– Не думал, что когда-нибудь зайду так далеко, – пошутил Денис, шагая следом за одним из охранников. Тот обернулся, но ничего не ответил: знал, с кем имеет дело, и понимал, что в этом случае молчание будет золотом и возможностью выжить.
У Добрынина был не просто банальный сад: когда дорожка вывела их к клумбам, Денису показалось, что они рухнули в пестрое облако. Кругом гордо поднимались розовые, сиреневые и белые копья люпинов, покачивались последние ирисы и пионы и уже поднимались флоксы – остальных растений Денис не знал. Часть цветов росла на многоярусной сложной клумбе, часть разместилась в изящных бочонках, и Денис невольно предположил, что под этими цветами Добрынин хоронит своих врагов. Он даже повел носом, пытаясь уловить запах смерти, но его не было. Только волны цветочных ароматов колыхались в жарком летнем воздухе, мягко скользя по лицу.
– Зоя Владимировна! – Услышал Денис вальяжный голос. – Рад тебя видеть, проходи!
Зоя ослепительно улыбнулась и направилась к скамье. Добрынин, совершенно седой, громадный и смуглый почти до черноты, поднялся навстречу, церемонно поднес к губам ее руку. Вокруг протеза в правом глазу протекли туманные нити. Добрынин сейчас выглядел словно старый актер или профессор, а не отставной генерал, но Денис прекрасно понимал, что это только маска.
– Как самочувствие? – поинтересовался он, не глядя на Дениса. – Слышал о твоих неприятностях. Если что-то понадобится, только скажи.
– Спасибо, Александр Константинович, – с неподдельным уважением откликнулась Зоя, и Денис невольно задался вопросом: какими же делами они занимались вместе, если сейчас держатся как старые товарищи? – У нас к тебе несколько вопросов. И да, очень нужна твоя помощь.
Добрынин кивнул – указал на скамью, по-прежнему делая вид, что Дениса здесь нет. Над цветами мягко гудели пчелы, откуда-то доносилась негромкая классическая музыка, и на мгновение Денису показалось, что он заснул. Зоя села, протянула Добрынину фотографию и спросила:
– Ты ведь знаешь, что Семенихин убит?
Добрынин вновь качнул головой. Взял фотографию, и его невозмутимое лицо дрогнуло, словно маска спокойствия на мгновение сдвинулась, открывая тьму и горе. Он в самом деле горевал, и Денис решил, что теперь можно подать голос:
– Убит направленным магическим ударом в область сердца. Его магию высосали, и это сделали те, с кем он работал. Мы ищем их, но…
– Я тебе слова не давал, – в голосе Добрынина захрустел лед, но отставной генерал наконец-то посмотрел на Дениса, и в его взгляде пульсировала плохо скрываемая паника.
Добрынин мог держать в страхе весь округ, но сам боялся смерти и того, что приходило за ней. Денис мог бы рассказать ему о седой тишине заброшенных кладбищ, о туманах над болотами, о тех, кто поднимается из-под снега в ночи между Рождеством и Крещением, когда у мертвых есть свои праздники и свое утешение. Это высушило бы душу Добрынина – и Александр Константинович знал об этом.
Он мог сокрушить Дениса несколько лет назад, но сейчас у него осталось слишком мало сил для схватки.
– Но меня отстранили от дела, – невозмутимо продолжал Денис. Сейчас не время было воевать: пусть Добрынин по-прежнему сидит в своем цветочном раю, который давным-давно стал для него тюрьмой. – И у меня есть все основания считать, что его попробуют замять. Вы ведь дружили со студенчества. И приехали в университет, когда вам позвонили и сказали, что случилось, – приехали, но не прошли на второй этаж.
– Не прошел, – кивнул Добрынин, посмотрев на Зою, словно это она сейчас говорила с ним. – Не захотел видеть его мертвым.
Зоя понимающе кивнула и осторожно дотронулась до руки отставного генерала.
– Он хранил вашу общую фотографию, – продолжал Денис. – Даже не сомневаюсь, что и вы храните такую же. И точно знаю, что вам не все равно.
Некоторое время все молчали. Зоя сидела на скамье, задумчиво рассматривая люпины. Добрынин не сводил глаз с Дениса, и в темной глубине его единственного глаза вдруг проплыла обочина дороги, бурые стволы деревьев и запыленный траурный венок на металлическом кресте: еловые ветки, искусственные цветы, обвитые грязной красной лентой, табличка с фотографией, на которой уже не рассмотреть лица. Дальше Денис решил не смотреть. Мертвец, который погиб там, уже сказал ему все, что нужно.
– В поселке Барсуки жил один из некромантов области, Максим Сапнов, – сказал Денис. Надо было переходить к делу; Денис подумал о Саше, которую сейчас могли пытать, и в груди шевельнулся стылый червь тоски. – Некоторое время назад он взял ученика – очень талантливого, способного поднимать мертвецов и обращать в упырей. Мне нужен этот ученик.
Он сделал паузу и, убедившись, что венок до сих пор плывет по краю разума Добрынина, продолжил:
– Те, кто убил Семенихина, напали на Зою и на меня, похитили мою помощницу. Этот ученик Сапнова сможет рассказать, где она.
