– Это уж точно, – согласилась Анна. – Но почему она написала эту ужасную записку?
– Кто ее знает, – философски проговорил Сашка. – Может, на стрессе была. Доконала ее эта любовь к Ваське. А тут вы со своим неудом. Вот все и сошлось в одно.
– Думаю, ты прав. – Анна чувствовала себя обнадеженной. – В любом случае, я покажу эти записи и Дроздову, и Михаилу Израилевичу. Думаю, они повлияют на ход следствия.
– Еще как! – с уверенностью подтвердил Дрон. Помолчал немного и спросил: – Вы сейчас обратно в колледж?
– Куда ж еще! А тебе на пары нужно.
– Нет, – Дрон решительно мотнул головой. – Хватит на меня сегодня знаний. Пойду подхалтурю.
– Это опять к этому… как его… – Анна замялась.
– К Козюле, – подсказал Дрон и невесело усмехнулся. – А что делать? Надо хоть проценты отработать. Но вы не волнуйтесь, – заверил он, увидев, как вытянулось лицо у Анны. – Я что-нибудь придумаю. Да и Геныч не такой уж зверюга, как-нибудь сладим.
Анна хотела возразить, но от Дрона веяло таким невероятным упрямством и уверенностью, что она лишь махнула рукой.
– Надеюсь, челюсть тебе не сломают…
– Точно нет.
Дрон стоял перед Анной, неловко ковыряя снег носком кроссовки. Ему ужасно хотелось чмокнуть ее в щечку на прощание – как это было принято между его ровесниками, – но он боялся. Анна тоже испытывала странную неловкость. Она смотрела на его лицо, все в синяках и ссадинах, и почему-то чувствовала себя точно школьница. Она его стеснялась!
– До свидания, – наконец выдавил Сашка.
– До свидания, – как эхо, повторила за ним Анна. Поколебалась мгновение и добавила: – Можешь прийти сегодня вечером, если хочешь.
– Хочу! – Дрон широко улыбнулся и тут же поморщился от боли. – А как же разбитая морда?
– Ничего. Уже не так страшно выглядит.
– Ну хорошо. В шесть буду, – пообещал Дрон и пошел от Анны к ограде.
19
Михаил Израилевич был крайне доволен. Он в который раз перечитывал странички из дневника Ольги и удовлетворенно причмокивал языком.
– Ну вот, теперь мы их сделаем! Какая вы молодец, деточка, что не сдались, а нашли такие улики!
– Это не я нашла. Это мой студент с четвертого курса. Его зовут Саша Дронов. – Анна почувствовала, что произнесла это с гордостью.
– Хорошие у вас студенты, Анечка, я смотрю. Я бы даже сказал, продвинутые в криминалистике. – В тоне адвоката слышалась добродушная насмешка. – Ну, так или иначе, такая находка в корне меняет ход дела. Совершенно ясно, что потерпевшая была в тяжелом психологическом состоянии, скрывала от родных свою несчастную любовь, обдумывала план мести и захвата. В таком контексте ваша вина, Аня, становится весьма сомнительной. По крайней мере, далеко не единственной и не главной причиной суицида.
Анна кивнула. Она старалась представить себе, что скажет по поводу дневника Дроздов. Ведь не может же он не взять во внимание такое серьезное обстоятельство. Словно услышав ее мысли, Михаил Израилевич сказал:
– После выходных тут же еду к вашему следователю. Больной он или здоровый, он должен со мной пообщаться.
Анна снова кивнула и взглянула на телефон. Они сидели в маленькой кофейне неподалеку от ее дома, и недавно звонила Светка, которая обещала забежать на чашку кофе. Прошло уже полчаса после ее звонка. Не успела Анна возмутиться Светкиной непунктуальностью, как та появилась в дверях. Была она не одна, а в сопровождении Левы, бледного после болезни, но тем не менее вполне веселого.
– А вот и мы! – Светка издалека помахала рукой. Выглядела она замечательно – чудесным образом похудела, распрямила свои овечьи кудряшки и была хорошо накрашена. Лева смотрел на нее с нежностью и слегка обнимал за талию. Анна и Михаил Израилевич потеснились, впуская парочку за столик. – Ну что, какие новости? – Светка придвинула к себе меню.
– Светочка, помнишь, я вчера тебе говорил про дневник Оли Жарко? Так вот, Анечка и ее студент его разыскали, – тут же доложил Михаил Израилевич.
– Какой студент? – Светка оторвалась от меню и с любопытством поглядела на Анну: – Дронов, что ли?
Анна улыбнулась и развела руками.
– Ань! Ну ты даешь! – Светка закатила глаза. – Ты серьезно? Вы что, общаетесь? С ума сойти!
– Свет, не смущай человека, – вмешался Лева. – Дроныч нормальный пацан. И, между прочим, в отличной физической форме, это я тебе как педагог говорю.
– При чем тут его физическая форма? – фыркнула Светка.
– А при том, что Ане в ее ситуации нужен рядом надежный крепкий мужик, без всяких там рефлексий, и чтобы нервы железные были. А в здоровом теле, как известно, здоровый дух.
– Это точно, – согласился Михаил Израилевич. – Эх, молодежь, с вами хорошо, но мне пора. Лекарство нужно принимать и давление мерить, а то позавчера был гипертонический криз.
