мы]; более ранний его след теряется. О его ироническом узусе в раннесоветскую эпоху говорит цитата из «Хулио Хуренито» И. Эренбурга, где в Москве 1920-х гг. большевистский функционер, «добродушный толстяк», заказывает художникам «портреты: свой — одинокий (борец за идею), с женой (тоже борец)… жены борца и себя в семейном кругу (отдых борца)» [гл. 30].
11//17
— Какие деньги? — сказал Остап… — Вы, кажется, спросили про какие-то деньги? — Характерный интонационный рисунок, возможно, из стилизованной речи одесской босяцкой аристократии. Ср. у С. Юшкевича: «— Какая пуговица? — удивился Леон Дрей. — Вы, кажется, сказали — пуговица? Или мне, может быть, послышалось?» [Леон Дрей, 531].
11//18
Своими руками отдал ореховый гостиный гарнитур!.. Одному гобелену «Пастушка» цены нет! Ручная работа!.. — Продавцы и покупатели забывают о призрачности торгуемой мебели, о том, что она, собственно говоря, существует только на бумаге, что речь идет о «тенях» гарнитуров и гобеленов. Соавторы, как обычно, находят способ спроецировать советский элемент — распределение мебели по ордерам — на мотивы классической литературы, в данном случае гоголевские. Для Коробейникова ордера эти имеют всю ценность и реальность подлинных предметов, и он говорит о них с тем же жаром, с каким Собакевич расхваливает умерших крестьян и мастеровых: «Другой мошенник продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор… Вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей не делал, как только рессорные… Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме» [Гоголь, Мертвые души] и т. д.
Впрочем, случай Коробейникова несколько особый; его отношение к ордерам, помимо психологической мотивировки, может иметь и архетипическую, издавна связываемую с его профессией. Если, как говорилось [см. выше, примечания 6–8], архивариус — персонаж загробного мира, то понятно, что «тени» мебели для него более непосредственная реальность, чем сама мебель. В этом смысле Коробейников стоит в том же ряду, что и гробовщик Безенчук с его иерархией смертей; гробовщик — персонаж, чей мир представляет собой как бы негатив по отношению к нормальному миру: мертвые для него «живут», на них переносится ряд атрибутов живых людей (ср. замечание пушкинского гробовщика о том, что «мертвый без гроба не живет» и т. п.).
11//19
…К живейшему удовольствию архивариуса, посетитель оказался родным братом бывшего предводителя… — Визит отца Федора вслед за посещением Бендера — вариация того же мотива, что и в ЗТ 1, где в кабинет председателя исполкома один вслед за другим являются три сына лейтенанта Шмидта. О литературных параллелях «встречи двух братьев» см. ЗТ 1//27. Сходство по другой линии обнаруживается с «Голубым карбункулом» Конан Дойла — рассказом одного с ДС сюжетного типа. Выясняя маршрут рождественского гуся, в зобу которого был найден драгоценный камень, Шерлок Холмс хитростью выведывает у торговца битой птицей в Ковент-Гардене адреса его поставщика и покупателя; как и в ДС, нужная информация отыскивается в товарных книгах. Когда сразу вслед за Холмсом к торговцу с такими же расспросами является другой искатель камня, тот его грубо гонит вон: «Надоели вы мне с вашими гусями!» (Коробейников, напротив, беззлобно удивляется: «И чего это их на воробьяниновскую мебель потянуло?»).
11//20
Он разделся, невнимательно помолился Богу, лег в узенькую девичью постельку и озабоченно заснул. — Ср. сходные уменьшительные формы применительно к дельцу, чем-то сходному с Коробейниковым: ««Страховой старичок» Гешка Рабинович… жил на Невском в крошечной девической квартирке» [Мандельштам, Египетская марка, гл. 6]. — Очеркист упоминает о «девической кровати» в квартире литературоведа М. О. Гершензона [Вл. Лидин, Россия 05 (14).1925].
Примечание к комментариям
1 [к 11//8]. Из записей разговоров с художником В. А. Фаворским: «Очень сложные черти. Линии, головы, хвосты. Ведь и русская пословица говорит, что «у нечистой силы спины нет»» [В. А. Фаворский, Воспоминания современников. Письма художника. Стенограммы выступлений, М.: Книга, 1991, 95].
12. Знойная женщина — мечта поэта
12//1
Заглавие. — «Мечта поэта», по-видимому, восходит к романсу «Нищая (из Беранже)»1, слова Д. Т. Ленского, музыка А. А. Алябьева. Романс входил в репертуар эстрадных певцов: Вари Паниной, Вадима Козина и др.: Сказать ли вам, старушка эта / Как двадцать лет тому жила?/ Она была мечтой поэта, / И слава ей венок плела… [Русский романс, 519, 606]. В 1916 вышел фильм «Нищая» («Подайте, Христа ради, ей») со звездами И. Мозжухиным и Н. Лисенко в главных ролях. Слова романса о «мечте поэта» превратились здесь в сюжетную линию. Видимо, отсюда же ведет свое название и стихотворение В. Маяковского «Мечта поэта» [Поли. собр. соч., т. 7].
12//2
— Где там служить! Прихожане по городам разбежались, сокровища ищут. — Некоторый параллелизм — в реплике отца Варлаама у Пушкина: «Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут… Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души» [Борис Годунов].
12//3
Розы на щеках отца Федора увяли и обратились в пепел. — Ср. «Розы погасли на щеке Танькина» [Ильф, Судьба Аполлончика (1924), в его кн.: Путешествие в Одессу, 137].
12//4
— Старые вещи покупаем, новые крадем! — крикнул Остап вслед. — Л. Утесов вспоминает «Старещипаем» («Старые вещи покупаем») в ряду уличных выкриков старой Одессы [Одесса моего детства // Л. Утесов, Спасибо, сердце! 23], «Старье берем!» — кричал в послевоенные годы по дворам московский старьевщик.
12//5
Мне угодно продать вам старые брюки… Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и от мертвого осла уши. — Старые брюки — традиционный предмет купли-продажи старьевщиков. Ср. стихи Дм. Цензора: И басит ему снизу татарин: / Барин, старые брюки продай [Весеннее утро в доме № 37 // Русская стихотворная сатира]; раскованные, но прелестные стихи П. Потемкина: Твой товар не существенный, / Вот были бы брюки! / За них даем естественно / Три рубля за две штуки [Татарин, Ст 13.1912]; или, в советское время, — А. Флита: Когда б мы так входили в курс науки, / В проблемах дня так рьяно лезли вглубь, / Как сын Татарии влезает в брюки, / Кладет на стул и предлагает… рупь [Бе 18.1928]. Ходящий подворам татарин, «шурум-бурум» — всем знакомая фигура в Москве тех лет и позже (вплоть до 1940-х гг.): «Его меланхолический зов раз-два в неделю раздается в каждом квартале» [из московского дневника В. Беньямина; цит. покн.: Туровская, Бабанова…, 115].
О значении брюк (штанов) в советской культуре описываемого времени см. ЗТ 7//14.
…От жилетки рукава, круг от бублика… — традиционные примеры несуществующих предметов. Первый из них был особенно популярен в Одессе. К. Паустовский пишет о «древнем законе барахолки» в Одессе, по которому «если хочешь что кушать, то сумей загнать на Толчке рукава от жилетки» [Время больших ожиданий, 8]. По словам очеркиста, в старой Одессе считалось коммерческим подвигом «перекинуть вагон рукавов от жилетки», «сделать кожу», «сделать вату» [Одессит умер, Ог 04.09.27]. Второй ср. у Маяковского: Одному — бублик, другому — дырка от бублика. / Это и есть демократическая республика [Мистерия-буфф, явл. 14].
Коллекции подобных фиктивных предметов типичны для фольклора, ср.: «Как в загадке — дыра от бублика» [Оренбург, В Проточном переулке, гл. 10]. По-видимому, они имеют давнюю связь с мифом и заговором. В «Младшей Эдде», например, упоминается заколдованная нерасторжимая цепь, в которой «соединены шесть сущностей: шум кошачьих шагов, женская борода, корни гор, медвежьи жилы, рыбье дыхание и птичья слюна… Верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор» [Видение Гюльви, пер. О. Смирницкой]. Сюда следует добавить «птичье молоко» и другие подобные катахрезы.
Предложение купить или выиграть подобный набор («еще есть то-то…») — популярный мотив ярмарочных и балаганных выкликаний: «А вот, господа, разыгрывается лотерея: воловий хвост [ср. от мертвого осла уши] и два филея!.. Еще разыгрывается чайник без крышки, без дна, только ручка одна!»; «Еще тулуп новый, крытый, только не шитый. Дубовый воротник, сосновая подкладка, а наверху девяносто одна заплатка» и т. п. [Алексеев-Яковлев, Русские народные гулянья, 63; Богатырев, Художественные средства в ярмарочном фольклоре, 457–464].
12//6
…отец Федор быстро высунул голову за дверь и с долго сдерживаемым негодованием пискнул: — Сам ты дурак! — Подобный ответ на замечание или вопрос, отнюдь не содержащие слов «ты дурак» в прямом виде, встречается в сатириконовском юморе. Ср.: «Спросил третьего [обывателя, в порядке «опроса общественного мнения»]: — Письмовником когда-нибудь пользовался? Этот вопрос парировался крайне едко: — Сам идиот» [Аверченко и др., Самоновейший письмовник, 131]. Такого же типа диалог: «— Твое вино, Глициний… нельзя принимать внутрь. — От собаки и слышу, — спокойно отвечал Глициний…» [Арк. Бухов, О древних остряках // Арк. Бухов, Рассказы, памфлеты, пародии].
12//7
Почем опиум для народа? — «Религия — опиум для народа» — афоризм Маркса [Критика гегелевской философии права], подхваченный Лениным [Социализм и религия], который в 20-е гг. можно было видеть везде, в том числе (в форме: «Религия — дурман для народа») у входа в одну из святынь русского православия — Иверскую часовню в Москве, вскоре снесенную [Béraud, Се que j’ai vu a Moscou, 25].
12//8
— И враг бежит, бежит, бежит! — пропел Остап. — Из военно-патриотической песни дней Первой мировой войны (мотив Д. Дольского): Так громче, музыка, играй победу! / Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит! / Так за царя, за родину, за веру / Мы грянем громкое ура, ура, ура!