– Де-денис Андреевич… – Наумов даже заикаться начал. Приподнялся из-за стола, нервно дернул руками, словно пытался закрыться. Понимал, дрянь мелкая, что ему сейчас прилетит. – А-а меня сюда Анатолий Бо-борисович перевел.
Анатолий Боборисович. Ну разумеется. Начальник отдела терпел Дениса только потому, что избавиться от него боялся. А тут вот такой случай приключился, ну как же его упустить.
– Костя, – проговорил Денис, понимая, что все равно ничего не сделает. Тут надо поджать хвост и убираться, потому что он, в конце концов, ранил Зою, он сам во всем виноват. – Костя, ты как, вообще ничего по жизни не боишься? Смелый?
– А-а я не К-костя. – Наумов так и не прекратил заикаться, зато принялся тарахтеть так, что у Дениса зазвенело в ушах: – Денис Андреевич, я тут вообще ни при чем. Мне в-ваши дела передали, вы же на больничном по ранению. Говорят: с-садись! Ну я и сел. А вещи ваши в-вот, в коробочке. Я сложил, ничего не потерял.
– Что с делом Семенихина, Костя? – спросил Денис, присев на край стола и решив, что пока будет называть Наумова именно так – и неважно, как его зовут на самом деле. Ему сделалось горько. Наумов торопливо пошелестел бумагами на столе и ответил:
– Закрывают. Анатом провел дополнительное исследование, Семенихин умер от сердечного приступа.
Так. Вот как быстро случилось то, о чем Денис говорил Добрынину. Да, здесь времени даром не теряют.
– А его магия куда подевалась?
Наумов растерянно захлопал на Дениса глазами. Протянул какой-то листок с печатями.
– Так на м-месте его магия. Рассеялась уже посмертными оттисками.
Денис больше ни о чем не стал говорить – взял свою коробку с вещами и пошел к выходу. Не хотелось оборачиваться и смотреть на Наумова, который сейчас побежит сушить портки – не от страха, а от лютой ненависти, как было в том дурацком анекдоте. Ничего не хотелось.
У него отняли работу. У него забрали Сашу. Ярость кипела в Денисе так, что он почувствовал легкий укол под ключицей – кажется, там собирался прорасти еще один гвоздь в портупее.
Значит, дело Семенихина закрыто. Если бы за него не взялась Зоя, которая паровозом притащила за собой Дениса, то все было бы кончено еще в Клепальную субботу. Умер и умер. Бывает. А то, что якобы магия исчезла, – ну, показалось. Неправильно проанализировали. Тоже бывает. В морге провели окончательное исследование – магия на месте, смерть от естественных причин.
Интересно, кто именно спустил в комитет приказ о закрытии? Наверно, тот же, кто приказал сделать смартфон и ноутбук бывшего ректора стерильными. А им с Зоей, пожалуй, следует переходить на нелегальное положение и искать Сашу в компании отставного генерала.
Денису казалось, что он что-то упускает. Он остановился у окна, стиснул пальцами переносицу, пытаясь сосредоточиться. Так, организатор. Он работал с Семенихиным и спонсировал его изыскания: перенос магии от одного человека к другому – это очень заманчивая вещь с огромными перспективами. Он вырвал Сашу Ромашову из ее мира и подсунул Денису – зачем? Из желания поглумиться и разыграть старые мифы на современной сцене – или собираясь окончательно уничтожить и вывести из игры того, кто смог бы разоблачить все замыслы? Что он в итоге получил? Выброска в своих руках, Дениса Шнайдера, который практически уволен, и мертвого Семенихина, который слишком много знал.
«Я был нужен не только для этого, – подумал Денис. – Сашу могли бы аккуратно забрать прямо из Мальцево и увезти, куда надо. Значит, раз ее свели со мной на несколько дней, то наше общение должно было привести к чему-то еще».
Живое проходит рядом с мертвым и изменяется. Как должна была измениться Саша?
– Господин Шнайдер?
Он обернулся. Увидел Анатолия Борисовича, который унаследовал от Колобаевой всю ненависть к выродку в комитете магической безопасности, с которым до поры до времени ничего нельзя было поделать. Начальник внимательно рассматривал Дениса, и в его взгляде дымилось нескрываемое презрение.
– Прошу вас до сентября здесь не появляться, – отчеканил начальник. Если он обращался к сотрудникам на «вы», значит, дело было скверно. – Я приложил огромные усилия, чтобы замять ваше дело о нападении на коллегу и удержать информацию, чтобы она не пошла выше. Поэтому исчезните на какое-то время, сделайте милость.
Глаза стало жечь. Денису вдруг захотелось медленно, по одному, вынуть все гвозди из портупеи и наконец-то стать собой – белым ветром над пустошью, шагами тишины в заросших дворах заброшенных деревень, тьмой в самых темных чащах. Как бы тогда начальник смотрел на него?
– Кто приказал закрыть дело Семенихина? – спросил он, с удовольствием глядя, как Вяземский меняется в лице: ненависть, густо замешанная с презрением, утекала, уступая место страху. – Мы же с вами оба знаем, от чего он умер.
Ноздри начальника нервно дрогнули. Кажется, он старательно подавлял в себе желание убежать отсюда так, чтобы с собаками не нашли.
– Всего доброго, господин Шнайдер. – Вот и весь ответ.
Когда начальник отошел и нырнул в первый попавшийся кабинет, Денис взял свою коробку и направился к лестнице.
