Прогуливаясь по одному из этих коридоров, Ильф и Петров согласились писать вместе свой первый роман. Работа над ДС происходила по вечерам, «в громадном пустом здании», в редакционной комнате так называемой «четвертой полосы», где сосредоточивались лучшие литературные силы «Гудка».
Здание это, включая и мимоходом упоминаемую редакцию «Гудка», служит местом действия рассказа О. Форш «Во Дворце Труда», где бывшая воспитанница, зайдя сюда по делу, вспоминает темную драму ученических лет [в кн.: Московские рассказы]. В отличие от придуманного соавторами «Дома народов», наименование «Дворец Труда» подлинно, более того, стандартно — здания под таким названием среди других советских культурных центров и очагов имелись во множестве городов Союза (например, см. очерк о Воронеже, Ог 08.01.25 и др.)
Название «Станок» носило литературное объединение при газете «Одесские известия» в середине 20-х гг. Среди других, заседания его посещали будущие поэт Арк. Штейнберг и конструктор баллистических ракет С. П. Королев [Липкин, Квадрига, 267, 429].
24//2
— Как? Сегодня не будет шахмат? — Не вмещаются, — ответил секретарь. — Подвал большой. Триста строк… — У нас секаровская жидкость! — кричал он грустным голосом… — Жидкость во вторник. Сегодня публикуем наши приложения!.. — Есть тема для карикатуры… и проч. — Вся эта глава, описывающая распределение мест на страницах газеты, точно схватывает характерную атмосферу редакции перед выпуском номера и передает насыщенные инсайдерским жаргоном споры сотрудников. Ср. совершенно то же в юмореске Л. Братского «Газетный язык» [См 18.1928]:
— Товарищи, у меня Бриан не влезает!
— Попробуйте между ним и Чемберленом Штреземана втиснуть, вот и все.
— У меня спекулянты под посевную кампанию попали.
— Дайте сверху наводнение — вот и уладится…
— А рабкоров куда?
— Рабкоров поставьте под Индию, чтобы опера сбоку пошла.
— Не выйдет так. У меня в прошлом номере в отдел «Куда пойти» попало извещение об открытии крематория.
— А где у вас отдел «Голос» помог»?
— Да я в него заметку о раздавленной старухе вставил.
— А что же у вас в отделе «Хулиганство растет»?
— Да ничего особенного — заметка о новой повести Потлашкина.
— Нельзя так. Вы и третьего дня к постановке «Когда поют петухи» дали отчет об опере, а в отдел «Суд идет» всунули отчет о трестовском заседании… Что сейчас набирают?
— Взяточников.
— А что потом набирать будут?
— Головотяпов.
— А почему рационализацию еще в номер не вставили?
— Рассыпалась. Подбирают.
— А где у вас очерк из жизни африканских дикарей?
— Придется на последнюю страницу. У меня местной жизни нет.
— Нужно смочить губкой набор, а то у вас наводнение совершенно сухое — рассыпется…
— Ну ладно, готово. Номер сделан. Можно его спускать?
— Нет еще — редактора нет. Как только придет — так его и спускайте!
Секаровская жидкость — «вытяжка из половых желез, приготовленная по способу проф. д-ра Бюхнера», «extractum testiculorum» [из журнальных объявлений в 1927]. Рекламировалась как лечащее средство от широкого спектра слабостей и недомоганий. Распространялась кооперативом «Гален» на ул. Герцена в Москве. До революции аналогичный препарат был известен под названием «экстракт Броун-Секара» [Горький, Портреты, 285].
24//3
Художник… набросал карандашом худого пса. На псиную голову он надел германскую каску с пикой. А затем принялся делать надписи. На туловище животного он написал печатными буквами слово «Германия», на витом хвосте — «Данцигский коридор», на челюсти — «Мечты о реванше», на ошейнике — «План Дауэса» и на высунутом языке — «Штреземан». Перед собакой художник поставил Пуанкаре, державшего в руке кусок мяса… [до конца абзаца]. — Отношение советских средств массовой информации к Германии было в 1927 сочувственным — ее представляли как жертву империализма Англии, Франции и США, высасывающих соки из немецкой нации посредством всяческих ограничений ее послевоенного развития и, в частности, жесткого режима репараций.
Данцигский, или Польский коридор — «узкая полоса польской территории, отделяющая в нижнем течении р. Вислы Восточную Пруссию и вольный город Данциг от остальной Германии и дающая Польше доступ к морю» [БСЭ, 1-е изд., т. 20]; созданный Версальским договором, Данцигский коридор был источником напряженности между Германией и Польшей в период между войнами. Вопрос огоньковской «Викторины»: «28. Что называется «польским коридором»?» Ответ: «Узкая полоска Польши к морю (проходит через Германию)» [Ог 11.03.28].
Надпись «Мечты о реванше» на челюсти собаки, изображающей Германию, относится, вероятно, к профашистским и шовинистическим организациям вроде влиятельного «Стального шлема» (Stahlhelm), упоминаемого чуть выше. На это указывает и каска с пикой на голове собаки.
План Дауэса, по имени госсекретаря США, в 1924–1929 регулировал развитие германской экономики и обеспечивал источники репарационных платежей; привел к заметному улучшению экономического положения Германии. В советской прессе был обличаем как орудие эксплуатации германских рабочих.
