Наконец она собралась с духом, поднялась и, толкнув дверь, выглянула в коридор.
Никого. Тишина. Ярослав Павлович сегодня отпустил повара и охранника до самого вечера. Они приедут только в пять.
Всхлипнув, Майя выскользнула из комнатушки для швабр и бесшумно, как ее научили в кадровом агентстве, которое занималось подбором прислуги, пошла в сторону гостиной.
Ярослав Павлович лежал на ковре, и было ясно: ему уже не поможешь. Хозяин дома был мертв. Падая после выстрела, он свалил со стола фруктовницу, и теперь кусочки яблок, груш и ананасов рассыпались рядом с его простреленной головой, словно уродливый нимб. Какая-то часть сознания спокойно заметила, что в такой ситуации надо бы закричать во все горло, но Майя смогла лишь ойкнуть и тотчас же зажала рот ладонью.
Надо было выйти из дома. Побежать к охране поселка, попросить вызвать скорую помощь и полицию, если этого до сих пор еще никто не сделал. Но Майя всхлипнула и на непослушных ватных ногах поковыляла к лестнице на второй этаж.
Запах тут царил как на бойне. Дверь в комнату Фила была приоткрыта, и Майя сказала себе: «Не заходи туда. Не надо».
И все-таки зашла.
Фил всегда относился к ней непринужденно-насмешливо, словно Майя была не просто прислугой, а обычным человеком, таким же, как он. Ярослав Павлович видел в ней вещь, не больше, а вот Фил… Он сейчас лежал в луже крови на полу, он был мертв: челюсти какого-то громадного животного почти отделили его голову от тела.
– Ой… – выдохнула Майя и окликнула его так, словно он мог отозваться. – Филипп Яросла… Ой, мамочка…
Она осеклась. Воздуха не хватало. Почти без сил Майя рухнула на край кровати – надо было бежать и звать на помощь, надо было действовать, но она не могла пошевелиться.
Так она сидела на кровати, глядя на мертвеца и не зная, сколько времени прошло с того момента, как она вошла в комнату. Мир будто бы остановился, залип в густом прозрачном желе.
Левая рука Фила, беспомощно выброшенная в сторону, сжалась и разжалась. Шевельнулись глаза под закрытыми веками, приоткрылись губы.
Сначала Майя подумала, что это ей кажется. Что это какие-то посмертные мышечные спазмы. Что мертвец, которому почти оторвали голову, не может шевелиться. Ужас накатил на нее огромной ледяной волной, смял, отшвырнул в сторону, лишая даже мыслей о сопротивлении.
– Майя… – услышала она далекий хриплый шепот.
Мертвец содрогнулся всем телом, словно марионетка, которую поднимали на нитках, и глаза открылись. Какое-то время в них не было ничего, кроме смертной мути, но потом они прояснились, и Майя сказала себе: «Ну что ты сидишь, надо вызвать скорую! Он жив!»
И не смогла пошевелиться: ужас скомкал и парализовал ее. Фил медленно поднялся на ноги, слепо дотронулся до изгрызенной шеи, и тогда Майя проговорила так, как ее научили в кадровом агентстве:
– Что вам угодно?
Кажется, у нее клацали зубы от страха. Фил обернулся к Майе, и в его глазах вспыхнули злые золотые огоньки. Так волк зимним вечером мог бы смотреть на зайца.
– Майя, – повторил он. – Я голоден.
И бесшумно скользнул вперед, к добыче.