Шехабеддин озорно улыбнулся, хотя в неровном свете факелов эта улыбка выглядела зловещей:
- Мой друг, я готов дорого заплатить за то, чтобы увидеть лицо Халила, когда он услышит от меня приказ немедленно явиться к повелителю. Но дело не только в этом. Ты ведь помнишь моё предназначение? Падение летящей звезды будет означать смерть Халила.
- Опять ты за своё, - пробормотал Заганос, но уже не мог спорить, поняв, что это бесполезно.
- Друг мой, - Шехабеддин незаметно для окружающих пожал Заганосу руку, - если будет на то воля Аллаха, в эту ночь звезда не упадёт.
Дальнейшее происходило для евнуха так, как будто всё - сон. Направляясь к дому Халила в сопровождении нескольких дворцовых евнухов и охраны, он чувствовал, что сердце замирает в груди и дыхание перехватывает, будто он на огромной скорости мчится куда-то сквозь темноту, как звезда мчится по ночному небу, неуклонно приближаясь к земле. Полёт нельзя остановить, но можно им насладиться, поэтому Шехабеддин старался как можно лучше прочувствовать каждое мгновение.
Вот один из евнухов, помощников Шехабеддина стучит в ворота в высокой стене. Ах, как же долго не было никакого ответа! Возможно, Халил даже не собирался впускать никого из султанских посланцев. Заганос обрадовался бы такому исходу, а вот Шехабеддин - нет, он хотел посмотреть Халилу в лицо.
Наконец по ту сторону ворот спросили:
- Кто? - а затем начали поспешно отпирать, ведь фраза "приказ великого султана" творит чудеса.
Вот меж открывающимися створками показался тёмный двор, а впереди уже видны очертания дома, обсаженного деревьями. Кое-где в окнах мечутся огни, но не на втором этаже, где обычно располагаются хозяйские комнаты. Получается, Халил ещё не знает, что случилось. Или же его комнаты выходят окнами на другую сторону.
Меж тем фраза "приказ султана" продолжает открывать все двери. Шехабеддин с евнухами-помощниками и охраной входит в дом, по-прежнему тёмный, так что факелы не могут осветить всей обстановки. Видно лишь, как отсветы пляшут на цветных эмалированных плитках с замысловатым цветочным узором, которыми украшены стены от пола до потолка.
Гостей встречает здешний евнух - управитель дома. Управитель прекрасно понимает, что глава белых евнухов, то есть личных слуг султана, просто так не явится к великому визиру посреди ночи, и что дело серьёзное, но своему господину Халилу управитель служит в первую очередь, поэтому всячески тянет время. Он не даёт пройти дальше, задерживая поклонами, вопросами и просьбами.
- Что привело вас сюда в такой час? Приказ султана? Хорошо, я провожу вас к господину, но прошу, чтобы воины остались здесь.
Просьба казалась вполне естественной, но Шехабеддин задумался. Помня слова Заганоса, он не хотел бы оставаться в доме Халила без охраны, а здешний евнух был только рад, что выиграл ещё немного времени для своего господина:
- Или же я могу сам передать господину то, что вы мне скажете, и вы встретитесь с ним в комнате для приёма гостей. Но воины всё равно должны остаться здесь. Ведь мой господин не сделал ничего дурного? Вы ведь пришли не затем, чтобы взять его под стражу?
Ни одно из предложений не казалось приемлемым, потому что Шехабеддин не собирался играть по чужим правилам, не собирался давать Халилу слишком много времени:
- Я должен передать приказ моего повелителя сам. И лучше не задерживай меня, потому что мой повелитель намерен проследить, как быстро исполнит повеление Халил-паша. Чем раньше Халил-паша узнает, тем быстрее исполнит, и тем меньше у нас будет опасений, что повелитель разгневается. А если он разгневается...
Шехабеддин не стал договаривать и двинулся вперёд вместе с охраной, а распорядитель дома, не имея рядом никого кроме нескольких слуг, оказался вынужден поспешно показывать дорогу:
- Сюда, прошу сюда, - говорил он нарочито громко.
Даже в неверном свете факелов Шехабеддин заметил, что дом Халила внутри весьма похож на султанский дворец: такая же искусная отделка стен эмалированными плитками, такие же богатые ткани на мебельной обивке и подушках, прекрасные напольные ковры.
По широкой деревянной лестнице все поднялись на второй этаж, в покои Халила, где в отличие от первого этажа везде горели лампы, а слуги, одетые наспех и потому не слишком опрятные, таращились на посетителей.
Наконец, главный управитель дома остановился перед большими двустворчатыми дверями, покрытыми искусной резьбой, и сказал, что господин сейчас выйдет к посетителям.
Раз дальше гостям хода не было и даже фраза "приказ султана" не действовала, за дверями, судя по всему, находилась хозяйская спальня, поэтому Шехабеддин решил не врываться туда, а всё же подождать.
К тому же Халил долго себя ждать не заставил. Он вышел к посетителям одетый аккуратно, но борода была не слишком хорошо приглажена, и это означало, что, несмотря на все усилия управителя дома, Халила всё-таки застали врасплох.
