Это только издалека казалось, что они подняты над двускатной черепичной крышей здания, находившегося слева от ворот. Но установить их над зданием, наверное, было бы правильнее, ведь само оно - изящное трёхэтажное с большими арочными окнами - и являлось дворцом.
Рядом под присмотром слуг стояли кони, в том числе отцовский, поэтому Яннис решительно двинулся к входу. Никто не остановил. Венецианцы, попавшиеся внутри и вроде как поставленные охранять первый этаж, даже не спросили, что мальчику нужно - лишь мельком взглянули и продолжили прерванный разговор. А всё потому, что Яннис улыбнулся им и произнёс приветствие на их языке, которое успел выучить за последние полгода. Полезное знание.
А может, люди Миноттоса казались такими беспечными потому, что война для них не стала ремеслом? Они, хоть и были хорошо вооружены, совсем не походили на Юстинианиса и его людей. В венецианском квартале, над которым начальствовал Миноттос, жили торговцы, каменщики, плотники, кузнецы, портные, пекари, но не воины. До начала турецкой осады никто из них не участвовал в битвах. Они, конечно, участвовали в охране своего квартала, по очереди выходя в ночной дозор, как у них полагалось, но дозор - не война.
Как бы там ни было, Яннису удалось подняться на второй этаж. Бегом одолев широкую деревянную лестницу, мальчик очутился в не слишком большой проходной комнате с двумя дверьми и четырьмя окнами. Двери, двустворчатые и украшенные резьбой, располагались друг напротив друга, а окна, высокие, начинавшиеся почти от самого пола, - в двух других стенах. Зал заседаний должен был находиться на этом этаже, а по лестнице, ведущей на третий, вряд ли имело смысл подниматься, потому что там наверняка располагались личные покои василевса.
Яннис уже собрался подойти к одной из дверей, чтобы прислушаться, как вдруг с первого этажа к нему поднялся темноволосый юноша, венецианец. Дорогая кираса, надетая поверх дорогой красной бархатной куртки, говорила о том, что это кто-то знатный. Шлем, который сейчас находился у юноши в руке, тоже выглядел дорого.
- Эй, мальчик, ты что здесь делаешь? - раздался вопрос на греческом.
- Я ищу своего отца, - ответил Яннис, уже догадавшись, что венецианцы, которых он встретил внизу, хоть и не остановили его, но сообщили своему начальству о том, что во дворец явился посторонний.
- И кто твой отец?
- Георгий Сфрандзис.
В ответ послышалось выразительное итальянское "о!", поэтому Яннис спросил:
- А твой отец кто? - он надеялся, что если отец юноши окажется менее знатным, то можно будет попросить или даже приказать: "Проводи меня на заседание".
- Мой отец по поручению василевса охраняет этот дворец, - ответил молодой венецианец и добавил: - А я помогаю. Меня зовут Павел. - Он назвался так, как его имя звучало бы на греческом языке, но вряд ли стоило этому удивляться: раз Павел был сыном начальника венецианского квартала, значит, жил в Городе давно.
Несмотря на высокое положение отца, юноша был открыт и дружелюбен, поэтому Яннис решил, что сам тоже не должен заноситься, и ответил так же просто:
- А я - Иоанн. Мне нужно к отцу.
- Наши отцы сейчас на заседании с василевсом. - Павел Миноттос указал на одну из двустворчатых дверей. - Я не могу пустить тебя туда.
- А можно я постою у двери и послушаю? - спросил Яннис. Он уже готовился получить отказ, ведь на подобных заседаниях часто обсуждаются государственные тайны, но венецианец непринуждённо махнул рукой:
- Можешь послушать, если тебе интересно, что они повторяют в тысячный раз.
Из-за двери раздавались громкие голоса, поэтому Яннис мог понимать, о чём речь, почти не напрягая слух. Правда, присутствие Павла смущало. Тот не собирался никуда уходить и зорко следил, чтобы Яннис не переступил границу дозволенного.
- Они не скоро закончат, - всё так же непринуждённо заметил молодой венецианец. - Там Джустиниани... или Юстинианис, как вы его называете, не на шутку сцепился с Нотарасом. Они обвиняют друг друга в государственной измене, предательстве единоверцев и куче других преступлений. А ещё спорят, есть ли в Городе люди, подосланные турками.
- В Городе есть тайные враги? - насторожился Яннис, но Павел оставался непринуждённым:
- Ни одна осада не обходится без таких подозрений. Всем мерещатся ночные тени.
В эту минуту из-за дверей раздался голос, который сразу показался Яннису знакомым. А судя по тому, что было сказано, это говорил не кто иной как Юстинианис:
- На Город обрушилось слишком много несчастий. Это не может быть простым невезением. Я уже говорил, что у нас на стене ломаются метательные машины, если мы надолго оставляем их без дела. А происходит это только на участке между Пятыми военными воротами и этим дворцом. Я говорил господину Минотто, что надо усилить ночную охрану стен. Мы слишком беспечны. И поэтому до сих пор гадаем, кто донёс туркам о наших планах, когда мы хотели сжечь их флот в заливе.