Штреземан, Густав — германский министр иностранных дел в 1923–1929, лауреат Нобелевской премии мира. Боролся за возрождение Германии, повышение ее роли в международных делах и освобождение от опеки Антанты. Советская пресса признавала, что Штреземан «не принадлежит к числу твердолобых буржуазных министров», что «это классовый враг, но всегда готовый пойти на компромисс, дележку…» Впрочем, о нем же писали, что он «дробит скулы и крушит ребра в темном польском коридоре»; другие обозреватели, имея в виду ущемленное положение Германии, характеризовали Штреземана как «вечного неудачника» [Н. Корнев, Д-р Штреземан, Ог 11.03.28; ТД 01.1927: 5; М. Девидов, Гаагское торжище, Ог 25.08.29].
Пуанкаре, Раймонд — бывший президент, премьер-министр Франции в 1926–1929. В советской прессе оценивался как трезвый, деловитый государственный деятель, проникнутый «протестантским, квакерским духом», «первый чиновник Франции… сухой, жесткий бюрократ с твердой административной рукой… французский Победоносцев», как ярый враг социализма и коммунизма, сторонник антигерманской линии [А. Луначарский, Пуанкаре, Ог 22.01.28; Кольцов, Листок из календаря, Избр. произведения, т. 2].
24//4
…Иностранцы с любопытством смотрели на красную ручку с пером № 86, которая была прислонена к углу комнаты. — Перо № 86 было в ходу с дореволюционных времен: упоминается, среди прочего, в воспоминаниях С. Я. Маршака: «Перышки… крупные, желтые, с четко выдавленным номером «86»» [В начале жизни, 570] и в рассказе А. И. Куприна «Царский писарь». Употреблялось вплоть до 40-х гг., когда перьевую ручку вытеснила автоматическая (составитель комментариев писал 86-м в начальной школе). Последняя ассоциировалась с буржуазным Западом, как свидетельствует А. Гладков: «Предметом гордости была автоматическая ручка. В спектаклях из западного быта авторучка, как и сигара, была опознавательным знаком мультимиллионеров. Широкие зрительские массы были убеждены, что авторучки существуют только затем, чтобы подписывать чеки» [Поздние вечера, 31–32]. И в самом деле, в романе-сериале 25-ти писателей «Большие пожары» [Ог 1927] американская самопишущая ручка является предметом гордости репортера Берлоги, а ее кража — крупной неприятностью в жизни этого героя. Такое же отношение к ней лежит в основе «Летнего рассказа» Л. Никулина [Ог 02.08.30]. Авторучку привозили друзьям в подарок из-за границы [Н. Ашукин, Записная книжка, НЛО 05.1998: 244]. Как видим, для журналистов в ДС профессиональным орудием служит не новейшая ручка, а традиционная, обращенная «лицом к трудящимся». В ДС 30 Бендер каламбурно назовет упавшую на него гигантскую ручку «самопадающей».
Громадная красная ручка — избитая гипербола в духе массовой культуры 20-х гг. Увеличенные предметы (вилки, ложки, телефонные аппараты, галоши, гайки, ножницы, ручки и проч.) в качестве знаков профессии и отраслей производства, а также опредмеченные тропы и пословицы широко применялись в политизированном быте эпохи: в праздничных шествиях и карнавалах, в юбилейных подарках и т. п. [см. ДС 13//3; ЗТ 18//19]. Рабочими Сталинграда была преподнесена XV съезду РКП(б) железная метла, предназначенная для оппозиций [фото в КП 52.1927]. Традиция эта восходит к древней народной культуре — например, у Аристофана фигурируют громадная ступка, в которой демон раздора собирается растолочь греческие города [Мир, 230 сл.], и огромные весы, на которых взвешивают стихи соперничающих драматургов [Лягушки, 1370 сл.]. До сих пор в США гигантский чек выставляется как знак получения крупной суммы денег при церемониях вручения выигрыша, приза и т. п.
В романе О. Савича «Воображаемый собеседник» (1928) начальник учреждения преподносит своему заместителю в день рождения огромный красный карандаш — «обратите внимание, товарищи, отечественного производства» [гл. 3]. В ЗТ 28 соавторы высмеивают обычай дарить подобные овеществленные тропы к торжествам и годовщинам:
«Обычно дарили или очень маленькую, величиною с кошку, модель паровоза, или, напротив того, зубило, превосходящее размером телеграфный столб. Такое мучительное превращение маленьких предметов в большие и наоборот отнимало много времени и денег. Никчемные паровозики пылились на канцелярских шкафах, а титаническое зубило, перевезенное на двух фургонах, бессмысленно и дико ржавело во дворе юбилейного учреждения»,
— что отражено и в рисунке на обложке юмористического журнала, где работники разных производств несут к столу президиума громадные перо и скрепку и маленькие автомобиль и трактор. Подпись под рисунком: «На конференции. — Все это прекрасно, друзья, но страна предпочла бы иметь все эти полезные вещи в натуральную величину» [Чу 05.1929].
Приметой времени является присутствие в редакции «Гудка» «товарища Арно» и других паломников с Запада: «Когда вспоминаешь конец 20-х и начало 30-х годов в Москве, всегда возникают фигуры дружественных иностранцев. Немцы — больше всего было немцев! — венгры, чехи, американские негры и другие…» [Гладков, Поздние вечера, 284–286].