Добрынин вздохнул, и в воздухе словно сверкнула невидимая молния: Денис ощутил запах озона, дышать стало легче. Возможно, генерал думал, что просьба будет намного солиднее.
– И что я получу взамен? – осведомился Добрынин.
– Избавление от чувства вины. Тот, чей венок висит на кресте у дороги, простит вас. Да и возможность найти тех, кто убил одного из ваших немногочисленных друзей… Это дорогого стоит, на мой взгляд.
Добрынин поднялся со скамьи, встал к гостям спиной, сунул руки в карманы и опустил голову: не хотел, чтобы кто-то сейчас видел его лицо. Зоя вздохнула – она смотрела с нескрываемым сочувствием.
– Мы тогда поссорились из-за какой-то ерунды, – признался Добрынин. – Я сейчас даже не помню, с чего все началось, но ты сам знаешь, как это бывает. Вроде бы сперва все тихо и мирно, а через секунду все уже орут друг на друга. Андрон в итоге хлопнул дверью и ушел с дачи, пешком пошел в Тулу… а я слишком разозлился, чтобы его остановить. Ничего, думаю, пусть валит, проветрится, дурь из головы вытрясет. А побольше поплачет – поменьше поссыт, так моя бабушка всегда говорила. В общем, попал под машину. Марьяна так и не оправилась. На развод подала, я не отпустил. Сказал, что вдвоем будет легче. В прошлом году и Марьяны не стало. Никого больше нет.
Он замолчал, и его плечи едва заметно дрогнули. Денис даже удивился тому, что Добрынин способен на такие жестокие угрызения совести. Такой, как он, должен бы сказать: сам виноват, надо было смотреть по сторонам, – а вот надо же, переживает. Не может отпустить свою боль, она все время маячит на краю его солнечного дня в цветущем саду.
– С мертвыми нельзя говорить, если они сами этого не хотят, – произнес Денис. – Семенихин вот не хочет, иначе я давно бы все узнал, – и заставить его не получится. А ваш Андрей ясно дал понять мне, что готов к беседе.
Добрынин кивнул. Обернулся – его смуглое лицо сейчас казалось обугленным.
– Как, ты сказал, его фамилия – Сапнов?
Денис утвердительно качнул головой.
– Будет тебе и Сапнов, и его выводок, – ответил Добрынин. – Будет. Жди. Я позвоню.
Глава 7
Зоя довезла Дениса до дверей комитета магической безопасности. Когда он уже собирался выходить, она спросила:
– Ты уверен, что тебе туда нужно?
Денис прекрасно понимал, что его встретят не с пряниками и чаем. Больничный, потом отпуск, потом придумают, как еще его затолкать за плинтус, – от всего этого в душе поднимался смрадный ветер, ворошил опавшую листву воспоминаний и чувств, и Денис с трудом подавлял в себе желание ударить кулаком обо что-нибудь, да посильнее.
Обнаглели. Знают, кто он, – и все равно позволили себе обнаглеть.
– Все будет в порядке, Зоя Владимировна, – сказал Денис, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я справлюсь.
Зоя смотрела так, словно видела, как его вытолкают с работы да еще и насуют в морду из собственных рученек.
– Хорошо, – кивнула она. – Тогда я позвоню тебе, как только Добрынин что-то выяснит.
На том они и распрощались. Денис вошел в просторный светлый холл комитета – секретарша за стойкой посмотрела на него так, словно он восстал из мертвых, кто-то из мелких сотрудников натурально шарахнулся в сторону, только что не крестясь, зато докучник, который обычно обитал под лестницей, сразу же выкатился навстречу грязным серым шаром и проскрежетал:
– Дай работу! Дай работу!
Денис в очередной раз задался вопросом, почему Бредихин, глава областного комитета, не приберет отсюда эту дрянь. Секретарша издала нервный писк, Денис пошел к лестнице и бросил через плечо, не глядя на докучника:
– Ты стряси мне листья со гнилых осин, ты плещи мне травами шелковыми, строй мне крепи из вод зыбучих, вей мне верви из песков сыпучих, отмывай добела черны тучи.
Докучник издал довольный возглас и рассыпался. Показать бы его Саше Ромашовой для ее диалектологических исследований – он бы ее заинтересовал. Докучники всегда появляются там, где много работы и много природной магии: пристают, требуют дать им тоже работу, а если не отвечать, то примутся кусать за ноги и выть.
Где она сейчас, его Саша? Отняли, выхватили из рук…
Денис стиснул зубы. Сейчас нет смысла тосковать и рвать волосы, скорбя о потерянном. В конце концов, он всегда терял то, что было ему дорого, – в какой-то момент даже решил, что так правильно. Он поднялся на второй этаж – никого из коллег по отделу не встретил по дороге, и на том спасибо, – толкнул дверь в свой кабинет и увидел, что за его рабочим столом восседает Наумов.
Это было не просто пощечиной – смачным таким плевком в глаза. Денис понимал, что столкнется с чем-то похожим, но то, что на его место посадили именно Наумова, эту блеклую немочь, вызвало у него такую ярость, что в глазах потемнело. Все вещи с его стола были собраны и аккуратно сложены в картонной коробке возле принтера, а там, где раньше лежали его папки с документами ровной стопкой, теперь стояла чашка Наумова, с которой смотрела девица с тяжеленными сиськами, и карандашница в виде гипсовой свиньи.