а зимой носили «армяк с чудовищными, подбитыми ватой фалдами», летом — «безрукавку поверх голубой косоворотки и кучерскую шапку с павлиньими перышками». «У них [извозчиков] были невероятно большие ватные груди и бороды, белые от инея… Иногда кучера, чтобы согреться, начинали несгибающимися руками бить себя по ватной груди» [Никулин, Годы нашей жизни, 8; Эренбург, Люди, годы, жизнь, I: 62]. «Нас бросило… лицом в ватную спину [извозчика]» [Агеев, Роман с кокаином, гл. 2]. Ср. также стихи Н. Заболоцкого: Сидит извозчик, как на троне, / из ваты сделана броня… (декабрь 1927). Не вполне понятно, почему в ДС извозчик одет в ватник в разгар лета; возможно, эта неточность допущена соавторами в их стремлении придавать каждому бытовому явлению его наиболее известные, отстоявшиеся черты (если извозчик, то в вате).
Спина кучера, особенно защищенная ватой, — удобный объект для ударов, выражающих злобное возбуждение седока. Пассажир колотит извозчика по спине — чаще всего в нетерпении, желая ускорить езду. У Гоголя майор Ковалев «всю дорогу не переставал его [извозчика] тузить кулаком в спину, приговаривая: «Скорей, подлец! скорей, мошенник!» [Нос]. То же у советских авторов: «…бешено начал тузить его [извозчика] в спину с воплем: — Езжай!» [Булгаков, Дьяволиада] и др. Реже на кучерской спине вымещают досаду (чеховский герой «Ионыч» — Старцев, — потерпев любовную неудачу, «кажется, взял бы и зарыдал или изо всех сил хватил бы зонтиком по толстой спине Пантелеймона») или бьют по ней в виде наказания (как в данной сцене ДС) 1.
25//3
И, стоя у стены Малого театра, на том самом месте, где впоследствии будет сооружен памятник великому русскому драматургу Островскому, Остап подписал протокол и дал небольшое интервью набежавшему Персицкому. — Возможная аллюзия на песню «Из-за острова на стрежень», не раз упоминаемую в ДС/ЗТ [см. ЗТ 26//2]. В песне идет речь о Разине и персидской княжне и есть слова: И за борт ее бросает / В набежавшую волну [аллюзия указана мне Г. А. Левинтоном]. В метафорическом переносе с волны на человека глагол «набежать» встречается также в записной книжке Ильфа: «Гнетет предчувствие, что набежит знакомый» [ИЗК, 58].
Памятник А. Н. Островскому работы Н. А. Андреева был заложен у стены Малого театра в 1923, но открыт лишь 27 мая 1929. До открытия место будущего памятника указывала мемориальная доска. В стандартном тексте Собрания сочинений Ильфа и Петрова (в 5 тт., 1961) и позднейших изданиях стали печатать «был сооружен памятник»; ранее в этом месте читалось «будет сооружен».
25//4
— Так вы не можете войти в квартиру? Но это же так просто! — Распространенный мотив. Параллели к сцене, где Бендер спасает голого инженера, ногтем отпирая замок, есть у Диккенса («Крошка Доррит», см. ДС 23//8) и у А. Аверченко: вор, пришедший обокрасть квартиру, с помощью отмычки впускает в дом хозяев, потерявших ключи [Без ключа // А. Аверченко, Восемь одноактных пьес…]. Киноактриса Б. Кузьмина вспоминает, как воры отмычкой открыли ей квартирную дверь, когда у нее сломался ключ [О том, что помню, 207].
25//5
Шумели краны. Вода в столовой образовала водоворот. В спальне… тихо, лебединым ходом, плыли ночные туфли. Сонной рыбьей стайкой сбились в угол окурки… Стул слегка подрагивал и, казалось, собирался немедленно уплыть от своего преследователя. — Продолжается поэтическая система параллелей со сценами домашнего потопа, начиная с «Про это» Маяковского [см. ДС 23//10]. По комнате Щукина плывут туфли и готов поплыть стул — в поэме С дивана… в окно проплыл чемодан [Поли. собр. соч., 402–404]. У Щукина «сонной рыбьей стайкой сбились в угол окурки» — в поэме Маяковского брошенный в камин окурок кажется костром на далеком берегу [405-13]; не навеяно ли это образом подземных озер и далеких огоньков в «Фантоме Оперы» Гастона Леру? Сходные образы в рассказе В. Инбер, чья героиня, забыв выключить кран в ванной, «проснулась от легкого постукивания: это стучали о кровать ее туфли, уносимые водой» [Вода и слезы, Ог 06.12.25]; у Э. Багрицкого в описании спальни сына: Безвредною синькой покрылось окно, / Окурки под лампою шаткой. / В пустой уголок, где от печки темно, / Как лодка, вплывает кроватка… [Папиросный коробок, НМ 12.1927].
Художник В. Курдов вспоминает ленинградское наводнение 1924 г.: «К моему окну, качаясь на волнах, приплыл маленький розовый гробик… Рядом с булочной находился магазин похоронного бюро, и теперь все его товары плывут по улицам… Вижу, что со стороны Невы плывут дрова. Это разбились баржи с дровами… Теперь дрова сами плывут к нам [студентам] в руки… Раздался клич: «Ребята, запасай дрова!»» [Курдов, Памятные дни и годы, 22].
