Темноту прорезал луч карманного фонарика. Я лежал не шевелясь. Из-за зубчатого колеса мне было видно, как капитан подошел к стене и принялся осматривать лежавших там солдат, которых он застрелил. В одной руке у него был фонарь, в другой автомат. Дверь была близко от меня. Ползком я добрался до нее. Когда я открыл дверь, капитан обернулся и выстрелил. Пуля попала мне в плечо. Я все же выполз наружу и вдруг куда-то провалился. Я катился вверх тормашками по крутому склону и застрял в глубоком сугробе. Оказывается, я катился по санной трассе.
С трудом выбравшись из сугроба, я спрятался среди деревьев. Вскоре я услышал скрип полозьев. Это спускался капитан Штельбен. Тела двух убитых солдат лежали поперек саней. Через несколько минут внизу раздались выстрелы. Когда все стихло, я вернулся к трассе канатной дороги, но кто-то поднимался на санях наверх, й я снова спрятался. Сани прошли довольно близко от меня, и я узнал капитана.
Тогда я направился вниз. Там я нашел капрала, того самого, который отводил капитана к своему командиру. Он лежал ничком. Снег под его головой побурел от крови. У него была штыковая рана в горло. Немного поодаль лежали четыре солдата. Один из них был удушен. Трое других застрелены.
Я не знал, как быть. Боялся, что мне никто не поверит. Перевязал рану. К счастью, кость не была задета. Мне повезло, меня захватили в машину, которая направлялась в Италию. Так я попал в Триест, а оттуда на фелюге в Корфу. Затем, переодевшись в гражданское платье, на шхуне я добрался до Салоник, где в 1941 году стояла наша часть и где я знал людей, которые могли мне помочь.
Подписываясь под этими показаниями, я клянусь, что все вышеизложенное является правдивым отчетом того, что произошло. Это первое заявление, которое я сделал по поводу случившегося.
Ганс Хольц.
Салоники 9/Х—1945 г.».
Инглез аккуратно сложил листки и протянул Керамикосу.
— Никак не ожидал прочесть об этом, — сказал он. — Я подозревал нечто подобное, но у меня не было никаких данных. Штельбен на допросах показывал, что по дороге их остановили какие-то взбунтовавшиеся солдаты. В перестрелке все его люди, в том числе вестовой, который служил ему верой и правдой шесть лет, были убиты, а ему самому удалось бежать, и на рассвете он добрался до отеля «Тре Крочи». Там он встретил командира зенитной батареи и все ему рассказал. Затем он добрался с оставшимися девятнадцатью ящиками до Инсбрука, где сделал такое же заявление в гестапо.
— Да, я слышал об этом, — сказал Керамикос. — Один из моих людей видел это. Гестапо арестовало его?
— Нет. В это самое время начались беспорядки, и его срочно направили в Италию усмирять коммунистические бунты в больших городах. Я допрашивал его, когда он был арестован, но мне так и не удалось сбить его с первоначальной версии. — Инглез посмотрел на Керамикоса и спросил: — А почему вы показали мне заявление Хольца?
— А вы считаете, что из этого заявления вы узнаете, где спрятано золото?
— Он убил солдат около четырех часов ночи. Явился в отель «Тре Крочи» в семь тридцать утра. Следовательно, в его распоряжении было около трех часов, в течение которых он должен был схоронить убитых им людей и упрятать двадцать один ящик с золотом. Он не мог успеть перетащить ящики в другой тайник.
Керамикос пожал плечами.
— Возможно, вы правы, — сказал он.
— Зачем же вы показали мне заявление Хольца?
— Потому, что, друг мой, заявление Хольца может подсказать только, где золото было, а не где оно есть. Не забывайте, что Штельбен некоторое время владел этим домом и в его услужении были двое немцев. Они пробыли здесь больше двух недель, пока их не арестовали.
— Они были здесь одни?
— Да. Альдо и его жена были отпущены в отпуск на месяц.
— Странно, что эти двое немцев оказались убитыми во время мятежа в Реджина Чели.
Керамикос улыбнулся.
— Да, — сказал он. — Это было кому-то на руку. Но кому?
Тут нас перебила Карла.
— Что вы там шепчетесь? Секреты?
— Никаких секретов от вас, Карла, — галантно отозвался Инглез. — Мы просто гадаем о том, что сделал ваш маленький Гейндрих с телами немецких солдат, которых он здесь убил.
— Что вы имеете в виду?
— Не делайте вида, будто вам ничего неизвестно. Где он похоронил их и золото?
— Откуда мне знать? — Она нервно теребила пальцами пуговицу на своей красной кофте.
— Разве вы не были здесь, когда два немецких солдата работали на Гейндриха? — спросил Инглез.
— Нет. Я была в Венеции.
— Значит, он вам не доверял? — с кривой усмешкой спросил Керамикос.
Она не ответила.
Инглез обернулся к Вальдини, который незаметно подошел к нам, и спросил:
— А где были вы в это время?
— Я тоже был в Венеции, — ответил сицилиец. Он смотрел на Карлу. Гадкая ухмылка играла на его лице.
— Ты же был в Кортино, — удивленно произнесла она.
— Нет, ответил он с той же усмешкой. — Я был в Венеции.
— Но ведь я велела тебе отправиться в Кортино! Ты мне сказал, что был в Кортино. — Она была явно встревожена.
— Я был в Венеции, — повторил он.
— Ах, вот оно что, — заметил Керамикос. — Вам велели следить за Штельбеном и двумя его приятелями, а вы позволили себе остаться в Венеции. Интересно, почему?
— Не было необходимости ехать в Кортино. Оба немца были друзьями Мэйна. Они блюли интересы Карлы. И Мэйна...
