Внедорожник остановился, и Саша увидела, что Кирилл Петрович – кто бы еще мог носить маску? – обернулся к тем, кто был на заднем сиденье. Открылись двери, выпуская Зою и Игоря, и Саша счастливо улыбнулась: живы, с ними все хорошо. Зоя поежилась от вечернего ветерка, Игорь тотчас же схватил ее за руку, словно боялся потерять, и она посмотрела на него с неподдельным теплом. Денис поднялся, повел плечами, и Саше на мгновение показалось, что от Конь-Камня двинулась грозовая туча, переполненная огнем и тьмой.
Сейчас это был не Денис. Человек, который сегодня днем целовал ее, никогда не смог бы смотреть с такой обжигающей ненавистью. Ни на кого. Его взгляд способен был отделять мясо от костей.
Ветер усилился. Саше показалось, что Конь-Камень дрогнул, словно что-то покинуло его и бросилось бежать без оглядки. Возле древнего капища сейчас стоял тот, кто появился на свет задолго до того, как отступающий ледник приволок сюда эти камни.
Хлопнула дверь внедорожника. Кирилл Петрович вышел и быстрым упругим шагом направился вверх по склону за Зоей и Игорем. Он сейчас был похож на пастуха, который гнал жертвенных овец к алтарю. Зоя смотрела со спокойной уверенностью: она не сомневалась в том, что Денис все сделает правильно, и не верила в то, что ей отрубят голову, чтобы кровь наполнила складки и желобки камня. А вот Игорь боялся. Он был похож на заблудившегося ребенка, который не плакал только потому, что Зоя была рядом и держала его за руку. Он был рядом с тем взрослым, который его любил и берег.
– А я знаю, что тебя зовут не Костя, – проговорил Денис. – Так, хотелось немножко тебя побесить. Ну что, Кирюш, может, снимешь маску?
Кирилл Петрович остановился, и Саша как-то вдруг поняла, что он незаметно изменился, когда поднимался по холму. Все его тело внезапно обрело другие, более стройные и молодые очертания, волосы шевельнулись под врачебной шапочкой. Если Кириллу Петровичу, которого она успела узнать, было, по ее оценкам, больше пятидесяти, то человек, который сейчас гнал к ним Зою и Игоря, годился бы ему в сыновья.
– Догадливый, – ответил Кирилл усталым молодым голосом. Теперь было странно называть его по имени и отчеству. – Ты всегда, гадина, был догадлив. Как понял?
Он протянул руку, снимая маску, и Денис криво ухмыльнулся, узнавая. Во взгляде Кирилла не было ничего, кроме привычного презрения, густо перемешанного с ненавистью.
– Когда слишком долго носишь маску неумехи и дурачка, она начинает вызывать подозрения, – ответил Денис. – Помнишь ту коробку с пиццей, которую ты так и не смог открыть? Вещи Семенихина были закрыты на те же заклинания, но вокруг них были твои остаточные нитки. Мелкие, почти неуловимые. Я сначала подумал, что ты просто переносил пакет. Ты же ведь всегда такой: услужливый, постоянно на подхвате.
Кирилл одарил его тяжелым ненавидящим взглядом. Ударил бы, если бы не знал, что ему за это вырвут руку из плеча. Саша стояла, всем сердцем желая сейчас сделаться невидимой. Ее окутало страхом – простудным, липким, проникающим до самого нутра.
«А ведь дела его плохи», – подумала Саша. Сейчас, без маски, Кирилл выглядел усталым и больным. Добрынин взялся за дело – Саша не сомневалась, что организаторам ее похищения недолго осталось гулять на свободе.
Она испытала прилив мстительной радости.
– А потом я внимательно посмотрел на четвертого мушкетера на фотографии, – продолжал Денис. – И навел о нем справки. Петр Вальц умер в девяносто четвертом, у него остался сын Кирилл, который взял девичью фамилию матери, когда поступал в университет. Кирилл Наумов.
Кирилл рассмеялся. Зоя кивнула, словно подтверждала все, что сказал Денис, и Саша поняла, что именно она и наводила эти справки.
– Ты двоедушник, Кирюш. – Денис устало вздохнул. – В тебе живут одновременно две личности. Твоя, неумехи и бездельника, который в тридцать восемь лет так и перебирает бумажки, как студент. И твоего отца – сильного и опытного мага, который всегда хотел подняться как можно выше и получить как можно больше власти. Это очень удобно, когда твою вторую половину могут заподозрить разве что в воровстве бутербродов из общего холодильника. Двоедушники способны расслаиваться, быть одновременно в разных местах. Когда Игорь рассказывал, что способен размножать упыря, я сразу понял, у кого он этому научился.
Игорь охотно закивал, тыча в Кирилла указательным пальцем.
– Да! Да! Он показывал, как сделать! – торопливо, словно пытаясь угодить, сообщил он, и Кирилл посмотрел в его сторону с усталой брезгливостью.
– Заткнулся бы ты, убогий, – посоветовал он и, обернувшись к Денису, лениво произнес: – Это не имеет значения. Вообще. Никакого. Ты просил этих двоих – я их вернул. Ты хотел звания и должности – Селин на все готов и на все согласен. Мы, конечно, не ожидали, что ты заведешь такую дружбу с Добрыниным, вот из-за него у нас сейчас огромные проблемы. Ну так что, девчонку отдаешь или как?
– Почему именно Конь-Камень? – ответил Денис вопросом на вопрос.
Кирилл одарил его презрительной усмешкой.
