- Это уже немало, - сказал Шехабеддин.
- Но также может быть, что султан пригласит Халила для беседы и сделает ему внушение. Даже если султан не скажет, от кого узнал о золоте румов, Халил наверняка догадается. И разозлится. И захочет тебя убить. Если раньше не хотел, то теперь уж точно. - На лице Заганоса появилось беспокойство. Он взял Шехабеддина за плечи. - Друг мой, ты играешь с огнём.
- Халил и так хочет от меня избавиться, - возразил евнух. - И от тебя. Мы оба ему мешаем. Поэтому мы должны прилагать все усилия, чтобы первыми избавиться от него. Мне пора. - Он поднялся на ноги, тем самым освобождаясь от рук Заганоса. - Я должен ехать во дворец. Теперь ты знаешь, о чём я собираюсь говорить с султаном, поэтому, если султан захочет поговорить об этом с тобой, ты будешь готов.
- Друг мой... - Заганос тоже поднялся. - Я знаю, что Халил - недостойный человек и не заслуживает своей должности. Он принёс много вреда нам и нашему государству. Со временем, если будет на то воля Аллаха, мы восстановим справедливость. Но сейчас я не хочу об этом думать. Я говорю тебе: друг мой, остановись пока, довольно игр. Всегда надо уметь остановиться и оглядеться, когда край пропасти близок.
- Как может остановиться тот, кто зовётся метеором? - мечтательно произнёс евнух. Он повторял это уже много лет. - Звёзды, падающие с неба, не могут остановиться.
Заганос прекрасно знал, как понимать такие слова, ведь до того, как Шехабеддин оказался при турецком дворе, имя евнуха было короче и произносилось как Шихаб. В переводе оно означало "падающая звезда".
- Заганос, не грусти. - Во взгляде Шехабеддина появились лукавые искорки. - Я ведь объяснял тебе, что наша встреча в этой жизни не случайна. Я принесу тебе счастье.
- Когда звезда падает с неба, это дурной знак, а не счастливый, - ответил Заганос.
- Для тебя - счастливый, - произнёс евнух уже без лукавства. - Звезда упадёт - человек умрёт, но умрёшь не ты. Я предвестник смерти Халила.
- Падение звезды - это смерть и для неё самой, - напомнил друг. - Она разбивается и заснет. Я не хочу твоей смерти. Сколько ещё раз я должен повторить это тебе, чтобы быть услышанным?
- Я слышу тебя, но и ты меня услышь.
- Замедли свой полёт.
- Звезда не может даже этого. Ты знаешь.
- Но ты не пытаешься замедлить.
Заганос не любил таких разговоров, не любил, когда друг вспоминал о значении своего имени, поэтому Шехабеддин улыбнулся теперь уже виновато:
- Все мы смертны. Но я надеюсь, что успею полюбоваться на твоё счастье прежде, чем окончательно погаснуть. - Евнух прямо посмотрел Заганосу в глаза: - Не надо грустить из-за того, что неизбежно. Я погасну, но Халил умрёт, а ты возвысишься и станешь великим визиром, потому что я - твоя счастливая звезда. Так и случится, или я - не я.
* * *
Шехабеддин родился очень далеко от Турции, в персидских землях. Ему было двенадцать лет, когда правитель тех земель, Шахрух*, в союзе с Белобаранной ордой решил усмирить Чернобаранную орду**. Никто не оповещал о начале войны***. О ней стало известно, когда однажды днём чья-то конница ворвались в персидский город. Ворота, как всегда, были открыты, чтобы впускать караваны торговцев. Нападения никто не ждал.
_____________
* Муин аль-Хакк ва-д-Дин Шахрух - четвёртый сын Тимура (Тамерлана), эмир империи Тимуридов, куда входила территория современного Ирана (Персии).
** Белобаранная орда - тюркские кочевые племена Ак-Коюнлу. Чернобаранная орда - тюркские кочевые племена Кара-Коюнлу. На флагах этих племён было условное изображение белого и чёрного барана соответственно.
*** Война началась в 1420 году и длилась 17 лет.
_____________
Шехабеддин, который тогда носил совсем другое имя и являлся мальчиком, помнил, как играя с собакой во дворе отцовского дома, услышал шум и крики на улице. Затем оказались сломаны двери, ведшие во двор. Затем отца убили прямо посреди двора и тут же кинулись ловить остальных обитателей дома, чтобы связать им руки и вести куда-то.
Шехабеддин помнил, как шёл по улице, связанный длинной верёвкой: в одной цепочке со своей матерью, двумя братьями и тремя сёстрами. Вторая отцова жена не шла с ними, потому что её увели куда-то в другую сторону.
Очень скоро они оказались за пределами города, а там, возле главных ворот, уже собралась большая толпа из пленников: женщин и детей. Шехабеддина, который тогда ещё не стал Шехабеддином, продали работорговцу Фалиху - продали вместе с матерью, двумя братьями и тремя сёстрами. Тогда казалось, что это удача, ведь если все очутились у одного работорговца, значит, могли надеяться, что и дальше не разлучатся.
