Глухой раскат грома прокатился над лесом, с юга налетел порыв ветра, раскачивая вековые сосны и неся в лицо всадникам ледяной холод. Солнце уже почти скрылось за лесом, небо окрасилось в розоватый цвет, а облака – в лиловый. Туча на юге между тем росла с пугающей быстротой, в ней уже поблескивали молнии, будто предупреждая путников, что времени у них осталось совсем немного.
– Опять гроза! – с деланым весельем в голосе воскликнул Чага, но глаза у него были серьезными. – Дорога в дождь к счастью.
– Быстро! – крикнул Давид. – Нечего на дороге стоять.
Ворш будто не слышал армянского богатыря. Он не отрываясь смотрел на клубящуюся тучу, все больше закрывающую небо, и его почему-то охватила тревога. Быня хлопнул его по плечу.
– Не стой, ведун! – воскликнул он. – Гроза намочит.
Ворш опомнился, ударил коня пятками. Отряд быстрой рысью пошел по дороге. До Полчева осталось версты три, когда туча совершенно закрыла небо. Молнии прорезали ее все чаще, и ветер, прежде налетавший короткими порывами, начал с завываниями дуть безпрерывно.
Потом вдруг небо ослепительно сверкнуло, могучий грохот напугал и коней, и людей. Слева от дороги огромная сосна в одно мгновение расцвела огнем, охватившим ее крону, и ветер начал быстро разносить пламя по соседним деревьям. Прошло несколько секунд, и снова полыхнула молния, на этот раз ударив в деревья за спинами всадников, как будто какая-то сила решила поджечь лес и с северной стороны, отрезая людям путь назад.
– Давай, давай! – заорал Давид.
Всадники перешли на галоп. Туча теперь, казалось, клубится над самой головой, так низко, что ее свинцовое, заряженное призрачным электричеством брюхо будто стелилось по верхушкам деревьев. Но и расстояние до Полчева сокращалось. Стоявшее на невысоком холме городище уже можно было видеть во всех подробностях. Давид увидел, что ворота открыты, – это хорошо, не придется ждать, пока хозяева их впустят.
Снова ударила молния, огласив лес таким грохотом, что зазвенело в ушах. Заржали перепуганные кони, над лесом с западной стороны от дороги взметнулось багровое пламя.
– Четыре ветра божьи, четыре сына Даждьбогова, услышьте голос мой, внука Сварогова, вас зовущего, – заговорил Ворш. взявшись за шолку у себя на шее. – От края земли приходите, все дороги знаете, все поля обдуваете, по миру гуляете! Призываю вас, слуга Перунов, именем богов отцов моих, именем Сварога светлого, Даждьбога могучего, Белбога лучистого – донесите до слуха Перунова мольбу мою, путь мой освободите, под чистым небом меня ведите. Не поразит меня молния Перунова, ветер полночный, огонь небесный, гром железный! Отведи от меня, Перун-бог, силу твою, сохрани меня от зла и от тайного умысла черного! Слово мое крепкое, в огне каленое, в воде томленое, неразбиваемое, неразмыкаемое!
Туча продолжала полыхать молниями, но в лес ни одна из них больше не падала, однако значения это уже никакого не имело. Подожженный с трех сторон сосновый бор медленно разгорался, в воздухе запахло дымом. Впрочем, расстояние до города все больше и больше сокращалось. Давид уже мог перевести дух, до ворот Полчева оставалось не больше версты. Однако перед началом подъема на холм ехавшие впереди Вороня, Сулица и Корж внезапно остановились, будто натолкнулись на какое-то невидимое препятствие. Давид, сделав знак остановиться, сам подскакал к ним.
– Чего встали? – крикнул он.
– А вот чего, боярин! – ответил Корж странным голосом. – Смотри!
На дороге впереди было заметно какое-то движение. Тот тут, то там земля начинала вдруг вспучиваться, точно невидимый крот прокладывал к поверхности вход. На влажной после тумана травянистой почве внезапно и быстро вырастали кучки земли, которые невидимый копатель выбрасывал из своей норы. Однако для кротовых нор эти холмики были слишком велики, да и было их много – несколько десятков, и постоянно прибавлялись новые. Такого никто из киевлян никогда не видел. Судя по тому, как вел себя проводник, для него это зрелище тоже было в диковинку.
– Эка, глянь, чего там! – Сулица показал пальцем вправо от дороги.
На одной из свеженасыпанных куч черной земли показалось странное существо. Поначалу люди в сумерках приняли его за огромного ежа, но загадочная тварь не была ежом. Кряхтя и издавая журчащий стрекот, существо скатилось с кучи земли на зеленый дерн и, переваливаясь с боку на бок, заковыляло в сторону людей на огромных человеческих ступнях, перепачканных землей. Киевляне с изумлением следили за непонятным порождением леса. Теперь стало ясно – за ежа они приняли что-то, больше всего напоминающее лишенную тела человеческую голову в стальном круглом шлеме, утыканном по гребню длинными острыми лезвиями. Рук у твари не было, коротенькие ножки с непропорционально большими ступнями начинались прямо за торчащими ушами. Существо сделало несколько коротких прыжков, словно тушканчик уставилось на людей злобными желтыми глазами из-под тяжелых век. А потом случилось то, чего никто не ожидал.
