.27], но в эпоху ЗТ уже широко распространенный в речи разных слоев общества. Типично его употребление при встрече давно не видевшихся знакомых: «Внезапно он стал звать меня к себе. Говорил, что я «забурел». Смачно описывал радости скромной выпивки» [В. Ардов, Три встречи // В. Ардов, И смех и грех]; «— Не узнаете? Забурели?» [Петров, Энтузиаст, Собр. соч., т. 5].

32//4

— Да, я забурел… Посмотрите на брюки. Европа — «А»! — По-видимому, буквами в тогдашнем снобистском дискурсе различалась «классность» вещей и мест. В польском словаре крылатых слов сообщается, что в 30-е гг. говорили «Польша-А» и «Польша-Б», понимая под последней более отсталые, удаленные от Европы районы страны [Н. Markiewicz, A. Romanowski, Skrzydlate slowa. W., 1990,830; указал К. В. Душенко]; надо полагать, что подобное разделение существовало и для Европы в целом и ее изделий, во всяком случае если судить по совсем еще недавним временам.

32//5

Ну, каковы ваши достижения? — «Наши достижения» — название журнала, посвященного успехам пятилетки (основан М. Горьким, издавался в 1929–1937). Выражение «наши достижения» иронически употреблялось и раньше. Так называлась, например, рубрика в ленинградском юмористическом еженедельнике «Пушка» в 1926–1927. «Вот тебе наши достижения — заборные книжки», — говорит измученный неудобствами обыватель [Б. Левин, Неотосланное письмо, Чу 14.1929].

32//6

…Конгресс почвоведов приехал в полном составе осматривать опытную станцию. — 2-й международный почвоведческий конгресс состоялся в Ленинграде 20–30 июля 1930.31 июля участники конгресса выехали в полуторамесячную экскурсию по Советскому Союзу [Пр 01.08.30]. В ИЗК на с. 296 есть запись: «Конгресс почвоведов».

32//7

Номеров не было ни в одной гостинице. — Совершенно независимо от конгрессов, съездов и пионерских слетов достать номер в гостинице в 1929–1930 было нелегко. Приоритетом пользовались иностранцы и командировочные. Английский автор вспоминает: «Гостиница «Прогресс» [во Владимире] была столь прогрессивной, что отказывалась принимать гостей: чтобы убедить их дать мне номер, пришлось пойти в горсовет. Когда секретарь сказал директору гостиницы, что надо быть вежливым с иностранцем, даже если тот странно выглядит, мне дали место в номере с семью койками» [Farson, Seeing Red, 31]. Сходную картину рисуют и другие путешественники по Союзу: советскому гражданину отказывают наотрез, иностранцу после некоторых препирательств дают комнату без удобств [Le Fevre, Un bourgeois au pays des Soviets, 75–76; O’Flaherty, I Went to Russia, 201; Darling, Ding Goes to Russia, 54].

Это положение описано в рассказе М. Зощенко «История с переодеванием», где герою приходится притвориться испанцем, чтобы получить «шамбер-циммер» в одной из южных гостиниц. Для советских людей, путешествующих по собственной надобности, сервис был попросту закрыт: все места резервировались для едущих в организованном порядке или по делам службы [М. Кольцов, Невский проспект (1928); Dubois, URSS: une nouvelle humanite, 94–95]. Но и командировочным не всегда был обеспечен кров: например, в рассказе С. Н. Сергеева-Ценского «Конец света» (1931) герой приезжает в Керчь на рыбозавод, регистраторша в гостинице знает его лично, и все же устроиться удается лишь на лестнице, на диване, полном клопов [в кн.: Под чистыми звездами].

32//8

Нет! Парад решительно не удавался, хотя все было на месте. Вовремя были высланы линейные, к указанному сроку прибыли части, играл оркестр. Но полки смотрели не на него, не ему кричали «ура»… — Ср. у Толстого продолжение пассажа о Наполеоне, как об игроке: «Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция… он сам был тот же… но страшный взмах руки падал волшебно-бессильно» [Война и мир, Ш.2.34]; начало пассажа процитировано в ЗТ 20//8; см. также ЗТ 1//32, сноска 2; ЗТ 2//27. Как видим, в обрисовке Бендера отражены различные грани карьеры Наполеона — не только его победы, но и неудачи.

Злоключения Остапа-миллионера, демонстрирующие бессилие больших денег в рабоче-крестьянском государстве, — почти зеркальная антитеза приключений Генри, героя новеллы М. Твена «Банкнота в миллион фунтов стерлингов», где доказывается обратный тезис: всесилие больших денег в государстве буржуазном. Если Бендер, имея деньги, не может ни сделать каких-либо приобретений, ни даже поесть щей в профсоюзной столовой, то герою М. Твена капиталистический истэблишмент, наоборот, предлагает все мыслимые блага и услуги, причем платить ни за что не приходится, т. к. обществу оказывается достаточно одного вида миллионной банкноты. И там и здесь решающим оказывается не наличный расчет, а принадлежность или непринадлежность к привилегированной группе: в первом случае — богачей, во втором — пролетариев. Другие общие точки двух рассказов: (а) величина богатства (один миллион); (б) экспериментальный характер обладания им (в новелле М. Твена он более явно выражен, т. к. там заключается пари, но и у соавторов ситуации придана чистота и наглядность научного опыта); (в) неразменность, цельность одного миллиона как показательной и символической суммы (у М. Твена банкноту так и не удается разменять, в ЗТ соавторы все время подчеркивают, что миллион остался миллионом, несмотря на траты: «Остап каждый день считал свой миллион, и все был миллион без какой-то мелочи» [ЗТ 32]; «если не считать 50 тысяч Балаганова… то миллион был на месте [ЗТ 33]; «Остап боролся за свой миллион, как гладиатор» [ЗТ 36] и др.). Параллелизм с новеллой М. Твена был полнее в первоначальном варианте ЗТ, где Бендер отказывался от богатства и женился на Зосе [Собр. соч., т. 2: 537–539].

Тема бесполезного богатства занимала советских писателей еще до появления ЗТ. Отмена денег была частью программы партии большевиков, и вопрос об этом серьезно рассматривался, когда соавторы приступали к писанию второго романа [см. об этом Лурье, Невовлеченность в систему, 107–108]. В 1929 В. Маяковский задумывал работу над комедией «Миллиардеры», где герой получал огромное состояние и не знал, куда его девать в условиях СССР [Галанов, 125]. Одна из первоначальных версий конца ЗТ состояла в том, что «отменят деньги» [Яновская, 84]. Ср. запись Ильфа: «Остап-миллионер собирает окурки» [ИЗК, 296].

32//9

…и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И вообще последний город — это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана… заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается.