Передавали ужасающие подробности… Поднялся вихрь предположений… Рождались новые слухи… Говорили, что… Передавали, что… — Подобная фразеология обильно представлена в «Бесах»: «Доходили разные слухи» [1.1.5]; «Прибавляли сверх того… Узнали наконец, посторонними путями… Доискались, что…» [1.2.1]; «Так, по крайней мере, передавали… Размазывали с наслаждением…» [1.2.2]; «Передавали тоже…» [1.2.4]. Эти выражения вообще характерны для рассказов о загадочных героях и поразительных происшествиях: «С именем [генерала Ренненкампфа] связывалось множество невероятных слухов. Передавали про коллекцию золотых божков, вывезенных им из Китая… Про мильонные контрибуции, про крайнюю неразборчивость в средствах…» [Ю. Галич, Желтая опасность // Ю. Галич, Легкая кавалерия, 102]. «Слухи… поползли разом и вдруг… Передавалось на ухо и с оглядкою, что двое солдат угрожали жизни императора…» [Тынянов, Малолетный Витушищников].
Говорили, что графу было видение умершей матери. — Видение, или эпифания, дающая толчок к перемене жизни, — частый элемент рассказов данного типа. В легендах о святых герой слышит голоса: «Арсений был придворным… и однажды он услышал голос, говорящий ему: «Беги людей, и ты будешь спасен». Тогда он сделался монахом» [Saint Arsene, Abbe, в кн.: Voragine, La Legende dor ее, vol. II]. Видение собственных похорон является герою «Душ чистилища» П. Мериме, заставляя его уйти от мира. Призрак умершего компаньона приходит к Скруджу в диккенсовской «Рождественской песни». «…Это ему сон накануне приснился, чтоб он в монахи пошел, вот он отчего», — комментируют обращение Зосимы его товарищи по полку [Братья Карамазовы, ч. 2, кн. 6, II в].
У подъезда княгини Белорусско-Балтийской стояли вереницы карет. — Стечение клише и литературных реминисценций: (а) «кареты у подъезда»: «Множество карет, дрожек и колясок стояло перед подъездом дома, в котором производилась аукционная продажа…» [Гоголь, Портрет]. «Кареты… влекомые четверками, неслись к рассвещенному подъезду…» [Бестужев-Марлинский, Испытание, гл. 3]. «С 11 часа вечера кареты одна за одной стали подъезжать к ярко освещенному подъезду» [Лермонтов, Княгиня Лиговская] и т. п.; (б) «вереницы карет»: О балах, о пажах, вереницах карет… [А. Вертинский, Бал Господень (1917)]; (в) «визиты соболезнования»: «Весь город посетил Варвару Петровну» по поводу болезни ее сына [Бесы, 1.2.3].
Ждали графа назад. — Ср. «Ждали графа» [Арап Петра Великого].
Говорили, что это временное помешательство… — Ср. слухи о сумасшествии Ставрогина [Бесы, 1.2.2].
Мало-помалу о нем забыли. — «Наш принц путешествовал три года с лишком, так что в городе почти о нем позабыли» [Бесы, 1.2.4].
Княгиня Балтийская познакомилась с итальянским певцом… — Ср. «Графиня? она, разумеется, сначала была очень огорчена твоим отъездом; потом, разумеется, мало-помалу утешилась и взяла себе нового любовника; знаешь кого? длинного маркиза К.» [Арап Петра Великого]. «За это время он узнал… о выходе замуж Мэри» [Отец Сергий].
В обители граф Алексей Буланов, принявший имя Евпла, изнурял себя великими подвигами. Он действительно носил вериги, но ему показалось, что этого недостаточно для познания жизни. Тогда он изобрел для себя особую монашескую форму: клобук с отвесным козырьком, закрывающим лицо, и рясу, связывающую движения. — Изобретательность по части самоистязания типична для византийских житий, например: «Антоний… стал предаваться жизни аскета, оставаясь наедине с самим собою и изнуряя себя терпением… Работал не покладая рук…» «Носят они на себе вериги, ноша эта столь тяжела, что Кира, будучи телом послабее, сгибается до земли и не может выпрямиться. Верхнее платье их длинно, поэтому сзади оно волочится по земле… а спереди спускается до самого пояса, полностью покрывая лицо, шею, грудь и руки» [Афанасий Александрийский, Феодорит Киррский, в кн.: Памятники византийской литературы]. Параллели из новой литературы: «Он носил власяницу из конского волоса под своей грубой шерстяной одеждой… Не было такого послушания или эпитимьи, которых бы он не находил слишком легкими, и нередко настоятель монастыря бывал вынужден приказывать ему умерить умерщвление плоти» [Мериме, Души чистилища; курсив мой. — Ю. Щ.]; «Он сам увеличивал для себя, сколько было возможно, строгость монастырской жизни. Наконец уже и она становилась ему недостаточною и не довольно строгою… Таким образом долго, в продолжение нескольких лет, изнурял он свое тело…» [Гоголь, Портрет; курсив мой. — Ю. Щ.]; «Он сшил себе рубаху с железными колючками» [Флобер, Легенда о святом Юлиане Странноприимце].
С благословения игумена он стал носить эту форму. — Формула «с благословения…» типична для житий отшельников; ср. Гоголя: «Он удалился с благословения настоятеля в пустынь» [Портрет]. «Испросив благословения от своего старца, он стал удаляться в лес… Получив благословение у… иеромонаха Исайи, он окончательно удалился в «пустыньку» и поселился в ней» [Ильин, Преподобный Серафим Саровский, 26, 31].
Но и этого показалось ему мало. Обуянный гордыней, он удалился в лесную землянку и стал жить в дубовом гробу. — «Он удалился…. в пустынь» [Портрет]. — Жизнь в гробу типична для ранних монахов и отшельников [см. Памятники византийской литературы]. В дубовом гробу-колоде, стоявшем в его келье, спал Серафим Саровский [В. Ильин, 57–58]. В гробу спит схимник у Гоголя [Страшная месть, гл. 15]. «Узкий ящик, короче его роста, служил ему постелью» [Души чистилища]…И показал мне гроб, в котором тридцать лет / Спит как мертвец он, саваном одет [А. Апухтин, Год в монастыре]. Впрочем, мотив гроба у Апухтина тут же снижается. Оказывается, что старец спит в нем только летом; / Теперь в гробу суровом этом / Хранятся овощи, картофель и грибы [ср. ЗТ 1//9]. Степан Касатский, оставив монастырь, уезжает в пустынь, поселяется в горной келье, где похоронен затворник Илларион. Религиозное чувство переплетается в нем с «чувством гордости и желанием первенства», и затворничество предпринято для того, «чтобы смирить гордыню» [Отец Сергий]. Герой цитированной поэмы Апухтина тоже одержим духом своеволья / И гордости, подобно сатане.
Подвиг схимника Евпла наполнил удивлением обитель. — Ср.: «Там строгостью жизни, неусыпным соблюдением всех монастырских правил он изумил всю братью» [Портрет]. «Добродетели отрока Смарагда наполняли благоуханием монастырь» [А. Франс, Святая Евфросиния, пер. Я. Лесюка, где замечателен точный синтаксический параллелизм с ДС].
Он ел только сухари, запас которых ему возобновляли раз в три месяца. — Пост, как и вериги, — непременный элемент житий: «Пропитание принимал он только от единственного друга: состояло оно из одного хлебца, коим он питался два дня….» [Памятники византийской литературы, 128]. У Гоголя: «Питался он одними кореньями» [Портрет].
Так прошло двадцать лет. Евпл считал свою жизнь мудрой, правильной и единственно верной. Жить ему стало необыкновенно легко, и мысли его были хрустальными… Однажды он с удивлением заметил… — Последовательность типа: (а) «Прошло столько-то лет»; (б) устойчивое, удовлетворенное состояние, в которое пришел герой в течение этих лет; (в) неожиданное событие, нарушающее ход жизни героя («Однажды…») — иногда с пропуском какого-нибудь из трех звеньев — характерна для жизнеописаний, притом не обязательно монашеских. Ср.: «Так прошло много лет. Щетинин дожил до той неприятной эпохи, где человек замечает, что он начинает стареть… Однажды (это было летом) на маленькой даче… был шумный холостой обед» [гр. В. А. Соллогуб, Большой свет, гл. 3]. «Уже несколько лет прошло, как дон Хуан, иначе говоря, брат Амбросьо, обитал в монастыре, и жизнь его была непрерывным рядом подвигов благочестия и уничижения… муки его совести смягчились от чувства удовлетворения, которое давала ему совершившаяся в нем перемена… Однажды после полудня… брат Амбросьо работал в саду…» [Мериме, Души чистилища]. «Смарагд уже пять лет исполнял обязанности привратника, и вот однажды некий чужестранец постучался в ворота монастыря» [А. Франс, Святая Евфросиния]. «Так прожил Касатский в первом монастыре, куда поступил, семь лет… Все то, чему надо было учиться, все то, чего надо было достигнуть, — он достиг, и больше желать было нечего… Это было уже на второй год пребывания его в новом монастыре. И случилось это вот как…» [Отец Сергий]. «Так прошло девять лет в монастыре и тринадцать в уединении. Отец Сергий имел вид старца…» [там же].
На пятый день пришел неизвестный ему старик в лаптях и сказал, что монахов выселили большевики и устроили из обители совхоз… Схимник не понял старика. — Об отшельнике, не ведающем о событиях во внешнем мире, ср. у Филдинга [Том Джонс, VIII] и А. К. Толстого — сцена со схимником [Смерть Иоанна Грозного].
Старик крестьянин продолжал носить сухари. — Простолюдины, приносящие еду отшельнику, — нередкий мотив в житийной литературе. «Так долгое время жил Антоний отшельником, только два раза в год принимая хлебы через ограду» [Памятники византийской литературы, 42]. Провизия, приносимая крестьянами анахорету, оставляется у дверей или привязывается к длинной веревке [St. Benoit // Voragine, La Legende doree, vol. I; А. Франс, Тайс, кн. 3; Лесков, Скоморох Памфалон].
Так прошло еще несколько никем не потревоженных лет. Однажды только дверь землянки растворилась… — Ср. выше: «Так прошло двадцать лет».
Старец лежал в гробу, вытянув руки, и смотрел на пришельцев лучезарным взглядом. — Ср. в «Отце Сергии»: «Он поднял на нее глаза, светившиеся тихим радостным светом». Какой-то радостью чудесной, неземною / Светился взор его [А. Апухтин, Год в монастыре].
…По углам его мрачной постели быстро перебегали вишневые клопы. — Борьба Евпла с клопами — пародия на рассказы об искушении святых отшельников полчищами бесов в форме отвратительных животных или насекомых, об их борьбе с наваждениями, феями и проч. «Однажды, когда он прятался в могиле, толпа демонов напала на него с такой силой, что приносивший ему пищу должен был вынести его полумертвого на своих плечах» [St. Antoine // Voragine, La Legende doree, vol. I]. «Пафнутий заметил в своей келье какое-то странное кишение… и понял, что это мириады крошечных шакалов» [А. Франс, Тайс, кн. 3]. Против надоедливых существ употребляется святая вода («Святая вода и Евангелие от Иоанна обращают фей в бегство» [А. Франс, Амикус и Целестин]), которой в пародийной истории Евпла соответствуют керосин и «Клопин». В рассказе Н. С. Лескова новоначального монаха мучат и лишают сна клопы, что выясняется после долгих расследований и попыток лечения [Удивительный случай всеобщего недоумения, в сб.: Заметки неизвестного; за указание благодарим А. Жолковского]. К клопам как инструменту сокрушения старых архетипов соавторы вернулись в рассказе «Победитель», где клопы кусают и мучат фамильное привидение, вынуждая его к паническому бегству [Кр 23.1932 и Ильф, Петров, Необыкновенные истории…].