Фалих повёз их и ещё полтора десятка купленных женщин и детей куда-то через пустыню, по пыльной дороге меж песчаных холмов. Никого не заставляли идти пешком - всех рабов везли на мулах, а ночами держали в большой палатке из плотной шерстяной ткани, защищавшей от ночного холода. Из-за этого казалось, что работорговец - добрый человек, но на одной из стоянок люди Фалиха вдруг вошли в палатку и взяли одного из мальчиков. Шехабеддин, которого пока не вывели, и его семья настороженно наблюдали за происходящим.
Выбранный мальчик не понимал, что происходит, но его мать просила сына не плакать, чтобы не сердить людей Фалиха. Местность была пустынной, поэтому не могло случиться, что на маленького раба вдруг нашёлся покупатель. Мать не очень беспокоилась и надеялась, что сына вскоре приведут обратно.
Рабы в палатке тихо ждали, что случится дальше, прислушивались к голосам, доносившимся снаружи, и вдруг раздался ужасный крик мальчика. Затем был громкий плач, который постепенно стих, а ещё через некоторое время люди Фалиха снова пришли и взяли ещё одного мальчика.
Шехабеддин, чья очередь пока не пришла, начал молиться, чтобы она никогда не пришла ни для него, ни для его братьев. Он смотрел, как мать нового мальчика, которого уводили, цеплялась за своего сына, пыталась помешать людям Фалиха, но всё было бесполезно - её отталкивали раз за разом.
Она была так упорна, что на некоторое время вырвалась наружу, за пределы тканевых стен, а когда её втолкнули обратно, вышла на середину палатки и тихо сказала:
- Там еврейский врач оскопляет наших сыновей.
Правоверным запрещено превращать правоверных в евнухов, и потому работу поручили человеку, которому это не запрещено. К тому же евреи всегда славились как хорошие врачи.
Если врач хороший, пациент вряд ли умрёт. Вот почему, когда пришла очередь Шехабеддина, мать не стала цепляться за его одежду, а просто сжала ему руку и сказала:
- С тобой всё будет хорошо. Ничего не бойся. Ты не умрёшь, а это сейчас главное.
Шехабеддину уже исполнилось двенадцать лет. Достаточно, чтобы в полной мере понимать значение слова "евнух". Он не желал смириться и вырывался так, что трое человек едва могли удержать его, но они удержали. Инструмент врача, ножницы, был очень острым. Говорят, что чем острее лезвие, тем меньше боль, но двенадцатилетнему мальчику показалось, что на свете нет ничего больнее. В те мгновения, когда врач резал, Шехабеддин испытал такой ужас, как будто падал в колодец, из которого уже не выбраться. А затем были ещё какие-то манипуляции, которых он не осознавал и не запомнил.
Всех мальчиков перевязали и вернули в палатку. Врач-еврей, который, как выяснилось, знал персидский язык, подробно объяснил женщинам, как они должны ухаживать за сыновьями, чтобы сыновья выздоровели. Но врач не сказал, что даже если строго выполнять эти правила, выживут не все. В лучшем случае - половина.
Шехабеддин помнил непрекращающуюся ноющую боль, начавшийся жар, промежутки между забытьём, когда он явственно чуял, что вся палатка наполнилась смрадом. Временами он видел, как люди Фалиха выносили мёртвых, и слышал, как некая женщина в дальнем углу кричала:
- Не троньте его! Он очнётся! Очнётся!
Когда Шехабеддина перестал мучить жар, и сознание по-настоящему вернулось, он увидел, что рядом нет его братьев.
- Ты один у меня остался, - со слезами сказала мать, а рядом всхлипывали сёстры.
Постепенно воздух в палатке стал свежее. Люди Фалиха больше никого не выносили. А ещё через некоторое время те, кто остался, почувствовали, что могут безболезненно двигаться и даже подняться на ноги.
Когда Шехабеддина ещё мучила боль, он хотел лишь одного - чтобы она прекратилась, но когда это желание исполнилось, он вдруг обнаружил, что ничего не хочет - совсем ничего, и если его жизнь прервётся в следующее мгновение, он не будет сожалеть. Шехабеддин жил просто из любопытства и говорил себе: "Если станет скучно, ты сможешь умереть в любую минуту". Он поглядывал вокруг, ища что-нибудь острое, чтобы при случае лишить себя жизни, но ничего подходящего не находил, а затем появилась мысль, что это не важно: "Если ты не захочешь жить, то сможешь уговорить своё сердце остановиться".
Именно в таком настроении он пребывал, когда его отвели к его хозяину - работорговцу Фалиху. Это был араб с тёмным загорелым лицом и густой чёрной бородой, закутанный в просторный коричневый халат, по цвету почти не отличимый от загара. На голове был светло-зелёный тюрбан.
Сидя на ковре в окружении разложенных по нему листков, Фалих довольным голосом говорил что-то чернокожему помощнику, сидевшему рядом с письменным прибором в руках. Очевидно, в живых осталось достаточно рабов, чтобы работорговец мог веселиться.
Фалих подобно врачу-еврею знал персидский язык, поэтому мог разговаривать с рабами-персами без толмача.
- Как ты себя чувствуешь? - заинтересованно спросил работорговец у Шехабеддина, которого только что ввели в хозяйскую палатку.
- У меня ничего не болит.
- Хорошо, - улыбнулся Фалих. - Тогда сейчас мы придумаем тебе имя.
- У меня уже есть имя, - заметил Шехабеддин, которого пока звали не Шехабеддином, а тем именем, которое дал отец.