ргию.
— И?..
Я сосредоточился на ее лице и тут же понял, к чему она клонит:
— Если мы будем наблюдательны с собеседниками, то получим в результате ответы на свои самые насущные вопросы.
Хулия ослепительно улыбнулась.
— Ну как, уяснил я это откровение? — спросил я.
— Почти, — ответила она. — Но есть еще один момент. Вы узнали, как человек может поддержать другого. А теперь вам предстоит понять, что происходит с группой людей, когда все, кто в нее входит, знают, как происходит подобное общение.
Я вышел на веранду и опустился на один из стульев из гнутого металлического прута. Через несколько минут в дверях появилась Хулия и подсела ко мне. Мы неторопливо поужинали, изредка перекидываясь словами, а потом решили побыть еще немного на веранде и полюбоваться ночным небом. Прошло уже три часа с тех пор, как Санчес ушел к себе в номер, и во мне опять стало расти беспокойство. Когда священник неожиданно вышел из дома и присоединился к нам, я почувствовал облегчение.
— Вы что-нибудь слышали об Уиле? — спросил я.
Пока я задавал этот вопрос, падре подвинул стул так, чтобы сесть лицом к нам с Хулией. Я обратил внимание на то, как тщательно он установил стул на равное от каждого из нас расстояние.
— Да, — проговорил он наконец. — Слышал.
Священник снова умолк и вроде бы о чем-то задумался, поэтому я спросил:
— И что же вы слышали?
— Давайте, я расскажу все по порядку, — сказал он. — Отправляясь с падре Карлом обратно в миссию, мы думали застать там падре Себастьяна с военными. Мы ждали расследования. В миссии мы обнаружили, что Себастьян, оставив нам послание, неожиданно покинул ее вместе с военными за несколько часов до нашего прибытия.
Целый день мы провели в неведении, но вчера приехал падре Костус, с которым, как я понимаю, вы знакомы. Он сказал, что его направил ко мне Уил Джеймс. По всей видимости, Уил вспомнил название моей миссии, которое раньше называл в беседе с ним падре Карл, и интуиция подсказала ему, что нам понадобятся сведения падре Костуса. Падре решил примкнуть к сторонникам Манускрипта.
— А почему Себастьян так неожиданно покинул миссию? — спросил я.
— Кардинал собирается ускорить осуществление своих планов, — ответил Санчес. — Он узнал, что Костус решил раскрыть его намерение уничтожить Девятое откровение.
— Себастьян нашел последнее откровение?
— Еще нет, но кардинал на это рассчитывает. Он обнаружил еще один документ, в котором указано местонахождение Девятого откровения.
— И где предполагается его искать? — спросила Хулия.
— На Селестинских развалинах, — ответил Санчес.
— А где это? — не унимался я.
— Миль шестьдесят отсюда, — повернулась ко мне Хулия. — Там велись раскопки, причем этим занимались исключительно перуанские ученые, и все держалось в строжайшем секрете. При раскопках обнаружены остатки древних храмов: в нижнем слое — майя, а над ним — инков. По всей видимости, обе цивилизации считали, что этому месту присуще нечто особое.
Я вдруг понял, что Санчес сосредоточен на разговоре больше, чем обычно. Когда говорил я, он переносил на меня все свое внимание и смотрел не отрываясь. Когда в беседу вступала Хулия, падре принимал другое положение, чтобы полностью сосредоточиться на ней. Было такое впечатление, что он действует очень продуманно. «Чем он, интересно, занят?» — подумал я, и как раз в этот момент наступила тишина. И Санчес, и Хулия выжидающе смотрели на меня.
— Что такое? — в недоумении спросил я.
— Теперь ваша очередь говорить, — улыбнулся Санчес.
— Мы что, говорим по очереди? — спросил я.
— Нет, — вмешалась Хулия, — просто мы беседуем сознательно. Каждый говорит, когда к нему перемещается энергия. Сейчас мы видим, что она переместилась к вам.
Я не знал, что и сказать.
Санчес смотрел на меня с дружеским участием:
— Частью Восьмого откровения является овладение групповым сознательным воздействием друг на друга. Но не надо смущаться. Просто постарайтесь понять, как это происходит. Когда все, кто входит в эту группу, ведут беседу, в какой-то момент только одному человеку приходит в голову самая действенная мысль. Если остальные участники беседы начеку, они почувствуют, что один из них собирается заговорить, и тогда все смогут сконцентрировать энергию на этом человеке и помочь ему высказать свою мысль с предельной ясностью.
Потом в ходе беседы самая действенная мысль возникает у кого-то другого, затем еще у кого- нибудь, и так далее. Если сосредоточиться на том, о чем идет речь, то можно почувствовать, когда наступает твоя очередь. Важная мысль непременно возникнет в вашем сознании.
Санчес перевел взгляд на Хулию, и она спросила у меня:
— Что за мысль пришла вам в голову, а вы ее не высказали?