Недалеко от входа курил Фил – стоял, манерно отставив руку с тонкой сигаретой; увидев Дениса, он махнул ему и окликнул:
– Денисушка, душа моя, как ты?
Меньше всего Денис сейчас хотел говорить с кем-то из коллег, но Фил стоял так, что его было не обойти.
– Ничего, потихоньку, – пробормотал Денис.
Фил придержал его под локоть и, прицельным броском отправив окурок в урну, негромко произнес:
– Ни о чем не волнуйся. У меня есть кое-какие связи, ты спокойно вернешься осенью.
В его голосе не было ни следа кокетства или наигранности. Денис даже пристальнее всмотрелся в него: вдруг ошибся и это не Фил? Фил выразительно завел глаза к небу, и его привычный манерный облик снова вернулся: сверкнули глаза, губы дрогнули в улыбке.
– С чего это ты вдруг решил стать моим покровителем? – поинтересовался Денис.
Фил прищурился, легонько стукнул его указательным пальцем по кончику носа:
– Наумов меня бесит, и у него скверный одеколон. А ты мне нравишься, хочу тебя обратно. Но пока, будь умницей, посиди тихо и не отсвечивай. Договорились?
Денис кивнул. Фил одарил его своей самой обаятельной улыбкой, наконец-то выпустил его руку и пошел к дверям.
– И вот еще что, – бросил он через плечо. – Больше не спрашивай о том, кто приказал закрыть дело.
Денис, который направился было к стоянке, остановился. Обернулся. Фил смотрел на него так, словно пытался прочесть мысли, и Денис вдруг вспомнил одну из фотографий, на которые мельком посмотрел у Аглаи. Она, совсем еще юная, стояла на снимке рядом с молодым человеком – тот обнимал ее, улыбаясь, но улыбка была похожа на оскал.
У парня не было и следа Филовых кудрей – он был подстрижен почти налысо. Но сейчас Денису показалось, что Аглаю на снимке обнимал именно Фил. И в его сон в больнице они тоже пришли вдвоем.
– Аглая Смольянинова тебе кто? – спросил Денис.
Губы Фила изогнулись в такой улыбке, словно он представлял, кого именно убьет первым: Аглаю или Дениса.
– Сестра по отцу.
– Это ее проблемы ты тогда запивал? – не отставал Денис. Наверняка Фил и пришел-то к нему потому, что Денис спас его сестру, которую сбросили с крыши.
– В некотором смысле. Денисушка, хороший мой, отдохни. – Жуткий призрак убийцы растворился – теперь на Дениса смотрел прежний Фил, за привычным кокетством которого скрывалось очень много боли. – Я тебе позвоню, когда что-то изменится.
Денис кивнул. Улыбка Фила смягчилась, и быстрым, почти танцевальным шагом он двинулся к дверям комитета.
Работа началась сразу же после того, как Саша вышла из столовой: упырь догнал ее, взял под руку и, уже привычно напевая про шар голубой, мягко, но уверенно повлек в сторону лестницы. Они спустились на несколько этажей, оказались под землей, и, когда Павля потянул на себя тяжелую бронированную дверь, Саша спросила:
– Что тут?
Если прежде это место было похоже на больницу, то сейчас оно превратилось в некое подобие бункера: низкие потолки, темно-серые стены, неприятное мигание люминесцентных ламп. Саше казалось, что, как только они с Павлей пошли по коридору, что-то невидимое навалилось на ее плечи.
– Тут, скажем так, основная лаборатория, – с прежней глумливой усмешкой ответил Павля. – Изолированная от всего, что наверху.
– И что тут будут делать?
– Ты сосуд. А я потихоньку буду тебя заполнять. – Упырь осклабился и сообщил: – Выезжал сегодня в город, отобрал немного.
Саша невольно поежилась, представив Павлю в работе. Упырь открыл одну из дверей и мягко втолкнул Сашу в помещение – пустое, гулкое, сверкающее белым мрамором плит. Как только за ними закрылась дверь, динамик в углу разразился хриплыми плевками звуков, а потом Саша услышала голос Кирилла Петровича:
– Готовы? Я хочу увидеть все этапы.
Саше показалось, что все внутренности покрылись ледяной коркой и зазвенели: ей сделалось так страшно, что она почти схватила Павлю за запястье, чтобы не упасть, но вовремя отдернула руку. Не сдаваться. Не показывать им свою слабость и страх. Не…
– Готовы! – весело откликнулся Павля, помахал рукой куда-то вперед и вверх, и Саша почувствовала, как сквозь лед, который охватил ее, начинает пробиваться пламя.
Она услышала треск огня – далекий, едва уловимый, он с каждым мгновением становился все ближе. Павля стоял рядом, смотрел насмешливо, а черные, глянцево сверкающие крылья разворачивались за его спиной, вздымаясь над ним и Сашей. От них плыл запах железа и крови, и Саша тонула в нем, понимая, что уже начинает гореть.
Огонь шел, набирая силу. Теперь он поднимался изнутри – в груди разрасталась боль, сердце сбивчиво колотилось, уши наполняло звоном, и вдруг белая пустая комната отступила и растаяла без следа.
Теперь Саша застыла в красно-рыжем мраке под черным небом.
Она подняла голову – над ней нависали низкие тучи, подсвеченные оранжевыми мазками огня. Обернулась – за правым плечом сто