От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!
Камень влюблённых
Разговор наш продолжился уже за домашним ужином. И хотя Клотильда выглядела усталой после рабочего дня, но радушие ей не изменило. На столе шипели, источая дразнящие ароматы, жареные колбаски; муж Энно разливал по бокалам рейнское, а любимец семейства, упитанный бассет-хаунд, умильно поскуливал. За столом хозяйка развлекала всех смешными семейными историями. Показывала старые фотографии, письма. И вдруг заговорщицки мне улыбнулась:
– Сейчас вы увидите одну вещицу, которую я никому ещё не показывала…
И в руке Клотильды кроваво-красными искорками сверкнула гранатовая подвеска.
– Это русская работа, и очень старинная. Мне досталось украшение от Элизабет фон Бессель, моей старенькой тётушки. Вот видите, какие необычно крупные камни – кабошоны, выложенные в виде креста!
«Внутри камней загорелись тревожные густо-красные живые огни. – Точно кровь…»
Как появилась эта драгоценность у фрау Бессель, правнучки поэта?
Клотильда может лишь предполагать – ясно одно: подарок перешёл к ней от матери, урождённой Дубельт, а той, в свою очередь – от бабушки, Наталии Пушкиной-Ланской.
Она не исключает, что редкостная вещица подарена Пушкиным жене в благодарность за рождение младшей дочери. Ведь от ожерелья, переданного ей от Павла Воиновича Нащокина, та была в восхищении. Свидетельство тому – письмо Пушкина к приятелю в Москву в мае 1836-го: «Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь, и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день, я её поздравил и отдал вместо червонца твоё ожерелье, от которого она в восхищении. Дай Бог не сглазить, всё идёт хорошо».
Клотильда фон Ринтелен с гранатовой подвеской. Висбаден. Фотография Л.А. Черкашиной. 2007 г.
И Александр Сергеевич, чтобы доставить большую радость Натали, уже от себя преподнёс ей и гранатовую подвеску! А та, в свою очередь, передарила её дочери Наталии на рождении маленькой Таши Дубельт – Наталия Николаевна любила дарить и внукам, и невесткам дорогие памятные вещицы, в том числе и драгоценности. Так гранатовая подвеска от Наталии-первой перешла к Наталии-третьей, внучке Пушкина. Наталия Дубельт, в замужестве фон Бессель, передала её единственной дочери Элизабет…
Что ж, вполне жизненная версия. Но есть и другая.
Герои любовной драмы
История та началась в пензенской глубинке, а завершилась в Германии. Жизнь сама дописала неоконченный сюжет: роман любовный перерос в любовную драму.
Итак, действующие лица той драмы:
Наталия Александровна, графиня фон Меренберг, в девичестве Пушкина;
Елизавета Петровна Ланская, в замужестве Арапова, дочь Наталии Пушкиной-Ланской от второго брака; единоутробная сестра графини фон Меренберг;
Елизавета Николаевна Арапова, в замужестве Бибикова, её дочь и автор меморий, она же – кузина Наталии фон Бессель;
Наталия Михайловна фон Бессель, урождённая Дубельт, внучка поэта;
Сильвестр Зенькевич, ссыльный поляк, управляющий имениями Араповых;
Александр Куприн – русский писатель.
Место действия: село Наровчат (по словам Куприна: «Наровчат есть крошечный уездный городишко в Пензенской губернии, по русской охальной привычке дразнят его: Наровчат одни колышки торчат. Все дома из дерева без малейшего намёка на камень. Река от города за версту: лето бывает жаркое и сухое»); имения Андреевка и Воскресенская Лашма Пензенской губернии; немецкие города: Висбаден и Бонн.
Время действия: конец девятнадцатого – начало двадцатого веков.
Даже если бы Куприн написал лишь «Гранатовый браслет», то и тогда, без сомнений, снискал титул великого русского писателя. Непостижимо, как история самой чистой и возвышенной любви, поведанная им, отразилась в судьбе родной внучки Пушкина!
Но обо всём по порядку.
