Шехабеддин поклонился. Неопределённые слова султана означали, что сегодня ему ни в коем случае не следует больше отлучаться из дворца - повелитель в любую минуту может призвать для продолжения разговора. А меж тем Мехмед отломил от разрезанной рыбки кусочек белого мяса, положил в рот, сделал пару жевательных движений, скривился и, взяв тарелку с этой странной пищей, выплюнул туда недожеванное.
- Не вкусно, - всё с той же белозубой улыбкой сказал молодой хищник, накрывая рыбу глиняной крышкой.
"Львы рыбу не едят", - подумал Шехабеддин. Это была известная истина, и потому он не принял пренебрежение рыбой на свой счёт. Пусть повелителю не понравилось блюдо, зато очень понравилась новость, и это можно было считать успехом.
Халил, узнав, что на него доносят, наверняка бы воскликнул: "Вот оно - коварство евнухов!" Но Шехабеддин не считал себя таким уж коварным, и не разделял распространённого убеждения, что евнухи как-то особенно коварны.
* * *
Когда закончилось первое, неудачное, правление малолетнего Мехмеда, Шехабеддин не смог уберечь своего друга Заганоса от султанского гнева. Мало того, что Мурат взвалил на главного воспитателя вину за ошибки своего сына, так ещё и самого воспитателя назвал глупцом:
- Заганос-паша, ты должен был наставлять мальчика в государственных делах, указывать верный путь, - говорил султан, сидя на троне, на который великодушно вернулся "по просьбе подданных". - А ты что делал? Потакал! А главное - внушал моему сыну глупую мысль, что он может отправиться в поход на румов и захватить их главный город. Все знают, что этот город неприступен, захватить его нельзя. И почему ты решил, что нам нужна война с румами?
В этих словах явно слышалось влияние великого визира Халила-паши, и с Халилом Заганос бы поспорил, но с Муратом спорить не решился, поэтому лишь покаянно склонял голову.
- Я не стану лишать тебя должности третьего визира, - продолжал говорить Мурат, - но думаю, тебе будет полезно пожить вдали от двора. Поразмышляй над своими поступками. Езжай в своё имение и не показывайся мне на глаза, пока я сам не пришлю за тобой.
Шехабеддин знал, что чувствует друг. Возможно, ссылка не показалась бы Заганосу такой тяжкой, если бы проходила в его албанском имении, но оно было давно потеряно. Албанцы взбунтовались. Их земля уже не принадлежала туркам, поэтому Заганос, оставшийся на турецкой службе, потерял свой дом. Мурат дал ему во владение азиатскую область Балыкесир, которая по размерам была как четверть всей Албании, но Заганоса такая замена не слишком утешала. А теперь его заставили вспомнить об этом.
Вот почему евнух, присутствуя при той выволочке, устроенной чуть ли не на глазах всего двора, посчитал нужным вмешаться:
- Повелитель, - обратился Шехабеддин к Мурату, делая шаг вперёд и так же покаянно склоняя голову, - мысль о том, что можно захватить город румов, первоначально возникла у меня. Это я убедил Заганоса-пашу в том, что затея осуществима. Теперь мне понятно, насколько глупой она была, но тогда я этого не понимал. Да простит меня мой повелитель или накажет по справедливости.
В действительности Шехабеддин не помнил, у кого первоначально возникла идея о захвате столицы румов, но даже если идея принадлежала Заганосу, следовало солгать.
- А ты не вмешивайся, Шехабеддин-паша, - резко ответил султан. - Думаешь, я не вижу твои игры? Хочешь снять часть вины со своего друга, чтобы он получил менее суровое наказание? Или хочешь разделить наказание с ним? Хочешь тоже отправиться в ссылку?
Евнух молчал. Его вполне устроил бы как тот, так и другой исход. Наверное, именно поэтому Мурат решил иначе:
- Нет, ты останешься в столице, у меня на глазах. И переписываться я вам не разрешаю. Не хочу, чтобы вы придумывали что-то в тайне от меня. Того, что вы уже придумали, и так достаточно, чтобы опозорить наше государство. Воевать с румами! Что за безумная затея! Хорошо, что Халил-паша успел вовремя предупредить меня.
Шехабеддин ничего не сказал, старясь не показать чувств. Его жизнь стала похожа на стремительный полёт в пустоте, когда не понимаешь, куда движешься. Ориентира нет, и ты не можешь сказать, полёт это или падение. Евнух говорил себе, что для падающих звёзд, наверное, не должно быть разницы, но разницу он всё же чувствовал.
Должность главы белых евнухов у Шехабеддина забрали стразу же, как только Мехмеда, снова ставшего наследным принцем, увезли. Без должности началось безделье, которое нельзя было победить никакими развлечениями, и уже через месяц жизнь стала казаться бессмысленной.
Тогда евнух решился нарушить запрет на переписку с Заганосом - отправил в Балыкесир тайное послание вместе со своим доверенным человеком. Друг передал ответное письмо с тем же посланцем, Шехабеддин отправил новое, и так продолжалось следующие четыре с половиной года.
Верно говорят, что переписка - половина встречи. Только письма давали ориентир, хоть и слабый, подобный далёкому огню в пустыне. Шехабеддин жил от одного письма до другого, а в остальное время бесцельно бродил по своему дому или гулял по городу. И вот однажды, во время одной из прогулок по почти пустой вечерней улице Шехабеддин столкнулся с мальчишкой лет одиннадцати или двенадцати, налетевшим на него с разбегу.
