– Это выход на волю, это выход на волю, говорю я вам! – воскликнул он. – Чувствуете, как дует ветер? Если бы нам удалось отодрать побольше этих дурацких пластинок, мы бы улизнули отсюда, оставив в дураках верховного жреца со всем его проклятым кагалом. Давайте-ка, наляжем хорошенько вот на эту дощечку. Отдирайте ее, отдирайте изо всей силы!
И мы с Янгом принялись соединенными усилиями за работу. Но у нас ровно ничего не выходило. Мы с таким же успехом могли надеяться сдвинуть с места саму гору. Пластинка не подалась ни на малость. Янг, по своему обыкновению, выпустил крепкое словечко и – признаюсь откровенно – я сочувствовал ему в эту минуту. Потом мы стали пробовать золотую обшивку стены в другом направлении, воодушевляемые жаждой вырваться на свободу и спасти свою жизнь. Сердце у меня невыносимо колотилось в груди, а все жилы напряглись, точно готовые лопнуть. Янг старался не меньше моего, обливаясь потом.
Наши руки были исцарапаны вкровь, но все это оказывалось тщетным.
– Нет, мы должны добиться своего! – твердил Янг, когда мы наконец решились передохнуть, окончательно выбившись из сил. – Здесь скрыт какой-нибудь потайной механизм. Если мы найдем его, то дверь поднимется сама собой. Ну, что, вы отдохнули немного, профессор? Примемся-ка теперь вон за ту дощечку: она как будто немного отстала. Просуньте под нее пальцы и тащите вместе со мной.
Мы немного наклонились и, собравшись с силами, налегли вдвоем на дощечку. Послышался скрип металла, дощечка подалась с легкостью, вовсе не соответствовавшей степени наших усилий, и я вдруг почувствовал такую нестерпимую боль в своих пальцах, точно их защемили раскаленными до красна тисками, а Янг громко взвыл от боли; потом мы оба упали навзничь и перед нами открылось широкий проход в стене, после того как большой кусок панели отскочил кверху, причем золотые доски скользнули одна под другую. Тут нашим глазам представилось свободное пространство.
– Чёрт возьми, какая адская боль! – пробормотал Янг, взяв в рот кончики своих прищемленных пальцев. Мне было тоже страшно больно, но мы забыли эту маленькую неприятность, спеша осмотреть желанный выход из тюрьмы, открывшейся перед нами так внезапно и с такой стремительностью. Нам было нетрудно поднять чрезвычайно искусно устроенную потайную дверь. За ней оказалось отверстие в человеческий рост; через него мы попали в узкий коридор, который привел нас в комнату, почти такого же объема, как и молельня, откуда мы только что вышли. Оба эти помещения сообщались между собой двумя узкими расщелинами наверху промежуточной стены; они были ясно видны из второй комнаты, тогда как со стороны молельни их маскировали золотые пластинки. Вторая комната имела также отверстие в потолке, куда проникал чистый воздух и дневной свет. Осмотревшись вокруг, я тотчас убедился, что, благодаря неожиданной случайности, попал наконец как раз в то место, где хранились сокровища царя Чальзанцина, спрятанные здесь тысячу лет назад.
По всем четырем стенам шли полки, грубо вырубленные в скале, а на них стояли рядами глиняные сосуды странной формы, разукрашенные странными девизами. Недавно приобретенные мной сведения помогли мне разобрать их; то были фигуры, изображавшая нечто вроде принятых у нас в геральдике гербов, на полях которых были соединены символы царя с символами различных княжеских домов и племен. Тут же на полках стояла оригинальной формы золотая посуда и квадратные ящики из золота, а рядом с ними приблизительно два десятка маленьких идолов, вылепленных из глины или грубо вырезанных из камня; работа этих последних, была несравненно ниже той, какую мы видели на глиняных и золотых сосудах; с первого взгляда было видно, что эти фигурки представляют продукт более раннего времени. Но к тому же веку, как и золотые вещи, а, пожалуй, и к более позднему периоду, принадлежал замечательный по красоте календарный камень, тонко вырезанный из агата. Он был похож на большой календарный камень, хранимый в Национальном музее в Мексике, но только меньше. Он помещался на резном пьедестале. На другом конце комнаты, отдаленном от входа, возвышалась каменная фигура бога Чак-Мооля. На календарном камне лежал предмет, который я принял сначала за самострел, сделанный из золота, но при более тщательном осмотре убедился – особенно принимая во внимание место, где я его нашел, – что это была астролябия, которая до изобретения квадранта употреблялась европейцами для определения меридиональной высоты солнца и звезд.
В ту минуту, когда я сделал это крайне любопытное и интересное открытие, Янг, осматривавший сокровищницу в другом направлении, вскрикнул от радости и подскочил ко мне, размахивая парой собственных пистолетов.
– Вот они, все тут! – ликовал он. – И наши ружья, и патроны, все цело! Ну теперь мы не дадимся в руки дьяволам – жрецам!
Услышав эти слова, я сам задрожал от радости, заранее наслаждаясь возможностью отомстить убийцам фра-Антонио. Но у меня тут же мелькнула мысль, что азтланеки действовали согласно своим воззрениям и если кто-нибудь из них был виноват, так только один верховный жрец, для которого в самом деле нельзя было придумать достаточно лютой казни. Значит, мщение темным людям с нашей стороны было бы бесполезной жестокостью. Следуя за нитью собственных мыслей, я ответил Янгу:
– По крайней мере, мы можем застрелиться, чтобы избегнуть мучительной смерти под жертвенным ножом.