Героиня любовного романа – Наташа Дубельт, названная в честь бабушки, Наталии Николаевны, родилась в Петергофе в 1854 году. Детство её счастливым назвать трудно, ведь с ранних лет ей довелось стать свидетельницей бесконечных родительских ссор и раздоров. Да и в юности она была лишена материнской любви…
Недавно чудесным образом всплыла неведомая прежде фотография Наташи Дубельт, на ней – юная гимназистка в трогательном белом переднике стоит, облокотившись на спинку резного стула. Фотографию нашёл случайно некий любитель старины, на развале, среди вороха старых почтовых открыток. В том, что на ней запечатлена внучка поэта, сомнений не было, благо внизу пожелтевшего снимка чернильная надпись удостоверяла: «Наташа Дубельтъ. Наталья Михайловна Дубельтъ (в 3-м классе)».
Елизавета Петровна, жена кавалергарда Николая Арапова, взяла девочку к себе, в поместье Пензенской губернии, и постаралась окружить её материнской заботой. Однажды и настоящая мать обеспокоилась судьбой подросшей дочери и даже просила князя Петра Вяземского, старого друга отца, похлопотать за её Ташу, определив её фрейлиной к «новой Великой Княгине». Но сей проект не удался, и Наташа Дубельт осталась жить у тётушки.
Детский портрет Наташи Дубельт, внучки поэта
Несколько строк из воспоминаний Елизаветы Бибиковой: «Дочь Натальи Александровны – урождённая Наталья Дубельт окончила институт, праздники проводила у деда, и моя мать о ней заботилась… Моя мать поселилась в деревне и её взяла к себе. Жили в глуши, соседей не было, и Наталья тосковала».
И вот тут в её безрадостную жизнь «беззаконной кометой» ворвалась Любовь. Вновь слово Елизавете, рассудительной кузине Натали-младшей:
«В неё влюбился земский врач, ссыльный поляк, человек очень интеллигентный, образованный, но старше её. Сделал ей предложение, мама запросила её мать о согласии и просила помочь на приданое. Но тётка возмутилась и выписала её к себе в Висбаден».
Роман, а то, несомненно, был любовный роман, чуть было не увенчавшийся счастливым замужеством.
Что вызвало тогда гнев графини Меренберг, после всех потрясений мирно живущей в тихом Висбадене? Чем так взволновало её письмо из далёкого Наровчата? Почему Наталия Александровна «возмутилась» и потребовала дочь к себе?
Ответ бесспорен: жених старшей дочери. История сохранила его имя: Сильвестр Мартин-Устин Зенькевич. Дворянин Виленской губернии, он был арестован в 1863-м по подозрению в подготовке восстания и выслан в глухую Пензенскую губернию. Да вдобавок был отлучён от церкви, что для католика явилось немалым испытанием! Но Сильвестр Зенькевич духом не пал. Благодаря блестящему образованию – за его плечами Сорбоннский университет – стал управляющим имениями Араповых.
Помогла ему в изгнании и дружба с владельцем усадьбы – Иваном Андреевичем Араповым, человеком поистине замечательным. Иван Арапов – генерал-лейтенант, член совета Главного управления государственного коннозаводства и совета министра земледелия и государственных имуществ.
В молодости храбрый офицер, он участвовал во взятии Плевны в Русско-турецкую войну. Служил в Кавалергардском Ея Величества Государыни императрицы Марии Фёдоровны полку.
Затем бравый кавалергард посвятил себя делам сугубо мирным. Имение в Воскресенской Лашме, превращённое им в доходное хозяйство, считалось образцовым в Пензенской губернии. Особо славился в округе его конный завод.
Внучка поэта Наталия Дубельт, ученица 3-го класса гимназии. Около 1867 г.
Способствовал Иван Андреевич и проведению железной дороги в здешние края, а позднее одна из станций в его честь была именована Арапово. Умелый и рачительный хозяин, он не чужд был поэзии и даже сам писал стихи.