Я попытался вспомнить.
— Я думал, — проговорил я наконец, — почему падре Санчес так пристально смотрит на того, кто говорит. Наверное, мне хотелось узнать, что это значит.
— Главное в этом, — начал объяснение Санчес, — вовремя высказаться и излить энергию, когда настанет очередь говорить кому- то другому.
— В группе многое может получаться не так, — вставила Хулия. — Некоторые исполняются высокомерия. Они ощущают важность своей мысли и высказывают ее вслух, потом им становится настолько хорошо благодаря всплеску энергии, что они долго продолжают говорить тогда, когда поток энергии должен быть перемещен уже на кого-то другого. Они пытаются подчинить себе всю группу.
Другие же отступают и, даже ощущая, насколько действенна их мысль, не рискуют высказать ее. В результате группа раскалывается, и никто уже в полной мере не может воспользоваться всеми предназначенными для них вестями. Подобное происходит, когда кого- то из людей, входящих в эту группу, не принимает кто-то из остальных членов группы. Отверженным отказывают в получении энергии, и поэтому никому не удается воспользоваться их мыслями.
Хулия умолкла, и мы с ней посмотрели на Санчеса, который переводил дыхание, чтобы заговорить.
— Немаловажно и то, как мы отвергаем людей, — сказал он. — Когда мы недолюбливаем какого-то человека или чувствуем исходящую от него угрозу, для нас естественно сосредоточить внимание на том, что нам в нем не нравится и что раздражает. К сожалению, при этом, вместо того чтобы разглядеть в человеке глубоко укрытую красоту и излить на него энергию, мы лишаем его энергии и, по сути дела, причиняем ему вред. Он же замечает лишь, что ни с того ни с сего почувствовал себя не столь счастливым и не таким уверенным в себе, как минуту назад. И все из- за того, что мы истощили запас его энергии.
— Вот почему, — подхватила Хулия, — этот процесс так важен. В этом яростном соревновании люди заставляют друг друга стареть с ужасающей скоростью.
— Но не нужно забывать, — добавил Санчес, — что в группе, где этим занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное: увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря посылаемому всеми остальными потоку энергии. Когда это происходит, энергетическое поле каждой личности смешивается с полями всех остальных и образует единую совокупность энергии. Вся группа становится как бы единым телом, но телом многоголовым. Иногда за все тело вешает одна голова. Потом говорит другая. Но в группе, где все построено таким образом, каждый знает, когда ему брать слово и что говорить, так как он сейчас имеет куда более ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в Восьмом откровении в связи с любовными отношениями между мужчиной и женщиной. Однако такая личность может быть образована и другими группами людей.
Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе и Пабло. Неужели юному индейцу удалось в конце концов переубедить падре Костуса, и тому захотелось сохранить Манускрипт? Добился ли он этого благодаря силе Восьмого откровения?
— Где сейчас падре Костус? — спросил я.
Мои собеседники, казалось, несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил:
— Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в Лиму, чтобы сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян.
— Думаю, что именно поэтому падре был так тверд в своем намерении отправиться к вам в миссию. Он знал, что ему нужно сделать еще кое-что.
— Совершенно верно, — согласился Санчес.
В разговоре неожиданно возникла пауза, и мы стали внимательно всматриваться друг в друга: каждый ожидал, кого следующего посетит самая важная мысль.
— Теперь вопрос в том, — заговорил, наконец, падре Санчес, — что суждено сделать нам?
Первой высказалась Хулия:
— Мне все время приходили в голову мысли, что я как-то связана с Девятым откровением, что оно попадет ко мне на достаточно долгое время, чтобы успеть что-то предпринять… но не совсем ясно, что именно.
Санчес и я не сводили с нее глаз.
— Это происходит в каком-то особенном месте… — продолжала она. — Погодите, ведь это же на развалинах, на Селестинских развалинах! Там есть одно особое место между двух храмов. Чуть было не запамятовала. — Она подняла на нас глаза. — Вот куда мне нужно: на Селестинские развалины!
Хулия умолкла, и оба — она и Санчес — обратили взгляды на меня.
— Не знаю, — начал я. — Мне было интересно, почему Себастьян и его люди так ополчились на Манускрипт. Я понял, что это вызвано страхом перед идеей о внутренней эволюции человека… Но теперь я просто не знаю, куда ищи… Эти военные направляются сюда… Похоже, Себастьян собирается первым найти Девятое откровение… Не знаю, мне представилось, что я каким-то образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт.
Я замолчал и мыслями снова обратился к Добсону, а затем вдруг к Девятому откровению. И тут я понял, что откровение прояснит, куда нас, людей, приведет эволюция. Задавшись вопросом, как будут относиться друг к другу люди под влиянием Манускрипта, я получил на него ответ в Восьмом откровении. Теперь логически возникал следующий вопрос: к чему все это приведет, какие изменения произойдут в человеческом обществе? Должно быть, об этом поведает Девятое откровение.