- А может, ты и донёс? - послышался чей-то насмешливый голос. - Забыл, что именно твоих соплеменников подозревают в предательстве? Господин Миноттос подтвердит, что идея сжечь флот возникла у венецианцев, но после того, как в дело вмешались генуэзцы, оно провалилось.
- А метательные машины, которые я привёз, я теперь сам же и ломаю? - спросил Юстинианис с грустной усмешкой, судя по голосу.
- А почему бы и нет! - последовал резкий ответ. - Может, ты тайно сговорился с турками, потому что уже не веришь, что мы выдержим осаду.
- Тогда зачем я принёс вам записку с предостережением о скором штурме?
- Откуда тебе знать, что он будет именно сегодня? Тебе сказали твои друзья-турки?
- Я уже говорил, как пришёл к таким выводам. А записка - доказательство.
- Или ты сам эту записку и подбросил, - продолжал обвинитель, который, судя по всему, был не кто иной как Нотарас. - В нашем Городе легко найти турецкую стрелу. Кто подтвердит, что записка прилетела с турецкой стороны? Сын Сфрандзиса? Но он ничего не видел! Пока он глазел в окно, кто угодно мог бросить стрелу на пол. Например, ты.
- И зачем мне это?
- Чтобы наш господин василевс и дальше называл тебя человеком, сведущим во всём.
- Так я продался туркам или хочу выслужиться у василевса? - спросил Юстинианис. - Я уже запутался в обвинениях.
- Братья, братья! - тут же послышался третий голос, который, судя по всему, принадлежал василевсу. - Прошу вас не ссориться. Я совершенно уверен, что среди нас предателей нет. Их просто не может быть после всего, что мы вместе выдержали и перенесли.
- Это не значит, что предателей нет в Городе, - снова заговорил Юстинианис. - Случай с упавшей люстрой в соборе Святой Софии всё равно вызывает подозрения...
- Ха! - снова послышался насмешливый голос Нотараса. - Ты опять уверяешь, что происшествие в соборе - не знак, а происки врага, стремящегося, чтобы мы пали духом?
- Я уверен в этом, - ответил Юстинианис.
- А жестокий ливень, который был в субботу и помешал крестному ходу, тоже дело рук предателей? - продолжал насмехаться Нотарас.
- Пытаясь выставить меня дураком, ты вредишь не мне, а Городу, - послышался нарочито спокойный ответ Юстинианиса.
- Неверие в знаки - это кощунство, - твёрдо заявил Нотарас.
- В истинные знаки, - с нарочитым спокойствием отвечал Юстинианис. - Я после того случая был в соборе и всё там осмотрел. Открытые окна не могли создать такой сильный ветер, который раскачал бы люстру и заставил её упасть.
Яннис прекрасно помнил историю с люстрой в Святой Софии. Так значит, её раскачал не ветер, а некий человек, желавший зла Городу?
Конечно, то объяснение, которое предлагал Юстинианис, было лучше того, которого придерживались многие, испуганные "ушедшей святостью". Но Нотарас, не желавший зла Городу, упорно спорил с Юстинианисом. Спорил потому, что терпеть не мог этого генуэзца, а ещё потому, что ещё давно сказал: "Лучше Городу быть под властью турецкой чалмы, чем папской тиары". Кажется, после происшествия в соборе Нотарас один во всём Городе радовался и вроде бы даже говорил: "Вот подтверждение, что Господу не нужна наша Уния с католиками".
- Зря моя матушка распорядилась подать им вино для подкрепления сил, - опять подал голос Павел Миноттос. - Без вина они бы так не распалились.
Это отвлекло Янниса от размышлений и даже удивило:
- Твоя матушка здесь?
- Да.
- Но ведь рядом - оборонительная стена!
- И что?
- Разве женщинам не запрещено появляться рядом со стенами, когда на улице светло?
- Мой отец - здесь начальник и он вправе отменить запрет, - улыбнулся Павел. - К тому же ты не знаешь мою матушку. Она любого уговорит. А отцу она сказала, что хочет быть с нами: с ним, с моим братом и со мной. Вместе, как бы ни повернулись обстоятельства. Сказала, что ей нечего делать одной в нашем доме.
- Хорошо вам, - вздохнул Яннис.
Венецианец вдруг погрустнел:
- Я не уверен. Ты видел во дворе?
- А что там?
Павел подошёл к одному из окон, выходивших во внутренний двор, сейчас занятый палатками, и жестом предложил Яннису подойти и взглянуть. Пространство двора было отделено от городской улицы глухой стеной, и только теперь, глядя с другого ракурса, Яннис заметил возле стены, отделявшей дворец от жилых кварталов, огромное гранитное ядро. Оно довольно глубоко ушло в землю и придавило край одной из палаток, который уже невозможно было высвободить. Палатка большой серой тряпкой лежала рядом.
Яннис заметил и вмятину на стене. Очевидно, ядро оказалось здесь уже на излёте, столкнулось со стеной, но силы удара не хватило, чтобы разрушить кладку, поэтому гранитный шар просто упал вертикально вниз. Теперь стало понятно, почему василевс предпочёл на время переселиться в ставку, пока турки стреляют. Ведь если бы ядро попало не во двор, а на крышу дворца, то обрушило бы перекрытия. А может, турки целили во флаги на башне? Может, хотели сбить оба?