– Вот еще выдумали! Что нам за нужда стреляться? – с жаром возразил Янг. – Теперь уж над нами не будут совершать дурацких церемоний и кривляться вокруг нас, собираясь перерезать нам горло. Нет, мы не останемся здесь ни за какие пряники, преспокойно улизнем отсюда и благополучно вернемся домой.
– Но каким образом? – спросил я с испугом, потому что заманчивая надежда выйти из тюрьмы исчезла у меня, как только я убедился, что из этой комнаты нет другого выхода, кроме отверстия в потолке; поток воздуха дул оттуда, и это обстоятельство ввело меня в заблуждение. Когда Янг заговорил таким самонадеянным тоном, я испугался, полагая, что он сошел с ума.
– Каким образом? – переспросил он. – Ну, конечно, через Джека Муллинса. Эта статуя качается. Я уж попробовал ее, пока вы рылись в негодном старом хламе. Но тут мне попалось на глаза наше оружие и я побежал к нему. Пойдемте к Джеку. Подсуньте что-нибудь под него, когда он поднимется.
Я было до того поразился и обрадовался при словах Янга, что машинально повиновался товарищу. Тот с важной миной уселся на голову истукана, и, когда каменное изваяние вместе с подножием, на котором оно стояло, приняло наклонное положение, а под его пьедесталом открылось темный проход, я поспешил подпереть статую массивной золотой дощечкой, которая служила крышкой одному из ящиков, стоявших на полке.
– Нам не следует обоим за раз спускаться туда, – заметил Янг, когда спрыгнул с головы Чак-Мооля и мы заглянули в темное пространство под полом. – Мулинс, пожалуй, сдуру вздумает подняться, пока мы будем внизу, а тогда Рейбёрну с Пабло придется плохо. Лучше я один спущусь по ступеням и посмотрю, что там есть; а вы наблюдайте за этим болваном, чтобы он не наделал глупостей.
Говоря таким образом, грузовой агент прыгнул вниз.
Через пять минут он вылез обратно.
– Не то чтобы это было самое приятное местечко, какое только мне доводилось встречать, – начал он, – но я полагаю, что мы можем им воспользоваться. В подполье есть комната, а задний ход из нее ведет в огромнейшую пещеру. В пещере, как мне показалось, есть тропинка – хотя там дьявольски темно, а так как все дорожки обыкновенно имеют два конца, то и по этой мы куда-нибудь добредем. Ведь здесь нам нельзя оставаться, значит, надо искать выход и чем скорее мы перенесем Рейбёрна вниз, тем лучше. Когда он будет в безопасности, можно приступить к основательному осмотру пещеры, благо у нас сохранились большие запасы спичек. Давайте, примемся за дело, профессор. Конечно, жаль переносить Рейбёрна в темную яму, где он будет чувствовать себя так же нехорошо, как и в своем теперешнем чулане. Но, по-моему, лучше уж уморить его таким путем, чем оставить во власти безбожных варваров. Ну, давайте действовать. Берите, прежде всего, свое оружие.
С этими словами Янг застегнул пояс, на котором висели револьверы, и перебросил через плечо ружье; я последовал его примеру с необыкновенно радостным чувством. Что же касается Янга, то сознание своей силы точно прибавило ему роста дюйма на два. Он молодецки приосанился и зашагал вперед.
XXXVI. Мщение богов
Не успели мы вооружиться на всякий случай, как наступил критический момент, вынуждавший нас к самозащите; только что мы собирались выйти из кладовой сокровищ, как услышали скрип поднимаемой решетки у входа в нашу темницу. Это заставило нас обоих на минуту остановиться, потом Янг сделал мне знак следовать за ним неслышными шагами. Поднявшись обратно в молельню, мы услышали вторичный скрип решетки, скользившей по металлическим пазам, и поняли, что теперь ее опускают.
– Может быть, это пришел тот безобидный малый, что роется в старом хламе? – прошептал Янг. – Впрочем, идите осторожно, профессор, и держите, оружие наготове. Если кто-нибудь вошел, он не должен выйти обратно. Только не стреляйте раньше времени. Если неприятелей два-три человека, лучше попробовать убить их ружейными прикладами; иначе звук выстрелов может привлечь сюда целый отряд войска, прежде чем мы успеем снести вниз Рейбёрна.
Пока он говорил эти разумные речи, мы убедились, что кто-то вошел, после чего за ним заперли решетку; в комнате, где мы обыкновенно спали, раздались чьи-то шаги. Они мало-помалу подвигались все ближе, как будто невидимый нами человек заглядывал во все остальные комнаты, отыскивая нас; через минуту или две мы ожидали увидеть его перед собой. Рейбёрн лежал неподвижно, точно в обмороке; а Пабло, как мы догадывались по его громким рыданиям, пошел в каморку, служившую стойлом Эль-Сабио, чтобы отвести там свою душу. Янг сделал мне знак встать по одну сторону двери в молельню, а сам встал по другую; притаившись таким образом, мы ждали, что будет дальше; быстрые шаги приближались к нам и мы были готовы отрезать отступление неизвестному, едва он вступит в комнату.