Да и род его был не последним в Российской империи. Неслучайно язвительный Салтыков-Щедрин как-то обронил: «Куда бывало ни повернись – везде либо Арапов, либо Сабуров…»
Не обошло стороной Ивана Андреевича и семейное счастье: в браке с Александрой Ланской, дочерью Наталии Николаевны (прежде именовавшейся госпожой Пушкиной) от брака с генералом Ланским, имел детей. А его родной брат Николай Андреевич Арапов, и тоже кавалергард, женился на родной сестре Александры – Елизавете Ланской. В этом браке и появилась на свет маленькая Лиза, в будущем мемуаристка Елизавета Бибикова.
Родилась в Висбадене, где жила её тетушка, графиня Наталия фон Меренберг, поскольку считалось, что в Германии более опытные, нежели в России, врачи-акушеры.
В её-то семействе и подрастала наша героиня Таша Дубельт – о племяннице заботилась добрейшая Елизавета Петровна Арапова. Дядя Иван Андреевич также был добр и заботлив к племяннице Таше, по сути оставленной своими родителями. Видимо, в его доме и случилась первая встречи барышни Дубельт и поляка Сильвестра Зенькевича.
Сильвестр Зенькевич, несостоявшийся жених внучки Пушкина.
Видимо, не без участия Ивана Арапова жених Зенькевич был восстановлен в правах и в начале 1870-х освободился из-под строгого надзора полиции. Но в глазах графини Меренберг будущий зять всё равно оставался всего лишь ссыльным поляком, недостойным руки дочери!
…«Польский след» в «Гранатовом браслете». Он есть! Хозяйка дома, где снимал комнату несчастный чиновник со смешной фамилией Желтков, – полька, и своего квартиранта в разговоре с княгиней Верой называет «пан Ежий». Это к ней, доброй католичке, обращена последняя его просьба – повесить перед образом Мадонны гранатовый браслет, не принятый боготворимой им женщиной.
И вновь на страницах романа происходят «странные сближенья». Трогательная сцена прощания: княгиня Вера пристально всматривается в лицо покойного…
«Она вспомнила, что то же самое умиротворённое выражение она видала на масках великих страдальцев – Пушкина и Наполеона».
Не хотел ли Куприн так потаённо соединить имена двух влюблённых: ссыльного поляка и внучки русского гения?
Но при чём здесь Куприн и его «Гранатовый браслет»? Мало ли таких историй могло случиться на просторах необъятной Российской империи?!
Да ведь и сам писатель родился в Наровчате! В августе 1870 года. Конечно, в силу своего нежного возраста – ему было лет пять-шесть, когда вокруг Натали Дубельт и Сильвестра Зенькевича разгорались нешуточные страсти – он не мог быть их свидетелем.
Елизавета Николаевна Бибикова, внучка Наталии Николаевны Пушкиной-Ланской, мемуаристка.
Но о том несчастливом романе много позже, уже в Москве, куда юный Александр был определён в кадетское училище, рассказывала ему мать, Любовь Алексеевна, происходившая из древнего и знатного рода татарских князей Куланчаковых. Одному из них в веке семнадцатом было пожаловано поместье в Наровчатском уезде. Однако наследственные земли впоследствии были проданы, и, как писал сам Куприн, «от бабушкиных великолепных имений остались три десятины».
А крестили маленького Александра в городском Покровском соборе. Сохранился в Наровчате и дом Куприных, ныне – музей писателя.
Дочь его, красавица Ксения, побывав в музее, сказала значимые слова: «Куприн любил родину, и это чувство зародилось здесь, в Наровчате».
…По поверьям, гранат притягивает любовь, необычайную по накалу страстей. Магический камень влюблённых.
«…Посредине браслета возвышались, окружая какой-то странный маленький зелёный камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов…»
Прекрасные кабошоны – это альмандины, разновидность красных или красно-фиолетовых гранатов, их цвет может быть вишнёвым, малиновым, фиолетовым; а зелёный камешек – демантоид, редкостный «уральский хризолит».
