Юноша прибавил шагу. Вскоре впереди показался свет горящих светильников – это были бани Зевксиппа.
– Благодарение Господу! Вот и дом мой виден впереди!
Он набожно перекрестился.
Мятежник! Было что-то страшное, но и одновременно притягательное в этом слове. Прав Лихуд: ему стоит рискнуть. Стратиг фракийский! Как звучит! Мечтательно улыбаясь, Катаклон поднял голову и не заметил около ворот своего дома огромную лужу. С размаху шлёпнувшись в грязь, он злобно выругался, устало отряхнулся и торопливо юркнул за ворота.
…Рано утром Катаклон был у Анаит в доме на Месе. На ступенях крыльца с изумлением и страхом заметил он тёмные пятна крови.
– Что случилось? – нетерпеливо спросил он вышедшую в гостиный зал девушку. – Почему кровь на крыльце?
– Ночью какие-то люди устроили побоище на улице. Мы с Ниной дрожали от страха. Они бились на мечах.
– Подозрительно это. – Кевкамен насторожился. – Ещё не хватало! И так одни неприятности. Вот что, красавица. Мне надо уехать. Ненадолго. Я получил письмо из Фракии, от матери.
Анаит равнодушно пожала плечами.
– Езжай, куда тебе угодно. Какое мне до этого дело?
– И тебе не жаль расстаться со мной?
– Ты ведь сам сказал, что уезжаешь ненадолго, и, по-моему, в прошлый раз мы обо всём с тобой договорились. У тебя своя жизнь, свои заботы, у меня – свои.
С уст девушки сорвался лёгкий смешок.
Кевкамен смотрел на неё неотрывно, с животной тупой жадностью. Вот сейчас бы повалить её прямо на пушистый цветной ковёр, разорвать шёлк на платье, впиться губами в её округлую грудь, зарыться лицом в каштановые распущенные волосы, целовать, ощущать рядом с собой её жаркое, созданное для страсти и наслаждений тело. Но нет, придётся терпеть, ждать. Не время предаваться усладам любви. Его ожидает важная миссия! Прочь дьявольское наваждение!
Катаклон сухо попрощался с Анаит и поспешил на пристань.
Встав у окна, девушка из-за тонкой занавеси смотрела, как он скрылся между прибрежными домами.
– Нина! – окликнула она мамку. – Как наш витязь, он не очнулся?
– Всё в бреду. Я послала за лекарем Петром. Осмотрел бы его раны.
– Вот что, Нина, – Анаит задумчиво провела пальцем по подбородку. – Никто не должен знать, что этот воин здесь, у нас. Кроме меня, тебя и лекаря Петра. И прежде всего надо позаботиться, чтобы о нём не проведал Кевкамен. Ты поняла?
Нина молча наклонила голову и хитровато улыбнулась.
10
В лицо Катаклону летели солёные водяные брызги. Под ногами у него ходуном ходила короткая смотровая лесенка. Пенящиеся волны с седыми гребешками яростно захлёстывали качающуюся из стороны в сторону кумварию, заливали палубу. Отчаянно скрипели натянутые снасти, свирепый ветер рвал высокий косой парус.
Судорожно вцепившись руками в поручни, Катаклон со страхом смотрел на низкое тёмно-серое небо. Над его головой плыли грозовые лохматые тучи, сверкали молнии, гремел раскатистый гром.
– Господи, пошли спасение! Грешен, грешен я! – шёпотом, со страстной мольбой взывал молодой чиновник ко Всевышнему.
Когда уже, казалось, погибели ему не избежать, около полудня мало-помалу развиднелось, ветер стих, море немного поуспокоилось.
«Внял молитвам моим Всевышний!» – Кевкамен, мокрый, всё ещё дрожащий от холода и страха, устало побрёл в предоставленную ему узкую камору, повалился на скамью и забылся чутким беспокойным сном.
Разбудили его крики чаек. Солнце било в крохотное оконце у изголовья жёсткого ложа, вдали слышался мерный плеск волн.
Размяв усталые занемевшие ноги, Катаклон выбрался из каморы на палубу. Солнечный луч неприятно ударил ему в глаза, по щеке покатилась слеза, молодой человек смахнул её рукой и осмотрелся. Вдали по левому борту судна виднелся каменистый берег. Кевкамен различил приземистые глинобитные домики, сады, виноградники, заметил гавань, сплошь усеянную мелкими скедиями и арабскими кубарами с высокими носами в форме сказочных птиц и зверей.
– Где это мы? – спросил он у кормщика.
– Порт Мефимна. Если тебе надо в Митилену, следует плыть вдоль восточного побережья. Отсюда около ста двадцати стадий. Найми лодку. За несколько червонцев любой рыбак отвезёт тебя.
Кумвария подплыла к берегу. Голова Катаклона кружилась, он шатаясь выбрался со сходен на сушу и, тяжело вздыхая, поплёлся вдоль пристани. Трудно было сейчас узнать в сутулом человеке, облачённом в мятый суконный плащ, в войлочной шапке на голове столичного придворного. С тоской посмотрел Катаклон на свои огрубевшие, давно не мытые длани с грязными ногтями, заметил мозоль на деснице, сплюнул от негодования и зло выругался.
– Стой! – вдруг раздался впереди громкий зычный голос.
Рослый плечистый воин в блестящей кольчуге и шлеме на голове решительно преградил ему путь.
– Кто ты такой? Почему я должен подчиняться твоим приказаниям? – раздражённо выпалил Катаклон. – А ну, дай мне дорогу!
