Царицын был переименован в Сталинград в 1925.
31//5
Персицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию ярмарки. — Шестая Нижегородская ярмарка, о которой здесь идет речь, была ярким общесоюзным и международным мероприятием лета 1927. Знаменитые Нижегородские (Макарьевские) ярмарки прекратились после революции, их помещения были заброшены и пришли в упадок. В 1922, знаменуя начало нэпа, этот всероссийский праздник торговли был возобновлен и широко освещался в печати [см., например, обширный репортаж в КН 34.1927, от 21 августа]. Заграничные приборы и приспособления (автомашины, бинокли, авторучки, очки, предметы моды) были приметой и знаком статуса у европеизированных советских журналистов [см. ДС 12//9, ДС 24//4 и др.].
31//6
Разворачиваясь против течения, подходил пароход «Скрябин». — Реминисценция из Маяковского? Ср.: Разворачивался / и входил / товарищ «Теодор // Нетте» [Товарищу Нетте (1926)]. См. возможное эхо этого стихотворения также в ДС 34//9; о событии, в нем увековеченном, см. ДС 29//6.
31//7
Симбиевич-Синдиевич, в заботах о вещественном оформлении, простирал руки то к кремлевским высотам, то к капитану… — Кремль, конечно, нижегородский; можно понимать так, что Симбиевич хлопочет в местных инстанциях об укреплении своего декорационного хозяйства. Ср. пушкинское: Напрасно я бегу к сионским высотам… [как проницательно указал А. Д. Вентцель].
31//8
В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и, будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку. — Реминисценция из «Мухи-Цокотухи» («Мухина свадьба», 1924) К. Чуковского: Вдруг какой-то старичок / Паучок / Нашу муху в уголок / Поволок…
31//9
…На четырех стульях будет сидеть Николай Константинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему коллективу не имеет. — Отголосок ситуации в театре Мейерхольда? Как известно, последний бесцеремонно продвигал свою жену Зинаиду Райх на главные роли, часто в ущерб другим актерам. И. В. Ильинский выражал мнение многих, считая, что «Зинаида Николаевна не имела никакой школы и, на мой взгляд, была дилетанткой без каких-либо видимых данных и способностей не только занимать особое положение в театре, но и вообще быть актрисой». В1925-1927 из театра ушли И. Ильинский и М. И. Бабанова [Ильинский, Сам о себе, 270; Рудницкий, Режиссер Мейерхольд, 342; Туровская, Бабанова…, 94-109]. Возможность намека на эти факты исключать не следует, т. к. в описании театра Колумба и его режиссера есть явно мейерхольдовские детали [см. ДС 30//11, 15 и 17]. Обратим внимание на немецкоязычные элементы в именах жен (Густа — Райх) 1.
31//10
Рабис — профсоюз работников искусств.
31//11
Остап получил пропуск… и вышел на горячую палубу. — Проникновение Остапа на «Скрябин» под видом художника напоминает об «Острове сокровищ» Стивенсона (Джон Сильвер нанимается на корабль коком и проводит на него своих людей). То же у Ж. Верна в «Пятнадцатилетием капитане», где злоумышленника Негоро принимают на судно взамен сбежавшего кока. Как всегда, соавторы сопрягают традиционный приключенческий мотив с советским (герой устраивается художником-плакатистом на тиражное судно). Мотив «проникновения на корабль» включается в более широкий круг фабул типа «Домика в Коломне», где авантюрист занимает позицию вблизи предмета, на который имеет виды (примеров много у А. Конан Дойла: «Союз рыжих», «Клерк биржевого маклера» и др.).
31//12
— Что же вы стоите, как засватанный? — Выражение связано с тем, что в русских свадебных обрядах невеста подвергается некоторым ограничениям в своих передвижениях. Так, в день свадьбы ее ведут под руки [подсказано Г. А. Левинтоном].
31//13
— Мальчик… разве плох? Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень! — В Евангелии собиравшимся побить камнями грешницу Иисус сказал: «кто из вас без греха, первый брось на нее камень» [Ин 8.7]. С библейской цитатой часто связывается риторический оборот «Кто скажет…» (ср. у Фета: Кто скажет нам, что жить мы не умели… [А. Л. Бржесской] и т. п.).