Похоже, что в советской литературе наметилась тенденция решать тему «домашнего наводнения» в некотором смысле «по-овидиевски», как метаморфозу, но только заменяя античные реалии на современные. В знаменитом овидиевском эпизоде потопа плывет многое из того, что не призвано плавать (дома, животные), и люди пытаются использовать потоп для своих домашних целей (например, как ни в чем ни бывало ловя рыбу в кронах деревьев). Таковы в наших примерах плывущие чемоданы, туфли, мебель, гробы; у Курдова — вылавливание вузовцами проплывающих мимо дров. В этих примерах и в ДС можно заметить типологическую параллель со склонностью римского поэта к парадоксализму, к созданию многофигурных гибридных панорам («квартира-река», «квартира-озеро» и т. п., изоморфные монументальному гибридному образу «земли-моря» в тех же «Метаморфозах») 2.
25//6
В четыре глаза, как говорят французы. А я к вам по делу, товарищ Щукин. — Интонации речи его сиятельства в чеховской «Анне на шее»: «А я прикажу посадить вашего мужа на гауптвахту. Як вам с поручением от жены… Американцы…» С поручением от жены — правда, щукинской, а не своей — является и Бендер, ср. далее: «Ваша супруга просила меня к вам зайти…» Другие отголоски этого рассказа см. в ДС 20//18; ЗТ 14//15.
25//7
— Не мучьте дитю, — забасил он наконец, — где стул? — Выражение «не мучь(те) дитю» см. также в фельетоне Ильфа «Политграмота плюс корова» [опубликован в кн.: Ильф А., ПО (2004)]. Видимо, восходит к известному в те годы анекдоту из серии «рассказов о бандитах»:
«Идет… ночью гражданин по улице. Темно и кругом ни души. На гражданине шуба медвежья, великолепная. Вдруг подбегает к нему мальчонка маленький и говорит: «Сымай шубу!»
Гражданин смотрит на мальчишку: вот так, мол, бандит, — и спокойно отвечает: пошел прочь, чертенок ты этакий. А мальчишка не унимается: «Сымай да сымай шубу». И даже в слезы, хнычет, а сам не отстает: «Сымай шубу!» Гражданин ему опять: «Пошел прочь, мразь ты этакая!» Но тут из ворот выходит личность, прямо к гражданину, и говорит уже серьезно: — Ну, сымай шубу, чего зря дите мучишь! Вот вам и мальчишка. Шубы своей великолепной господин, конечно, лишился». В другой версии беспризорники говорят ограбляемому прохожему: «Ты что же это, маленьких забижать?» [М. Серпуховской, Рассказы о бандитах: московские слухи, легенды и анекдоты, КН 15.1926; В. Холодковский, В подполье жизни, КН 27.1926; курсив мой. — Ю. Щ.].
О вымогательстве беспризорников под видом жалостных просьб и предостережений не обижать детей рассказывают мемуаристы:
«На базар за продуктами ходили самые маленькие. Их обидеть не посмеют. Подойдет такой малявка к ларьку и канючит: — Дяденька, дай колбаски… Тетенька, дай хлебца… Торговцы от злости скрипели зубами, но давали немытому покупателю, которого не видно из-за прилавка, круг колбасы, батон хлеба, арбузы и вообще всякую снедь… Если попадался какой-нибудь скряга или новичок и отказывал малышам, утром он не находил ни своего ларька, ни продуктов» [Кузьмина, О том, что помню, 261].
25//8
Что мне Гекуба? Вы мне, в конце концов, не мать, не сестра и не любовница. — Что мне Гекуба? — часто цитируемые слова из «Гамлета» В. Шекспира: Что он Гекубе? Что ему Гекуба? /А он рыдает… [д. 2, сц. 2, пер. Б. Пастернака]. Остальное — реминисценция из стихотворения «Узница» Я. П. Полонского: Что мне она! — не жена, не любовница, / И не родная мне дочь! / Так отчего ж ее доля проклятая / Спать не дает мне всю ночь! (1878).
По мнению комментаторов, стихотворение относится к Вере Засулич, ожидавшей суда за покушение на петербургского градоначальника Трепова. Отсюда, видимо, и острота Бендера, предупреждающего, что — в отличие от поэта — он не будет болеть душой за заключенного Воробьянинова. Положенная на музыку рядом композиторов (С. И. Танеевым и др.), входившая в песенники, «Узница» была популярна в левых кругах.
25//9
Воленс-неволенс, но я должен поставить новые условия. — Переиначенное лат. volens nolens. — «Воленс-неволенс, а я вас уволенс» [ИЗК, 163]. Использовано неоднократно в повести соавторов «Светлая личность» [Ог 10.07–16.09.28; Собр. соч., т. 1].
25//10
Лед, который тронулся еще в дворницкой, лед, гремевший, трескавшийся и ударявшийся о гранит набережной, давно уже измельчал и стаял. — Фраза «подчеркнуто толстовская» [Чудакова, Поэтика М. Зощенко, 99]; ср., например, финальную метафору: «И свеча, при которой…» [Анна Каренина, VII. 31]. Ср. ДС 26//1.
Примечания к комментариям
1 [к 25//2]. Части туловища извозчика в доавтомобильной культуре рассматривались функционально, играя роль своего рода пульта управления извозчиком. Спина, как мы видели, служила для сигнализации о желаемой скорости, остановках и т. п. (эмоции седока, которым при этом мог даваться выход, были уже фактором вторичным). Воротник мог использоваться как род ручки при посадке: «Ухватив его [старика-извозчика] за воротник изорванного армячишка, причем его сморщенная шея над сильно сгорбленной спиной как-то жалобно обнажалась, я влез верхом на… сиденье…» [Л. Н. Толстой, Юность, гл. 7]; отметим здесь и в ДС сходство образа извозчика. Торс и пояс могли выполнять роль поручня: «Губернатор ехал стоя, держа руку все время под козырек. Левой рукой он держался за кушак кучера, а лицо все время было обращено к царю» [Кренкель, RAEM…, 31]. Дергая извозчика за пояс, пассажир останавливал движение; трогая его за плечи — требовал поворота, и т. н. [Житков, Виктор Вавич, 239].