«Япона мама!» – выругался Сашка. Двигаясь ощупью и дрожа всем телом, он пробрался к окну и потрогал раму – створки были плотно закрыты. «Видать, на кухне открыто», – решил Сашка и пустился в нелегкий путь. Однако и в кухне все было закупорено наглухо. Удивленный Дрон постоял минуту в нерешительности, и тут ему отчаянно захотелось пить. Во рту мгновенно пересохло, и он понял, что, если сию секунду не глотнет воды, придет ему конец. Сашка неловко развернулся, протянул в темноте правую руку в том направлении, где, по его представлению, должен был быть чайник. Но чайника почему-то не оказалось, а вместо него под руку Сашке попалось что-то холодное и металлическое, и это что-то, оказавшееся сковородкой, полетело на пол с адским грохотом. Дрон постоял немного, чувствуя себя абсолютно беспомощным. В висках гулко стучало, распухший и шершавый язык не помещался во рту, тело сотрясал озноб.
«Хрень какая-то, – вяло шевельнулось у него в мозгу. – Хрень. Заболел по ходу…» – он медленно побрел обратно в комнату, оставив попытку напиться. Ему казалось, что вот сейчас он упадет и провалится в какую-то черную дыру.
С огромным трудом доковыляв до кровати, он рухнул в нее как подкошенный и натянул одеяло до самого подбородка. Послышались шаги, и вспыхнул свет.
– Сашка, это ты? Чего шумишь? – Дрон с трудом приподнял свинцовые веки. Перед ним стояла мать в халате поверх ночнушки. – Что там гремело сейчас? – Он хотел ответить, но изо рта выходило лишь бессвязное мычание. Мать села на кровать и коснулась его лба. – Ой, господи, ты как кипяток! Сейчас градусник принесу, – она встала, – горе мне с вами, недавно одна грипповала, теперь другой.
Термометр за минуту взлетел до критической отметки 40,1. Мать решительно взялась за телефонную трубку:
– Я «Скорую» вызываю.
Сашка попробовал возразить, но тут его покинули последние силы. Озноб сменился горячечным жаром, а после навалился тяжелый сон, полный бредовых видений. Сквозь него он слышал, как мать разговаривает с приехавшей бригадой «Скорой». Резко запахло спиртом, острое жало кольнуло его в плечо.
– Спи, – тихо произнес голос матери, – должно полегчать.
Еще через несколько минут он провалился в черную пустоту, без снов, без видений и без звуков.
Проснулся Дрон так же внезапно, как и ночью, но вокруг было светло. Холод больше не мучил его, зато тело ломило и ныло, руки-ноги не слушались, голова не отрывалась от подушки.
– Ма, – позвал Дрон и ужаснулся своему голосу, еле слышному и сиплому.
– Проснулся? – мать стояла на пороге уже одетая. – Я на работу. Опаздываю, жуть. Ты лежи, я тебе на столике все оставила – лекарства, питье, бутерброды, если захочешь кушать. После двенадцати врач из поликлиники придет – так доктор «Скорой» сказала. Как уйдет, ты мне позвони, я с работы в аптеку, если чего нужно – куплю. Понял?
– Понял, – просипел Дрон.
– Поправляйся.
Мать ушла. Сашка послушал, как хлопнула входная дверь, пару минут полежал в ленивой полудреме, и тут его накрыло отчаяние. Вот же козел – нашел время болеть! Суд на носу, Анна вся на нервах, одна с ребенком, а он тут валяется как овощ. Только-только у них что-то начало вырисовываться, она на него стала смотреть как-то по-другому, без насмешки, без этого дурацкого превосходства… теперь все напрасно – пока он тут лежит, она вообще забудет, как его зовут. Или… не забудет? Надо бы ей позвонить, сказать, что он заболел. Но этот ужасный голос – стыдно, чтобы она услышала…
Пока Дрон терзался сомнениями, температура снова полезла вверх. Мысли в голове стали путаться, потом в комнате откуда ни возьмись появилась Анна, почему-то в красном купальнике. Вид у нее был весьма откровенный и даже провокационный.
– Анна Анатольевна, – восхищенно бормотал Дрон, – Аня! Вы… ты… ты такая потрясная!..
– Че ты там бормочешь, – сказала Анна Иркиным голосом. – Мама велела тебе температуру измерить.
Дрон надсадно закашлялся и протер глаза – перед ним стояла Ирка в красном спортивном костюме, на лице ее была медицинская маска.
– На, – она протянула Дрону градусник.
– Ты почему не в школе? – просипел Дрон.
– Я уже пришла. Уроки кончились.
– Как кончились? А где врач? Он в 12 должен был прийти.
– Не знаю, где врач, – Ирка беспечно пожала плечами. – Ты градусник ставь, а то я маме должна позвонить.
– Да че его ставить, – сердито прошипел Сашка, – и так ясно, все хреново.
Однако он послушно сунул термометр под мышку, подождал пять минут, увидел давешнюю отметку 40, 1 и, бессильно уронив руки, вытянулся на кровати.
– Кошмар! – запричитала Ирка и побежала звонить матери.
Дрон лежал и чувствовал себя смертельно раненным героем. Вот сейчас он умрет, его тело расплавит неумолимый марсианский вирус, а она – жестокая (Анна, разумеется) – даже не удосужилась взглянуть на него перед героической кончиной…
Эти романтические и горестные мысли прервал звонок в дверь. Пришел врач. Им оказался молодой долговязый очкарик со светлыми непокорными вихрами на макушке. Он долго слушал Дрона, простукивал ему спину и грудь, дотошно заглядывал в горло и мял живот.