– Меня зовут Тростейн. Я служу в императорской гвардии. Мне поручено взять тебя, заключить в оковы и доставить в Константинополь! Ты вор и изменник!
– Что?! Да как ты смеешь, нурманская собака?! – воскликнул Кевкамен.
Сердце его захолонуло от ужаса. О Господи! Неужели всё провалено, заговор рухнул и его ждёт ослепление?! Да, именно так, базилевс прикажет ослепить его на глазах у черни, на Амастрианской площади! Позор! Бесчестие! Кошмар! Что же делать?!
Он лихорадочно стал думать, как бы спастись.
В холодных серых глазах нурмана полыхнул гнев, он рявкнул:
– Защищайся! – И выхватил из обитых сафьяном ножен огромный меч.
Катаклон отскочил в сторону, резким движением сбросил с плеч плащ и остался в коротком лёгком доспехе с кольчужными рукавами. Он неторопливо достал свой широкий меч и опасливо огляделся.
Они стояли на песчаном полупустынном берегу, немного в стороне от жилых построек. За спиной Кевкамена покачивались на воде рыбацкие лодки и быстроходные скедии.
– Ну, я жду! Или ты струсил, хочешь сбежать? Не выйдет! Или я убью тебя в честном бою, или отведу на дромон. Но сначала ты мне скажешь, куда девал церковную казну из Иерусалима!
– Казну! Какую казну? – искренне удивился Катаклон и вдруг рассмеялся. – Ты меня с кем-то спутал, достопочтимый Тростейн. Я никогда не был в Иерусалиме.
– Рассказывай сказки кому-нибудь другому! Защищайся! Ты надоел мне! Или…
Остриё меча упёрлось Кевкамену в грудь.
– Подожди, подожди, доблестный воин, – опасливо отстраняя грозно блеснувшее перед глазами оружие, Катаклон вложил свой меч обратно в ножны. – Давай разберёмся. Кого ты ищешь? Уверяю тебя, я совсем не тот человек, который тебе нужен. Я спафарокандидат и послан базилевсом на остров с одним важным поручением.
– Ты врёшь, трус! – загремел Тростейн. – Подлый иуда! Ты был казначеем в церкви Двунадесяти Апостолов и сбежал, прихватив с собой церковное золотишко! Почему я должен верить твоим выдумкам?!
«Господи, что делать?! – лихорадочно размышлял Кевкамен. – Этот бык воистину принимает меня за другого. Нет, я не могу открыть ему своё имя и цель своего приезда. Этим я нанесу вред Лихуду и Мономаху, да и себе самому в первую очередь».
– Что, пёс, умолк?! – окликнул его нурман. – Довольно врать! Пошли! Живо! Отдавай мне свой меч!
Рукой в железной перчатке он ударил Кевкамена в плечо. Сам не зная как, молниеносным безотчётным движением юноша вырвал меч из ножен и рубанул нурмана по лицу.
Тростейн с воплем схватился за глаз, между пальцами его захлестала кровь, он зарычал и с яростью метнулся на Катаклона, но Кевкамен, подхватив свой плащ, бегом ринулся вдоль берега.
Ослеплённый дикой болью, зверея от ненависти, нурман орал во всё горло:
– Стой! Держите его!!!
Кевкамен бежал, не разбирая дороги, петляя по каким-то грязным переулкам, наполненным запахом гнилой рыбы, в ушах у него свистел ветер, а наброшенный впопыхах плащ неприятно колыхался за плечами. Перевёл он дух, только когда оторвался от погони и очутился на высокой скале над речным берегом.
Глаза Катаклона заливал пот. Опираясь руками о ствол раскидистой сосны, он долго тяжело, с надрывом, дышал.
В густых лесных зарослях он отсиживался до позднего вечера и только в сумерках рискнул пробраться обратно на пристань. Никем не замеченный, он юркнул на свою кумварию и постучался в камору кормчего.
– Пойди на берег, найми лодку до Митилены. Вот тебе золотой, – запыхавшись, в волнении повелел Катаклон. – С рассветом я должен быть в пути.
Кормчий понял всё без лишних расспросов, да и сверкнувшая перед его глазами золотая монета сделала своё дело.
Поутру Катаклон уже плыл вдоль восточного берега острова, вокруг него дружно работали гребцы, а крепость Мефинма оставалась далеко за спиной, окутанная густым туманом, сошедшим с высоких холмов видного у горизонта малоазийского берега.
Повалившись на дно лодки и плотно закутавшись в плащ, юный спафарокандидат предался короткому отдыху.
…Воспоминания никак не давали Кевкамену покоя. Ворочаясь на дне лодки, он снова и снова воскрешал в мыслях прошлое: своё детство, учёбу в Высшей школе Магнавры, встречи с приятелями.
Их набралось тогда человек двадцать – все они были сыновья и племянники почтенных знатных родителей, девятнадцати-двадцати лет, одетые в одинаковые белые хламиды, с вощаными дощечками в руках.
Нудно и утомительно читал свои лекции уважаемый Константин Лихуд, они узнавали о Кодексе Юстиниана и «Эклогах», об эпистолах покойных базилевсов и их василиках, а после занятий шумной гурьбой высыпали на Месу и на площадь Августеон.
Константин Мономах – высокий стройный муж, старше Катаклона лет на пятнадцать (а может, и больше), провинциал из Далассы, связанный родственными узами с влиятельнейшим родом Склиров, неглупый, честолюбивый, изысканный эстет, друг покойного отца – чем привлёк он к себе внимание тогда ещё совсем ребёнка Кевкамена? Да, пожалуй, в нём была сила обаяния, какая-то особая притягательность.