Мэйн взял фальшивую ноту и поднялся. Никто этого, не заметил. Все они смотрели на Вальдини. А маленький сицилиец не отводил взгляда от Карлы.
— Значит, вы оставались в Венеции? — спросил Керамикос. — Зачем?
— Я следил за Мэйном, — медленно ответил Вальдини.
— Ты шпионил за мной! — по-итальянски вскричала Карла.
В уголках глаз Вальдини собрались морщинки, и весь он напыжился.
— Ты думаешь, что можешь дурачить меня? — ответил он. В голосе его послышалась ярость. — Думаешь, у меня нет гордости? Было время, когда ты была счастлива произносить: «Да, да, сеньор Вальдини». А когда я разрешил называть себя Стефаном, ты была на седьмом небе от счастья! Я плевал на Штельбена и всех остальных. Это была твоя работа, служба. Но тут другое дело. Я больше не верю тебе!
Он схватил Карлу за запястье и хорошо разученным приемом перебросил ее через себя.
Не успели мы пошевельнуться, как Мэйн пересек комнату, схватил Вальдини за воротник, повернул к себе и ударил кулаком между глаз. Сицилиец отлетел назад, шмякнулся спиной об стену и рухнул, как мешок. Мэйн обернулся и настороженно посмотрел на нас, сунув правую руку в карман куртки.
— Будь внимателен! Котелок закипел, и Мэйн вооружен, — на ухо прошептал мне Инглез и обернулся к Мэйну. — Тех двух немцев, случайно, звали не Вильгельм Мюллер и Фридрих Манн? — Он выпалил эти имена, словно прокурор, завершающий свою речь на процессе.
Слова Инглеза произвели на Мэйна заметное действие. Лицо его сморщилось, посерело, и он медленно оглядел комнату.
— Вы связали с ними Карлу, — продолжал Инглез холодным, трезвым тоном. — Она познакомила их со Штельбеном. И Штельбен был рад воспользоваться их помощью, потому что они были бандитами и никого бы не взволновало их исчезновение. Штельбен догадывался, что это ваши люди. Когда они разнюхали для вас то, что вам было нужно, вы устроили так, что их арестовали вместе со Штельбеном.
— Стало быть, по-вашему, я организовал и то, что их застрелили во время тюремного бунта? — усмехнулся Мэйн.
— Это было нетрудно. Вы, конечно, были знакомы с нужными людьми, — отрезал Инглез.
— Почему вы так считаете? — Мэйн глядел теперь только на Инглеза. От его самоуверенности не осталось и следа. Мне хотелось, чтобы Инглез прекратил дальнейший разговор. Атмосфера становилась слишком накаленной.
— Потому, — медленно отчеканил Дерек, — что вы не Джильберт Мэйн.
Кто же я, в таком случае? — Левая рука Мэйна сжалась в. кулак.
— Убийца и бандит, — отчеканил Инглез. — Мы едва не схватили вас в Неаполе в сорок четвертом году. Вы дезертировали во время высадки в Салерно и организовали в Неапольском порту банду. Кроме дезертирства вас обвиняли в убийствах и грабежах, а также в том, что вы проводили скрывавшихся от возмездия военных преступников через границу. Именно поэтому я заинтересовался вами. Мы взяли вас в Риме через три месяца после освобождения города. Вы и ваша девица были схвачены в трактире. Именно тогда вы и получили этот шрам. Я допрашивал вас. Вы меня узнали, когда я появился здесь, но подумали, что я не узнаю вас, потому что, когда я видел вас в последний раз, голова у вас была забинтована.
— Просто чудеса, — заметил Мэйн. Он пытался вернуть себе обычную самонадеянность. — Вы принимаете меня за кого-то другого. Моя военная служба довольно проста. Я был капитаном в артиллерии. Попал в плен и после побега служил в ЮНРРА. Можете проверить в архивах Военного министерства.
— Я это сделал перед отъездом из Англии, — тихо произнес Инглез. — Капитан Джильберт Мэйн пропал без вести в январе 1944 года; возможно, погиб в сражении под Кассина. А двумя месяцами позже он якобы бежал из лагеря военнопленных. Это были вы. Явившись в штаб английских войск с документами капитана Мэйна, вы жаловались на контузию, частичную потерю памяти, и вам было разрешено поступить на службу в ЮНРРА. Вы попросили, чтобы вас направили в Грецию, где было мало шансов встретиться с кем-нибудь из офицеров артиллерийского полка, в котором служил Джильберт Мэйн. Лично я считаю, что Джильберт Мэйн погиб на фронте, а вы завладели его документами. Вас же зовут Стьюарт Росс, а Мюллер и Манн являлись членами вашей неапольской шайки.
Мэйн деланно рассмеялся. Он был бледен и встревожен.
— Сперва вы обвинили меня в том, что я намеревался убить Блэйра, затем Карлу, теперь...
— Это правда, — хриплым голосом вмешалась Карла. — Правда до последнего слова. Я знаю, что это правда. — Она с трудом поднялась на ноги. Даже под слоем пудры лицо ее посерело. Она едва сдерживала слезы. — Ты хотел убить меня. Ты говорил, что узнаешь, где спрятано золото. Ты говорил, что любишь меня. Ты говорил, что, когда мы найдем золото, мы поделим его пополам и ты женишься на мне. Но ты врал. — Голос ее дрожал, она была на грани истерики. — Ты все время врал мне. Это ты купил «Кол да Варду» на аукционе. Я узнала об этом вчера. И ты знаешь, где спрятано золото. Ты, ты! — заголосила она. — Пусть оно принесет тебе несчастье, как принесло другим!