- Простите, господин, - сказал мальчишка на языке румов и хотел бежать прочь, но охрана Шехабеддина, которая хорошо знала своё дело, схватила убегающего, поймала за шиворот:
- А ну стой!
В руке у мальчишки виднелся кошелёк, который только что висел на поясе у "господина", то есть столкновение на улице оказалось вовсе не случайным. Это был приём уличных воришек.
Шехабеддин, только что пребывавший как будто в полусне, вдруг почувствовал, что внимание снова обостряется. Стало интересно, что же случится дальше, а воришка смотрел на него широко раскрытыми испуганными глазами и, бросив кошелёк на землю, повторял:
- Простите, господин. Простите.
Шехабеддин поначалу сам не мог понять, чем же так заинтересовался. Кража на улице... разве это необычно! И даже то, что мальчик был из числа румов, не являлось чем-то необычным для здешнего города. Румы жили здесь всегда - даже после того, как турки завоевали город*. И пусть со временем количество румов постепенно убывало, они продолжали здесь жить.
- Что с ним делать, господин? - спросили охранники. - Отведём этого вора к судье? Пусть вынесет приговор.
- Если мальчик из румов, то судья не будет разбирать это дело, - задумчиво проговорил Шехабеддин. - Румы нашим судьям неподвластны. Насколько я помню, румами и прочими неверными управляют их волхвы**. К тому же у мальчика должен быть отец или родственники, которые за него в ответе.
_____________
* Эдирне - греческий город Адрианополь - был завоёван турками в 1362 году. В 1365 году стал столицей турецкого государства, пока столица не была перенесена в завоёванный Константинополь.
** То есть священники. Христианское население на территории турецкого государства не было подсудно турецким судьям. Эту функцию выполняли священники соответствующих приходов, а также более высокие церковные чины.
_____________
Маленький рум, очевидно, мало что понимал, ведь говорили по-турецки. Для таких детей, как он, всю жизнь проживших в квартале румов, незнание турецкого было в порядке вещей. А Шехабеддин понимал этого воришку лишь потому, что в своё время выучил язык румов, чтобы читать их книги.
- Где ты живёшь, мальчик? - спросил евнух, снова прицепляя к поясу кошелёк, поднятый охранником.
- Нигде, - ответил воришка.
- Что это значит?
- Я живу на улице.
- И как же твоя семья допустила это?
- У меня нет семьи. Моя мать умерла. И отец недавно тоже умер.
Шехабеддин заподозрил, что мальчишка лжёт и просто хочет разжалобить слушателя.
- А как же другая твоя родня?
- Они - бедные люди. Они не могут взять меня к себе.
- Они согласны, что ты живёшь на улице? - продолжал пристрастно спрашивать евнух, а мальчик отвечал:
- Нет. Они уговорили священника нашего прихода, чтобы взял меня к себе. Но я сбежал.
- Почему?
Испуганный взгляд вдруг сделался злым:
- Меня там били! - крикнул мальчик. - А ещё... я не хочу жить там из милости. Я отработал каждый кусок, который съел, а мне говорили, что я даром ем хлеб. И что я до самой смерти буду должен. А я не хочу так. Мой отец был весь в долгах до самой смерти. Не хочу жить, как он. Лучше буду жить на улице!
- Ты выбрал неудачное время, чтобы переселиться, - заметил Шехабеддин. - Сейчас осень. Скоро зима. На улице ты можешь замёрзнуть совсем. Уснуть и не проснуться
- Мне не холодно. Я привык, - ответил мальчик, хотя даже сквозь слой грязи было видно, что его руки и лицо обветренны.
- Сколько ты уже живёшь на улице?
- С лета.
- И что же ты ешь?
- То, что нахожу в мусорных кучах. Я хотел просить подаяние, но там все места заняты. Меня прогоняют.
У Шехабеддина опять появилось подозрение, что мальчик хочет его разжалобить:
- А воровство? - спросил евнух.
- Я видел, как это делали другие, но до сегодняшнего дня не пробовал ни разу.
- Лжёшь. Пожалуй, я всё-таки отведу тебя к одному из ваших священников, а они уже разберутся, от кого ты сбежал.
Глаза мальчика снова наполнились ужасом:
- Нет, нет! Прошу, господин! Лучше отдай меня городской страже.
- Стража тоже отведёт тебя к священнику.
- Нет, я притворюсь немым. Тогда меня будет судить ваш судья и отправит в тюрьму. Пусть я лучше буду там.
Шехабеддин несколько раз цокнул языком и покачал головой:
- Ты не знаешь, что такое тюрьма.
- Знаю. Я видел, как заключённых показывали на площади и рассказывали об их преступлениях.
"Думает, что в тюрьме будет более свободным, чем у волхва, - мысленно улыбнулся Шехабеддин. - Не хочет быть рабом обстоятельств". Возможно поэтому, евнух вдруг увидел в уличном воришке некое отдалённое сходство с другим сорванцом, очень высокого происхождения. "Нет, - одёрнул евнух сам себя. - Как можно сравнивать этого оборванца и моего господина Мехмеда, которого у меня отобрали и увезли в дальний дворец". Когда Шехабеддин впервые познакомился с Мехмедом, Мехмеду было двенадцать, то есть примерно столько же, сколько этому мальчику... Нет, саму мысль о сравнении следовало гнать от себя, чтобы никого не оскорбить.