– Грипп, – наконец вынес он вердикт. – И, может быть, пневмония, поэтому выпишу антибиотик. Лучше перестраховаться, а то сейчас эпидемия идет. Есть летальные случаи. «Это мой», – мрачно подумал Дрон.
– Сколько это будет длиться? – спросил он у очкарика.
Тот пожал плечами:
– Неделю как минимум. Или десять дней.
– Десять дней?! – Дрон чуть не свалился с кровати. – Это что, мне десять дней дома сидеть?!
– Лежать, – невозмутимо заявил очкарик, – лежать, молодой человек. Я вам повторяю – есть летальные исходы.
Врач ушел. Дрон выпил таблетку, вяло глотнул принесенного Иркой чая. Ему хотелось спать, но мысли об Анне мешали уснуть. Он попробовал откашляться и тихонько вслух просчитал до пяти.
– Раз, два, три… – на последнем слове голос сорвался и исчез вовсе. Сколько Сашка ни тщился произнести хоть звук, из его рта вылетал лишь противный свистящий сип.
«Точно котенок приблудный», – с тоской подумал Дрон, вспомнив, как в деревне у бабки тощий и грязный соседский котенок широко и беззвучно раззевал розовую пасть без мяуканья.
В дверь просунулась голова Ирки:
– Мама сказала, чтобы ты поел. Я бульон подогрела. Нести?
При мысли о еде Сашку тут же замутило. Он отрицательно замотал головой.
– Ладно, – согласилась Ирка, – я попозже принесу.
Дрон нащупал на тумбочке телефон, ватными пальцами вставил в уши наушники. Хоть музыку послушать, что ли, а то рехнешься совсем от этой безысходности. Еще недавно он был бы невероятно рад возможности законно лежать и бездельничать целую неделю. Недавно. Но не сейчас. Как все это некстати оказалось, просто хуже не придумать…
Дрон тяжело вздохнул и под музыку погрузился в мысли об Анне. Сколько он пролежал в полудреме, неизвестно, – может, час, а может, и все три. Возможно, он спал – потому что Ирка так и не принесла бульон. Вывела его из этого дремотного состояния вернувшаяся с работы мать. Она снова измерила Дрону температуру, заставила его поесть и принять кучу лекарств. Ему стало немного лучше, он смог полусидеть в постели и даже зашел в соцсеть. Открыл страничку Анны: она была онлайн пару часов назад. Значит, занята, мотается где-нибудь по делам, как всегда. Поколебавшись, Дрон решил написать ей. Только ткнул пальцем в экран – пришло сообщение:
«Привет! Ты как?»
Сашка чуть на кровати не подпрыгнул от счастья.
«Заболел», – ответил он коротко. Пока он придумывал, что бы еще написать, пришло другое сообщение:
«Знаю. Твоя мама в колледж утром звонила, сказала, что у тебя какая-то запредельная температура. Как сейчас?»
От сообщения веяло нежностью и участием.
«Получше», – ответил Дрон, ошеломленный неожиданной выгодой от сложившейся непростой ситуации. И тут же прибавил: «Лежу».
Этим «лежу» он намеревался разжалобить Анну еще больше. Видимо, у него это получилось, потому что следующее сообщение содержало вопрос:
«Тебе можно позвонить?»
Дрон в сердцах проклял свою безголосость. Если бы не она – можно было бы сейчас болтать с Анной по телефону, слушать ее голос, балдеть себе потихоньку… эх!
«Нельзя позвонить, – написал Дрон и поставил печальный смайлик, – голос пропал».
«Совсем?»
«Абсолютно».
«Бедненький», – тут же написала Анна. Дрону показалось, что жар его разом прошел.
«Ерунда. Завтра буду здоров».
«Еще чего! – написала Анна, и он ясно представил строгое выражение ее лица и сурово сошедшиеся на переносице изящные бровки. – Здоров он будет! Тебе надо лежать как минимум неделю. Сейчас эпидемия идет».
«Знаю, доктор сказал».
«Я бы тебя навестила, но боюсь заразиться. А мне сейчас болеть – сам понимаешь…»
«Конечно, понимаю», – написал Дрон. Подождал минуты три – Анна больше не писала. Он немного поколебался и спросил: «Следак не звонил?»
Она ответила сразу, будто ждала этого вопроса: «Звонил».
«Что?»
«15-го суд».
«Как 15-го??? – Дрон обалдел. – В следующую пятницу?»
«Да».
«Так скоро?»
«Рано или поздно ему все равно быть, – написала Анна, – так уж лучше раньше…»
«Да…» – согласился Сашка. Он лихорадочно считал дни. К пятнице он должен поправиться. Не должен – просто поправится, и все!! Будет пить все купленные матерью таблетки, полоскать горло отвратительным раствором фурацилина, похожим по цвету на мочу, дышать паром от картошки, если понадобится. Анна снова молчала.
«Ничего не бойтесь, – написал Дрон. – Я выздоровею. Буду на суде. Все будет ок».
«Да я и не боюсь», – ответила Анна. Это было сказано с бравадой и одновременно тоской. По крайней мере, так почувствовал Дрон.
«Анна Анатольевна!»
Она молчала.
«Анна Анатольевна, вы тут?»
«Тут я, Саша, где мне еще быть. Ты поправляйся давай. Без тебя… как-то не очень…»
«Я скоро, – заволновался Дрон, – я только на пару дней. Честно, об