Великий визир был совсем не вежлив и потому не поприветствовал посетителей:
- Если я не совершал преступлений, и повелитель не собирается меня взять под стражу, тогда зачем вы явились ко мне среди ночи и перепугали весь дом?
Шехабеддин обратился к нему нарочито вежливо:
- Приветствую уважаемого Халила-пашу, устроителя и блюстителя всеобщего порядка, мудрого советника государства, опору трона и верного исполнителя высочайших повелений, высшего сановника нашей великой страны.
- Так что же случилось? - спросил великий визир, так и не удостоив главу белых евнухов приветствием.
- Я отправлен сюда с высочайшим повелением, которое состоит в том, чтобы немедленно проводить тебя во дворец, - невозмутимо отвечал Шехабеддин.
- Зачем?
- Для беседы.
- С нашим повелителем?
- Да.
- О чём он желает беседовать со мной?
- Это не было сказано, - всё так же невозмутимо произнёс глава белых евнухов и вдруг добавил: - Брать тебя под стражу никто не приказывал, но я бы на твоём месте явился во дворец не с пустыми руками, а с золотым блюдом.
Слуги Халила еле слышно ахнули. Ведь было общеизвестно, что с золотым блюдом связана последняя привилегия, которую получают великие визиры, впавшие в немилость. Когда султан приказывает казнить придворного, то голова выставляется у ворот дворца. Головы обычных слуг лежат на земле. Головы больших начальников - каждая на деревянной тарелке. Если же казнят визира, то дозволяется, чтобы голова лежала на серебряном блюде, а если казнят великого визира, то его голова выставляется на золотом блюде.
Халил, разумеется, понял, о чём речь. А также вспомнил, что блюдо не предоставят за счёт казны. И это стало тем моментом, ради которого Шехабеддину не жалко было рискнуть даже собственной жизнью: Халил пристально уставился на собеседника, отчаянно стремясь понять, шутит тот или нет. Казалось бы, ничто не дрогнуло в лице великого визира, старого и опытного придворного, но его лицо как-то изменилось. Было очевидно, что он в смятении и всеми силами старается это скрыть.
* * *
Стоя вместе с Халилом в коридоре дворца перед дверями в покои султана, Шехабеддин еле сдерживал насмешливую улыбку, потому что великий визир последовал совету взять блюдо, хоть до конца и не поверил советчику. Великий визир опасался, что евнух пошутил и что султан, когда увидит блюдо, захохочет и спросит: "Халил-паша, зачем ты это принёс? Неужели так испугался?"
Чтобы не попасть с этим блюдом в глупое положение, великий визир взял с собой ещё и деньги, но в своих попытках извернуться всё больше смешил Шехабеддина.
Слуга Халила по приказу своего хозяина развязал довольно увесистый мешок и аккуратно высыпал золотые монеты на поднос, уже находившийся у Халила в руках. Глава белых евнухов со своими помощниками терпеливо ждал, когда закончатся эти приготовления и можно будет впустить посетителя к Мехмеду.
Наконец пришла пора открыть двери. Халил, старясь, чтобы поднос в руках не дрожал, медленно двинулся навстречу своей судьбе, а Шехабеддин, как только доложил, что великий визир явился, вернулся в коридор, где в отдалении стояли Заганос и начальник янычар.
- Прошу простить, - обратился евнух к главному янычару, - но мне необходимо немедленно переговорить с Заганосом-пашой наедине. Мои подчинённые готовы помочь, если что-то понадобится.
Заганос невольно улыбнулся, видя в глазах друга весёлые искры, поэтому безропотно позволил увести себя прочь по коридору, а затем Шехабеддин взял друга за руку и быстро потащил за собой через комнаты, явно не предназначенные для посетителей, а лишь для султанских слуг.
Наконец евнух остановился перед деревянной дверцей и отпер её ключом, снятым с шеи. Там обнаружилось небольшое пустое помещение с маленьким плотно зарешеченным окошком. На полу лежал ворсистый ковёр, чтобы заглушать звук любых шагов.
Шехабеддин жестом предложил Заганосу зайти, следом зашёл сам, плотно прикрыл за собой дверцу и прошептал:
- Повелитель хотел, чтобы мы наблюдали за беседой.
Оказалось, что зарешеченное окошко позволяет заглянуть в комнату, где Мехмед как раз принимал Халила. Оно являлось задней стенкой в нише, которая служила шкафчиком и закрывалась дверцами, но сейчас дверцы были раскрыты.
Шехабеддин продолжал шептать:
- Помнишь, как мы с тобой много лет назад ловили соловьёв? Помнишь, как сидели в зарослях? Настала пора вспомнить старые времена.
В ответ Заганос поднял указательный палец, а затем изобразил, будто взвешивает что-то тяжёлое на ладони. Сидя в засаде, полагалось изъясняться лишь знаками, но Заганос не выдержал. Пояснил, склонившись к уху друга так, что Шехабеддин почувствовал на коже чужое дыхание:
- Соловей один, но крупный.
Евнух лукаво улыбнулся, поэтому Заганос не удержался от ещё одного замечания:
- Не понимаю, зачем Халил ест рыбу. Ведь можно брать золото, а рыбу не есть. Для турка у него странные вкусы.