Вспомним Александра Сергеевича:
Доволен скромною судьбою
И думаю: «К чему певцам
Алмазы, яхонты, топазы…»
Все те драгоценности – символы богатства и праздности, совсем иное – камни-обереги с сокрытой в них чудесной таинственной силой… Так, может быть, гранатовую подвеску (с пятью драгоценными кабошонами!), ту самую, что извлекла из заветной шкатулки на Божий свет графиня из Висбадена, подарил невесте Таше в преддверии свадьбы жених Сильвестр Зенькевич?!
На исходе девятнадцатого века гранатовый браслет метафизически трансформировался в гранатовую подвеску, таинственным образом «всплывшую» в Германии.
«Подумай обо мне»
Академик Альберт Цветков, знаток Куприна (и правнук Сильвестра Зенькевича!) убеждён, что прототипом княгини Веры стала внучка поэта, а вовсе не госпожа Людмила Любимова, родственница жены писателя, в жизни которой случилась похожая любовная история. Да и её сын Лев позднее утверждал, что Куприн, бывший с их семейством в свойстве, перенёс в свою знаменитую повесть реальные события из жизни любезной маменьки.
Да и поныне господствует мнение: в основу сюжета «Гранатового браслета» положена реальная история, почерпнутая из семейной хроники Любимовых. Однако у Альберта Александровича Цветкова своя версия, основанная также на фамильных преданиях и изложенная им в труде «Ключи к тайнам Куприна».
Он хорошо помнит, что книга «Гранатовый браслет» всегда лежала на прикроватной тумбочке в спальне его матери – Софьи Хайновской. И перед сном она вновь и вновь, будто впервые, перечитывала любимую повесть.
Как-то юный Альберт всё же спросил маму, отчего она так любит эту книгу? «Это связано с историей нашей семьи», – был ответ сыну.
Позднее он не раз слышал от матери, польки Софьи Хайновской, просившей его (в который раз!) почитать вслух «Гранатовый браслет»: «Ты ведь не знаешь, что твой прадед был влюблён во внучку Пушкина и пользовался взаимностью. И это с них Куприн списал сюжет».
Но почему тогда сам писатель, преклонявшийся перед «великой тенью Пушкина», о том нигде и никогда не обмолвился? По цензурным соображениям – полагает исследователь, ведь знаменитая повесть явилась откликом на запрещённый в России роман «Не унывай», автор коего, великий князь Михаил Михайлович, посвятил любимой супруге графине Софи де Торби. Внучке поэта и сестре Натали Дубельт!
Исторический курьёз: и в самом пушкинском семействе к этому браку относились неоднозначно. Ранее, в феврале 1899-го, когда дети Пушкина замыслили возложить на могилу великого отца серебряный венок, живо обсуждалось, какую надпись на нём выгравировать? Вернее, сама надпись должна была стать лаконичной: «От семьи Пушкина», но полагалось указать и всех членов семейства поэта. Так, Александра Арапова в письме к брату Григорию Пушкину, адресованному в Михайловское, полагала, что «нельзя поместить на венке имя пресловутого Миш-Миша, сохраняющего в опале манию величия».
Хотя саму Александру Петровну и нельзя отнести к наследникам Пушкина, она делает «глубокомысленный» вывод, что Михаил Михайлович «со свойственным ему снобизмом мог быть недоволен стоять рядом с простыми смертными». Странно лишь, отчего тогда великокняжеский «снобизм» не помешал ему жениться на внучке Пушкина, «простой смертной»?!
Но самому августейшему автору не дано было знать о тех перипетиях: он выступил против неприятия высшим светом морганатических браков. И хотя действие романа происходит в некоем загадочном королевстве, на его страницах повествуется история любви и женитьбы самого великого князя. Так что книга та, опубликованная в Англии, была у многих на слуху, а её запрет в России лишь добавил популярности единственному литературному творению Михаила Романова.