31//14
…Председатель месткома… неожиданно для всех и для самого себя запел: Пароход по Волге плавал, / Волга-матушка река… — А остальные суровые участники заседания пророкотали припев: Сире-энь цвяте-от… — Сирень цветет, / Не плачь, придет и Волга-матушка река / Заливает берега — популярные припевы к ряду волжских песен и частушек. Вставляются либо между стихами одной частушки, либо после всей частушечной строфы, текст которой, в свою очередь, широко варьируется: Ах ты, матушка Маланья, / Волга-матушка река! / Чем ты лечишь от страданья! / Заливает берега… / Сирень цветет, / Не плачь, придет. / Эх, Коля! Грудь больно! / Любила… / Эх, довольно [Н. Огнев, Дневник Кости Рябцева, Ог 43.1927] или: Весной Волга разольется, / Волга-матушка река, / А сердечушко забьется, / Заливает берега. / Сирень цветет, / Не плачь, придет… / С горя девка слезы ронит, / Волга-матушка-река, /А от песни Волга стонет, / Заливает берега. / Сирень цветет, /Не плачь, придет… и так далее. [Под гармошку, 140–141] 2. В более позднее время пели: Сирень цветет, / Война пройдет, / Твой милый, подружка, вернется…
Склонность к прочувствованному (в размягченном состоянии души, под действием природы, в выходной день, во хмелю и т. п.) громогласному пению нескольких всенародно известных песен, — черта массовой культуры тех лет, не раз отраженная в тогдашней беллетристике, очерках и т. п. Поэтичный пример — в первой редакции волжских глав ДС, где матросы и пассажиры нескольких пароходов поют песню о Стеньке Разине: «Гремели песни, и казалось, что на реке дают бал…» [Одесский и Фельдман, ДС, 388–390]; см. ЗТ 26//2. Комичный пример — в «Мастере и Маргарите» [гл. 17], где под гипнозом воландовцев сотрудники советского учреждения хором затягивают «Славное море, священный Байкал…», с каковой песней на устах их и увозят на трех грузовиках в сумасшедший дом. У Ильфа и Петрова находим тот же момент полной спонтанности и неудержимости песенного порыва («неожиданно для всех и для самого себя» — ср. у М. Булгакова: «…она [девица] пыталась стиснуть зубы, но рот ее раскрывался сам собою…»).
Примечания к комментариям
1[к 31//9]. Анатолий Мариенгоф еще резче Игоря Ильинского отзывается о сценических данных Зинаиды Райх: «Райх актрисой не была — ни плохой, ни хорошей. Ее прошлое — советские канцелярии». Среди прочего мемуарист отмечает: «Щедрая природа одарила ее задом величиной с громадный ресторанный поднос при подаче на компанию». По его словам, эта особенность фигуры Райх была одним из факторов, создавших ей славу [А. Мариенгоф, Мой век… // А. Мариенгоф, Роман без вранья…, 308–309]. Не получают ли в этом свете особый смысл слова Галкина, Палкина и компании, что режиссер и его жена будут сидеть на четырех стульях? Разумеется, подобная интерпретация не может быть иначе чем гадательной.
2 [к 31//14]. Вариации этой песни, с аналогичным расположением припевов (Волга-матушка река / Заливает берега, / Сирень цветет), встречаем у Л. Кассиля: Пароход идет, Анюта… / На нем белая каюта…; у Н. Огнева: Сошью платье из батиста… / Полюбила коммуниста… // Ах ты, тетушка Маланья… / Чем ты лечишь от страданья?.. [Кассиль, Вратарь республики; Н. Огнев, Костя Рябцев в вузе, Ог 23.10.27; многоточия обозначают места припева]. Тематически и ритмически песня связана с частушками о любовных страданиях — в частности, о любви и аптеке и т. д. [см. ДС 20//9].
32. Нечистая пара
32//1
Заглавие. — Из книги Бытия, гл. 7: пары чистых и нечистых животных были взяты Ноем в ковчег. Мотив чистых и нечистых использован В. Маяковским в «Мистерии-буфф» (1918). Уподобление тиражного корабля ковчегу проводится через эту и следующую главы: «Население тиражного ковчега…», «…все население парохода…» и т. п.
32//2
Шли плоты — огромные поля бревен с избами на них. Маленький злой буксир, на колесном кожухе которого… было выписано его имя — «Повелитель бурь», тащил за собой три нефтяных баржи, связанные в ряд. — Баржи, плоты, буксиры — чаще всего упоминаемые приметы волжского пейзажа в описываемые в романе годы. Гигантские плоты из бревен — их часто называют плавучими деревнями или городами — с изумлением наблюдают журналисты, обозревающие европейскую Россию с самолета [А. Яковлев, На неведомой дороге, НМ 02.1930], и вспоминают иностранные пассажиры волжских пароходов и посетители Нижегородской ярмарки. Изба на плоту, плывущая вниз по Волге, обживается как дом и служит местом действия в литературных произведениях [Л. Гумилевский, Батраки, Ог 01.01.25, действие в 1921]. Маленький пароход-тягач одушевляется, часто сравнивается с задорным животным или насекомым: он «пыхтит», «сердится», «суетится», «задыхается» и т. д.1
«Мы встречаем цепи барж, груженных резервуарами нефти, картофелем, овчинами; влекомые крохотными задыхающимися тягачами, навстречу нам движутся громадные плоты, составленные из связанных веревками бревен, на которых расположились женщины, дети, цветы в горшках, собаки, кошки, скамьи, шалаши, целые плавучие города. Плотовщики с длинными шестами бегают взад и вперед, наклоняются, напрягаются изо всех сил, стараясь удержать в равновесии это гигантское сооружение» [Viollis, Seule en Russie, 112].
«Вровень с водой по реке поднимаются баржи. Странные суда, до краев погруженные в воду, они скрывают в своих стальных недрах по 10, 20, 25 тысяч тонн нефти или мазута. С ними сталкиваются караваны бревен, похожие на плавучие деревни. В задней части такого плота — два одинаковых одноэтажных домика, связанные мостками, на которых возвышается сторожевая башенка. Эти похожие на Ноев ковчег устройства предназначены для присмотра за 10 миллионами кубометров строевого леса. Таких плотов здесь ежедневно проходит по нескольку десятков. Они направляются в Каспийское море. И скоро миллионы кубометров этой древесины поплывут в порты Европы и Америки» [Chadourne, L’URSS sans passion, 176].