– Чтобы дать ей дополнительную силу, – сказал он. – Часть она взяла у тебя. Часть у Павла, а его ты убил. Я знал, что убьешь. Камень поможет дальше обходиться без него.
Денис понимающе кивнул. Сделал шаг в сторону, к Зое и Игорю, и Саше показалось, что она осталась совсем одна. Теплый летний вечер подернуло пепельным сумраком, рот наполнило горечью. Она обернулась к Денису, надеясь, что все это какая-то неправильная, дурная шутка, что он не позволит, чтобы из нее сделали сосуд для чужой магии, – но в черных провалах глаз того существа, которое еще совсем недавно обнимало ее с бесконечной нежностью, теперь была лишь ночь и смерть.
– Денис? – прошептала Саша.
Он не ответил. Зоя и Игорь встали у него за спиной, как цыплята, которые прятались за наседкой. Кирилл рванулся к Саше, схватил ее за запястье и поволок к камню. Глыба песчаника выступила из сумерек, и от нее повеяло тяжелым дыханием чего-то голодного.
– Идемте, Сашенька, идемте, – пробормотал он. – Будет больно, надо немного потерпеть. Медлить нечего.
Саша вновь обернулась к Денису. Он стоял неподвижно и смотрел им вслед. Поймав ее взгляд, Денис улыбнулся – уже нормальной, живой улыбкой – и негромко сказал:
– Золото Гур-Эмира.
В ту же минуту Кирилл вмял левую руку Саши в камень – она взвизгнула от боли, дернулась, пытаясь освободиться. Не вышло: чужие пальцы усилили нажим, камень врезался в кожу, и Кирилл с прежней вежливостью посоветовал:
– Не упирайтесь, Сашенька, иначе я вам руку сломаю. Говорю же, просто немного потерпите.
Сейчас он выглядел полным безумцем. Поднялся ветер, ударил в лицо, сыпанул пылью в глаза. Саша бросила беспомощный взгляд через плечо – там, где мгновение назад стояли Денис, Зоя и Игорь, теперь клубился мрак. Изредка его прорезали багровые молнии.
Тьма расползалась от края до края мира. Солнце утонуло в ней и растаяло. Звезды не взошли.
Кирилл выдернул откуда-то скальпель – Саша так и не поняла, где он его хранил. Лезвие скользнуло по коже, и сначала она ничего не почувствовала, а потом руку пронзило такой болью, что на какое-то мгновение Саша потеряла сознание и очнулась оттого, что в кармане ее джинсов что-то зашевелилось.
Монеты, которые дал ей Арепьев, почувствовали кровь и захотели попробовать ее. В прошлый раз, когда их извлекли из гробницы, кровью залило весь мир – словно наяву Саша увидела, как земля мчится во тьме космоса, окутанная кроваво-черными облаками.
Арепьев знал, что четвертый мушкетер ищет Сашу и найдет ее. И передал ему с ней прощальный подарок: поблагодарил конкурента за прошлое и избавился от него навсегда.
Теперь Саша не удивлялась тому, что Добрынин расправился с ним. Такого человека нельзя оставлять за спиной, обольщаясь прошлой дружбой.
Она перевела взгляд на свою руку. Кровь струилась из рассеченного запястья, и Конь-Камень словно впитывал ее – жадно пил и не мог напиться. Кирилл смотрел, и по его губам блуждала какая-то растерянная, смущенная улыбка. Он словно бы заглянул туда, куда давно хотел посмотреть, но не мог, и увиденное его обрадовало.
Две души сейчас слились в одну: сквозь молодое лицо проступили мертвые старческие очертания, отец хищно оскалился ртом сына. Единая душа сейчас смотрела на кровь Саши и знала: это беспредельно усилит выброска, это принесет непостижимую власть. Ощущение чужого могущества было таким, что волосы шевельнулись на голове.
«Проснись! – закричала мама откуда-то из глубины разума, из другого мира. – Проснись, Саша, проснись, пожалуйста! Действуй!»
Золото Гур-Эмира.
Двоедушник не заметил, как Саша запустила свободную руку в карман. Монета прыгнула в ее пальцы, нетерпеливо задрожала, умоляя выпустить на свободу, – когда Саша вынула ее, то золотой кругляш дрогнул и полетел к Кириллу.
Саша не сразу поняла, что он выпустил ее запястье. Отшатнувшись и зажимая порез, она споткнулась, упала на правое колено. Мир торопливо менялся, словно невидимая кисть художника замазывала его черным. Конь-Камень растаял, будто его и не было; пусть пугающий, но все-таки живой мир отступил и тоже растаял – Саша увидела, что снова стоит на берегу огненной реки под багрово-угольным небом. Чуть поодаль она увидела знакомый гвоздь из портупеи Дениса, брошенный на мертвую траву, и поняла, кто именно открыл путь к Смородине.
В лицо ударило жаром. Кирилл покачивался, зажимая левый глаз. Золотой кругляш торчал в нем, выглядывая между скрюченными пальцами, кровь стекала по щеке, и Саша видела: монета раскалена, сейчас она пожирает Кирилла изнутри. Он качнулся, отступил назад, мелко задергал руками – тогда Саша выхватила вторую монету и швырнула ему.
– На, мразь! – крикнула она. – На, возьми!
Кирилл вскинул вторую руку, словно пытался отбить прощальный подарок однокашника. Сделал последний шаг и начал заваливаться набок – от Смородины плеснуло огнем, и Кирилл вспыхнул и наконец-то закричал высоким тонким голосом.