Сам роман «Не унывай», впрочем, как и его автор, казался Петру Аркадьевичу ниспровергателем моральных устоев, а значит – зловредной книгой для читателей. В чреде важнейших имперских дел, а ведь знаменитый государственный деятель и реформатор Пётр Столыпин одновременно являлся председателем Совета министров и членом Государственного совета, он не забыл издать указ о запрещении «крамольного» романа в России. Подобно строжайшему цензору.
Вот одно из писем министра (под грифом: «Совершенно секретно»!), отправленное им в июне 1908 года тогдашнему наместнику на Кавказе графу Воронцову-Дашкову: «Милостивый Государь, граф Илларион Иванович! Несколько времени тому назад в Лондоне напечатан и выпущен в продажу роман, написанный Великим Князем Михаилом Михайловичем под названием „Борись до смерти“ (так звучало тогда в переводе с английского название „Не унывай“. – Л.Ч.), причём роман этот появился в продаже и в России. Сделав одновременно с сим распоряжение о воспрещении ввоза этого романа и о наложении на произведение ареста в местностях, объявленных на военном положении или на положении чрезвычайной охраны на всё время действий этих положений, в случае, если бы этот роман был отпечатан в России на русском или иностранных языках. Я считаю долгом уведомить об этом Ваше Сиятельство на этот предмет, не признаете ли вы соответственным сделать такое распоряжение по Высочайше вверенному Вашему Сиятельству наместничеству». Подобные грозные письма-циркуляры за подписью министра внутренних дел Петра Столыпина были разосланы всем российским губернаторам.
Именно в то время действовало негласное указание: романы с подобными сюжетами должны были подвергаться цензуре особого министерства при Императорском дворе. Версия академика Цветкова в ладу с хронологией: «крамольный» роман «Не унывай» увидел свет в 1908 году, а «Гранатовый браслет» – в 1910-м. Максим Горький приветствовал повесть: «А какая превосходная вещь „Гранатовый браслет“… Чудесно! И я рад, я – с праздником! Начинается хорошая литература».
…Брак Наталии Дубельт с опальным поляком, если бы и свершился, морганатическим не стал, ведь ни жених, ни невеста не принадлежали к владетельным домам. Скорее, их союз назвали бы мезальянсом.
Вероятно, будущего супруга, полковника прусской армии, подыскала для своей Наташи сама графиня Меренберг. Удачная партия для барышни из «медвежьего угла», по общему мнению. Но о какой любви могла идти речь? Ведь жених был старше избранницы почти на тридцать лет, – вот где по-настоящему неравный брак!
На улице Бонна, где стоял дом Наталии фон Бессель, внучки поэта. Фотография Л.А. Черкашиной. 2007 г.
Внешне всё выглядело благопристойно: заботливый супруг, дети, собственный дом. Натали фон Бессель казалась вполне счастливой в том кратком супружестве (длилось оно всего шесть лет – столько лет было отпущено и жизни красавицы Натали с Пушкиным!). Но кто знает, как часто в мыслях уносилась она в забытую богом Пензенскую губернию, вспоминая о былой возвышенной любви? И как её отсвет вспыхивали кроваво-красные огоньки магических камней, волею безымянного ювелира сложенных в гранатовый крест.
Крест её жизни, будто благодатным огнём, опалённый Любовью…
«Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки…»
Любовь стала для Наталии Дубельт спасением. Не случись романа в пензенской глубинке, не приняла бы её матушка графиня Меренберг столь решительных мер, и как знать, она вполне могла повторить печальную судьбу своих близких: младшей сестры Анны, племянника Павла, тётушек Александры Араповой и Марии Гартунг, умерших от голода и болезней, сгинувших – кто в революционном Петрограде, кто в красной Москве…
Германии суждено было стать вторым отечеством для внучки Пушкина.