Тварь внезапно прыгнула. Сила прыжка была такова, что неизвестное существо ударилось в щит Сулицы, словно пудовый камень, выпущенный из катапульты. Этот удар выбил дружинника из седла. Сулица упал навзничь, тяжело ударившись головой о землю. Тварь же, откатившись в сторону, встала на ноги, застрекотала и снова маленькими прыжками двинулась на людей, подбираясь к Сулице, полуоглушенному падением и пытавшемуся подняться с земли.
– Назад! – завопил Ворш, появившийся из-за спины Давида.
Существо прыгнуло снова, на этот раз ударив в грудь проводника. Корж вылетел из седла и грянулся замертво; его грудь была проломлена ударом и пробита стальными шипами, торчавшими из шлема твари. Существо не стало терять время; слизав вытекавшую из ран на груди кривича кровь длинным красным языком, оно с тошнотворным хрустом начало вгрызаться в тело убитого.
Подскакавший Ворш ударил тварь посохом. Полыхнула золотистая вспышка, и жуткое существо разлетелось во все стороны кусками обугленной кости и комьями желтовато-бурого вещества, напоминающего тыквенное пюре.
– Назад! – завопил он снова. – Назад! Ежоглавы это! Ежоглавы!
Давид успел развернуть коня. Заметил, что близ дороги вырастают новые черные кучи, и сумерки наполняются зловещим бормотанием. А потом сразу три ежоглава вылетели пушечными ядрами из тени под деревьями. Один пролетел мимо, второй ударил Давида в щит и отскочил, попав в умбон. Третьего Вороня, изловчившись, рассек пополам в воздухе, забрызгав армянина зловонной буро-желтой кровью ежоглава.
Сулица уже успел взобраться на своего коня, размахивал чеканом, пытаясь разглядеть новых ежоглавов. А их к дороге катилось уже не меньше десятка. Они прыгнули, как по команде, и Сулица успел издать только короткий пронзительный крик – одна из тварей угодила прямо в лицо дружинника, превратив его в месиво разорванных мышц и переломанных костей. Сразу несколько существ повалили коня погибшего кривича, с рычанием вцепились в его бока. Два ежоглава разлетелись в куски от ударов Ворша, еще одного Давид рассек своим шемширом. Отбив атаку, киевляне, не сговариваясь, развернули коней и погнали их от города, оставив тела Сулицы и Коржа на растерзание тварям.
Один из ежоглавов прыгнул вдогонку убегающим людям, пронесся в воздухе будто камень из пращи. С непостижимой ловкостью Ворш успел перехватить чудовище ударом своего посоха. Больше атак не было – всадники удалились на расстояние, которое оказалось безопасным.
– Фу ты! – Вороня стер с лица комья вонючей бурой крови. – Что это?
– Никогда не думал, что придется их увидеть, – мрачно сказал Ворш. – Назад к отряду!
– Зачем? – Давид даже не возмутился тому, что ведун начал распоряжаться вместо него.
– Надо подготовить воинов. Теперь я начинаю понимать. И пожар этот лесной, и почему тут взялась эта погань.
– Из-за нее? – тихо спросил Давид. Ворш ничего не ответил, только утвердительно кивнул.
– Наши едут, – сказал Вороня, обратив внимание на подъезжающих всадников.
Ворш тем временем достал из амулета на груди камень.
– Оружие обнажите все, быстро! – велел он.
Дружинники подчинились. Вороня тронул коня шагом, по очереди проводил камнем по клинкам мечей, лезвиям топоров и наконечникам копий.
– Что ты делаешь? – поинтересовался Давид, хотя уже понял, что в ход пущена какая-то магия.
– Это осколок Алатырь-камня, – бросил Ворш.
– Камень Сингастейн! – удивился Реттиль. – Громовой камень!
– Закрывайтесь щитами, – предупредил Ворш. – И не поворачивайте к ним коней боком.
– Будем прорываться в город? – осведомился Давид. – Или поедем обратно?
– Обратно нас пожар не пустит. Сгорим или в дыму задохнемся.
– Ворш, что случилось? – спросила Ольга.
– Это, – ведун показал на нависшую над головами черную тучу, – и это, – и он кивнул в сторону города, – одна черная волшба. Ромейское колдовство начало действовать. Ежоглавы поджидали нас. Это не русская нежить, в наших краях эти твари никогда не водились. Их сюда привела злая ромейская магия.
– Откуда ты знаешь о ежоглавах? – спросил Вороня.
– Слышал о них. Старшие волхвы сказывали про них. Говорили, что живут эти нежити на границе миров, вроде как стерегут ее и от живых и от мертвых. Ромеи их капитусами зовут. По-ромейски «капита» значит голова. Если они тут появились, плохо дело. Такую злобную нежить обычной магией не вызвать, слишком могучую силу иметь надобно.
Давид невольно глянул на Ольгу и поразился – в глазах девушки не было страха. Может, она не понимала еще, с чем они встретились. Ивка тоже не казалась испуганной. Зато Некрас выглядел жалко. Лицо юноши стало мертвенно-бледным, в глазах появилось затравленное выражение. Когда Ворш коснулся Алатырь-камнем наконечника копья Некраса, парень едва не выронил это копье из рук.
– Едем в Полчев. – Ворш повернулся к Ольге. – Надо лечь на шею лошади, крепко охватить ее руками и держаться что есть мочи. Поняла ли?
– Поняла. – Ольга заправила под шапочку выбившуюся пепельную прядь. – Меч мне дайте. Я тоже буду драться.