Он попрощался и ушел. Светка и Лева заказали по кофе, Анна еще чая, и все вместе пиццу. У Анны настроение было приподнятым: она несказанно радовалась словам адвоката, а кроме того, чувствовала огромное облегчение оттого, что Светка наконец узнала правду о них с Дроном. Все последние дни Анне ужасно хотелось поделиться с ней произошедшими событиями. Рассказать все с самого начала, с злополучного Дня святого Валентина. Слава богу, благодаря Михаилу Израилевичу теперь ей ничего не надо было скрывать.
– На самом деле, я знала, что все будет хорошо, – болтала Светка, поедая пиццу. – Нет, конечно, я не думала про дневник, но была уверена, что как-то все образуется. А Дронов ничего, симпатичный, если приглядеться. Насколько он тебя младше?
– На семь лет, – сказала Анна и тут же сделала презрительную гримаску. – Только это ровным счетом ничего не значит – я не собираюсь с ним ничего иметь, никаких отношений. Мы друзья.
– Знаю я таких друзей… – захохотала Светка. – Эх, Тихон Палыч расстроится, он тебя уже в мечтах в тюрьму засадил.
– Это мы еще посмотрим, кто кого засадит, – жестко сказал Лева. Девушки посмотрели на него с недоумением. – Да, да. Я тут наблюдал сцену: как наш Тихон в укромном уголке что-то втолковывал Даше Беленькой с третьего курса и все пытался ее за ручку взять. Увидел меня и ускакал, как заяц.
Светка захохотала. Анна смотрела на Леву серьезно, без улыбки.
– Вот-вот, – правильно истолковал он ее молчание. – Наш Тихон тишайший скрытый педофил. А может, и не скрытый.
– Надо рассказать Зелениной, – сказала Анна.
– Да ладно вам, – небрежно проговорила Светка, – у него семья, дети. Он не может быть педофилом.
– У Чикатило тоже была семья, – резко произнес Лева.
Анна по-прежнему молчала, вспоминая давний эпизод, когда Тихон Павлович подстерег ее в пустой учительской и после сетований на отсутствие интима дома полез целоваться мокрыми, слюнявыми губами. Какой гад!
– Я поговорю с Инной Михайловной, – твердо сказала она наконец. – Про дневник ей расскажу и про этого… любителя молодого тела.
– Правильно! – поддержал ее Лева.
– Ладно, ребята, – Анна встала из-за столика, – вот вам деньги, вы сидите, а я поехала. Мне еще за Олесей. И… Саша придет, наверное, вечером.
– О! Саша придет! – весело рассмеялась Светка. – А говоришь, друзья.
– Мы чай пьем, – осадила ее Анна, – и он мне с Олесей помогает. И вообще…
– И вообще, Светусик, это не твое дело, – вмешался Лева. – Лучше скажи – хочешь еще пиццы?
Светка в ответ отчаянно замотала головой.
20
Черные тучи, сгустившиеся над головой Анны, постепенно рассеивались. Она чувствовала, что самое ужасное позади. Теперь, когда в руках у нее была такая весомая улика, как дневник, она ощущала себя в относительной безопасности. Михаил Израилевич встретился наконец с Дроздовым, показал ему странички из дневника, и тот согласился, что это смягчающее обстоятельство. Допросили Марину и Васю, они все подтвердили – Ольгину влюбленность в Мамаева, ее страдания по нему, тот факт, что она прятала дневник от родителей и передала его подруге перед смертью на хранение. Дроздов стал относиться к Анне значительно мягче, но все равно не переставал журить за чрезмерную принципиальность, которую называл упертостью. Михаил Израилевич был очень доволен и считал дело выигранным на 90 процентов.
Анна расслабилась. Позволяла Сашке приходить к ней почти ежедневно, разрешила ему сесть за руль «Шкоды» и даже договорилась с воспитательницей, что иногда он будет забирать Олесю из сада. Дрон вел себя скромно, руки не распускал, ничего не просил. Его присутствие избавляло Анну от одиночества и придавало ей уверенности. Иногда вечерами, когда они с Сашкой уютно чаевничали в кухне, к ним в гости приходили Светка и Лева. У них все шло наилучшим образом, и даже строгая Левина мама каким-то непостижимым образом полюбила Светку и допустила в семью. Дрон, конечно, чувствовал себя неловко в компании трех преподавателей, однако виду не подавал, держался с достоинством, к месту острил и вовсю хозяйничал на Аниной кухне, чем приводил в восторг Светку, потому что Лева, избалованный мамой, даже бутерброд себе самостоятельно сделать не мог.
Так пролетел остаток февраля и начался март. В первых числах марта у Зелениной был день рождения. Его всегда отмечали вместе с Женским днем – собирались в учительской, накрывали стол, мужчины вручали цветы и подарки прекрасной половине педагогического коллектива, а Инну Михайловну еще и поздравляли отдельно. В этот раз Зеленина пришла в шикарном красном платье, которое было ей очень к лицу. Она подстриглась по-новому, покрасила волосы в шоколадный цвет и выглядела просто великолепно. Ей преподнесли букет темно-бордовых роз и кухонный комбайн.
На праздновании Анна впервые за долгое время увидела Клюева. Он пришел позже, когда все уже сидели за столом. Выглядел он мрачным и исхудавшим, но все равно ослепительно красивым. Анну кольнуло в самое сердце. Все-таки она еще любит его! Ничего не прошло. Она видела, что он смотрит на нее, хоть сидел он далеко, на другом конце стола. В глазах его читалась тоска. Анна сделала вид, что не замечает его взглядов.