На родине Бетховена
Некогда вдова поэта Наталия Николаевна вместе с дочерями Марией и Наталией совершала путешествие по Германии – более всего из немецких городов её восхитил Бонн. Вот лишь некоторые строки из её писем в Россию:
«Посмотрим достопримечательности и окрестности Бонна, который мне кажется очаровательным, воздух великолепный»;
«Я только что вернулась с прогулки, так как не захотела уехать из Бонна, не посмотрев его. Я им очарована, это один из красивейших городов из тех, что я видела… Я посвящаю эту неделю Бонну и его окрестностям»;
«Ехали через Бонн. Восхитительный город…»
Ровно через тридцать лет её внучка Наталия Дубельт оказалась в Бонне, идиллическом немецком городке с островерхими черепичными крышами и садиками на балконах, старой ратушей и Курфюрстским замком. Обосновалась там вместе с мужем, отставным полковником Арнольдом фон Бесселем.
«Я её хорошо помню, – вспоминала Елизавета Бибикова, – она была пресимпатичная, живая, весёлая и очень родственная. Я у неё была в Бонне в 1914 году».
Бонн, родина Бетховена и правнуков Пушкина. Фотография Л.А. Черкашиной. 2007 г.
В семействе Бессель было двое детей: сын Арнольд Николаус (он гордился близким родством с Пушкиным, владел русским языком и собирал портреты поэта) и дочь Элизабет.
В годы Второй мировой из-за своего русского происхождения правнук поэта не был послан на Восточный фронт, но в боях участвовал. Однако это всего лишь версия. Есть и другая, основанная на воспоминаниях Данилевских, полтавских потомков Пушкина и Гоголя.
В Полтаве, во время немецкой оккупации, случилась невероятная встреча, будто рождённая фантазией некоего безумца. Однажды к дому, где жила Галина Данилевская вместе с семейством своей свекрови Софьи Николаевны, урождённой Быковой, подкатил немецкий «опель» – из услужливо распахнутой адъютантом дверцы вальяжно вышел генерал и проследовал прямо в дом. Встревоженные хозяйка и домочадцы застыли на месте. Но немец, бросив взгляд на висевший в гостиной портрет красавицы Наталии Пушкиной, лишь удивлённо воскликнул: «О, майн гросмуттер!» («О, моя бабушка!»)
Да, Арнольд Николаус Эмиль фон Бессель, тот самый немецкий генерал, приходился правнуком… Пушкину. А следовательно – троюродным братом Софье Николаевне Данилевской. Нить его родословия вилась от младшей дочери поэта Натальи. Выйдя замуж за немецкого принца Николауса Нассауского, дочь поэта, приняв титул графини Меренберг, надолго обосновалась в Висбадене. Позже, противясь нежелательному для неё замужеству дочери, оставленной в России, призвала её в Германию. Там Наталия Дубельт стала супругой прусского полковника Арнольда Германа фон Бесселя. Переехала к мужу в Бонн, где и появился на свет сын Арнольд, названный в честь отца.
Надо думать, что генерал-майор вермахта фон Бессель вовсе не случайно заглянул в дом к Данилевским, ведь он прекрасно знал о своём родстве с русским гением по рассказам матери и бабушки, владел русским языком, собирал портреты Пушкина, томики его стихов в переводах на немецкий. Но афишировать своё родство со славянином (!) в нацистской Германии было явно небезопасно. И уж тем более для офицера столь высокого ранга, как Арнольд фон Бессель. Бесспорно, генералу не составило труда навести справки и узнать адрес своих полтавских родственников.
Стоила ли та мимолётная встреча брата и сестры всех ужасов войны?! Более уже немецкий правнук поэта не смог повидаться ни с кем из родных – жизнь генерал-майора фон Бесселя бесславно оборвалась в июле 1945-го.
…Гитлеровцы отступали под натиском советских войск, и вот она, долгожданная весть: немцев выбили из Полтавы!
В конце войны генерал-майор вермахта фон Бессель был назначен начальником лагерей для военнопленных во Франции, позднее сам попал в плен к французам, где и суждено было ему погибнуть.
Сестра немецкого генерала Элизабет, так и не испытавшая супружеского счастья, в одиночестве старела в родительском доме.
…Нет уже дома на улочке Томасштрассе, некогда принадлежавшего семейству фон Бессель: современный Бонн заявляет свои права на заурядные городские кварталы. Свидетелями той былой жизни остались лишь величественная столетняя кирха из красного кирпича, служащая ныне пристанищем для обездоленных, да старое кладбище, где, верно, и похоронена Натали-младшая. Увы, сведений о ней более нет…
«Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам…»
Знал ли Куприн о дальнейшей судьбе внучки Пушкина, прототипа своей героини, или то гениальное писательское предвидение?! Ведь Бонн – город Бетховена! Время сохранило старинный дом, где появился на свет младенец Людвиг. А в середине девятнадцатого столетия благодарные горожане воздвигли прекрасный памятник композитору. В двадцать первом же имя Бетховена увековечили весьма необычно: в брусчатку, помнящую шаги немецкого гения, «вкраплены» его светящиеся портреты…
Не странно ли, что княгиню Веру влюблённый «телеграфист» Желтков чаще всего встречал… на «бетховенских квартетах»? И в предсмертной записке он просит её помнить, что у «Бетховена самое лучшее произведение… L. van Beethoven. Son. № 2. op. 2. Largo Appassionato».
Необъяснимые параллели…
Великий Бетховен взирает со стен родного Бонна. Фотография Л.А. Черкашиной. 2007 г. Публикуется впервые.
Бонн стал ещё одним пушкинским городом в Германии. Фантастические параллели: в Бонне родился великий Бетховен – в Бонне появились на свет и правнуки Пушкина! В пушкинском наследии есть единственное упоминание о «музыкальном Бетговене» – так непривычно звучала в те времена славная фамилия. Бетховен и Пушкин… Прихотливо распорядилась судьба: в городе, освящённом рождением немецкого гения, угасла жизнь внучки его русского собрата.
«Вот сейчас я Вам покажу в нежных звуках жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть. Ни жалобы, ни упрёка, ни боли самолюбия я не знал. Я перед тобою – одна молитва: „Да святится имя Твоё!“»
И как знать, не вдохновенная ли бетховенская соната, возродившая к жизни героиню «Гранатового браслета», звучала и в доме на Томасштрассе в декабре 1926-го? Последнем в жизни Натали фон Бессель…
Когда-то безымянный фотограф запечатлел её в Висбадене с братом Георгом и сёстрами Софи и Александрой. И у каждого из детей Наталии Александровны была своя удивительная история любви. Впрочем, как и у неё самой.
«Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире», – веровал Александр Куприн. Необычное свидетельство русской писательницы-эмигрантки о некой тайной любви самого Куприна: «Никто не знает, что три года подряд 13 января, в канун русского Нового года, он уходил в маленькое бистро и там, сидя один за бутылкой вина, писал письмо нежное, почтительно-любезное всё той же женщине, которую почти никогда не видел и которую, может быть, даже и не любил. Но он сам, Александр Иванович, был выдуман Гамсуном и, подчиняясь воле своего создателя, должен был тайно и нежно и, главное, безнадёжно и каждый раз под Новый год писать всё той же женщине своё волшебное письмо».
Ну а прежде Александр Куприн, великий поклонник Пушкина, зачитываясь письмами поэта к невесте, а потом к жене, и сумел облечь своё восхищение в словесную форму: «В его (Пушкина) переписке так мучительно трогательно и так чудесно раскрыта его семейная жизнь, его любовь к жене, что почти нельзя читать это без умиления, – восхищался Александр Куприн. – Сколько пленительной ласки в его словах и прозвищах, с какими он обращается к жене! Сколько заботы о том, чтобы она не оступилась, беременная, – была бы здорова, счастлива! Ведь надо только представить себе, какая бездна красоты была в его чувстве, которым он мог согревать любимую женщину, как он при своём мастерстве слова мог быть нежен, ласков, обаятелен в шутке, трогателен в признаниях!..»
Нельзя ничего утверждать, но всё же осталось признание самого писателя: «Мне хотелось бы когда-нибудь написать об этом…» И не послания ли поэта к его Натали вдохновили Куприна на создание литературного шедевра, гимна жертвенной любви?!