– Тебе, наверное, нужно в ванную? – спросила Анна у Дрона.
Он снова кивнул, пребывая все в том же обалделом состоянии. Анна кинула в него чем-то веселым и полосатым:
– Лови!
Дрон машинально поймал пушистое, вкусно пахнущее полотенце.
– Что стоишь – иди, – велела Анна.
Он послушно развернулся и на деревянных ногах вышел за дверь.
Анна проводила его взглядом. Щеки ее горели, сердце стучало раза в полтора быстрей обычного. Что, собственно, она делает? Да ничего особенного. Почему он должен ночью ходить по городу? Почему не может переночевать здесь, на этом матрасе? А завтра они вместе поедут на суд. Она приложила ладони к пылающим щекам.
Хлопнула дверь ванной. Дрон снова возник на пороге, полностью одетый, словно и не был в душе. Анна посмотрела на него, и ей стало смешно. Что она напридумывала себе? Это же просто Дрон, ее студент, теперь ее самый лучший и близкий друг, но ничего более. Сейчас они лягут спать, и он, еще чего доброго, станет храпеть на своем матрасе. Зато она будет спокойна, что на него никто не нападет на темных улицах.
– Вот простыня, пододеяльник. Тебе подушка нужна? Тут изголовье приподнято.
– Подушка? Нет, не нужна. – Дрон все так же заторможенно приблизился и взял из рук Анны белье.
– Готово? Постелил? Тогда я тушу свет.
– Да.
Дрон сидел на матрасе, обхватив колени руками. Анна щелкнула выключателем, и воцарился мрак. Она ушла в ванную. Он ждал, не шевелясь, пока она вернется. Она прошла мимо него, он почувствовал аромат ее духов, который не смыла вода.
– Спи, – сказала она шепотом, – спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – эхом отозвался Дрон.
Она, мягко ступая, достигла дивана. Тихонько скрипнули пружинки. Дрон напряженно всматривался в мрак, глаза его привыкли к темноте, и он различал контуры Аниной фигуры, белеющей во мгле, как привидение. Повисла тишина.
– Дрон, – совсем шепотом позвала Анна через минуту.
– Что?
– Ты правда собираешься спать?
– Нет.
Он встал. Мысленно он проделал этот маршрут уже сто раз за последние пять минут. Всего четыре шага до дивана. Четыре шага до невероятного, сказочного счастья. До осуществившейся мечты…
Он целовал ее губы, пахнущие ананасом, бережно сжимал в объятиях гибкое, податливое тело. Гладил шелковые волосы, прижимался щекой к горячей груди. Она казалась ему божественно прекрасной, нереальной, такой совершенной и женственной, что дух захватывало…
А потом наступил рассвет. Он подкрался незаметно, когда оба, и Дрон, и Анна, были совсем обескровлены своей любовью и напоминали две бесплотные тени.
– Надо поспать хотя бы несколько часов, – прошептал Сашка в ухо Анне. – Спи. Не думай ни о чем. Я всегда буду с тобой. Всегда. Ты моя… моя Акула-каракула…
Анна счастливо и сонно улыбнулась и удобно устроила голову на его плече.
24
Ровно в восемь грянул будильник. Он прозвенел, как колокол, гудящий о нападении варваров на мирное поселение. Дрон вздрогнул и открыл глаза. Анна еще спала. Он выключил звонок и минуту-другую смотрел на ее лицо – безмятежно спокойное, нежное и немного детское во сне. Осторожно коснулся щеки, убрал со лба прядь рассыпавшихся волос. Анна заворочалась, улыбнулась, но глаз не открывала. Тогда Дрон тихонько окликнул ее:
– Аня! Анечка! Пора вставать.
Она дернулась и резко села на кровати. Несколько секунд, моргая, осматривалась. Наконец в поле ее зрения попал Дрон.
– Ох… – только и смогла сказать Анна.
Она с ужасом смотрела на завернутого в простыню по пояс Дрона.
– Что мы наделали! Это я во всем виновата.
– Ты жалеешь? – он смотрел на нее такими отчаянными глазами, что у нее сердце стало таять, как шоколадка на батарее.
– Я? Нет… глупый, нет, конечно. Но ты же понимаешь…
– Что я должен понимать? Что я недоучившийся болван, без денег, без работы, без тачки, без своего жилья? А он – крутой и улетный, и о нем мечтают все женщины, особенно такие, как ты? Это я понимаю… – Дрон опустил свою красиво постриженную голову и стал пристально рассматривать узор на простыне.
Анна погладила его по блестящему, как мех, ежику.
– Из всего, что ты сказал, верно только то, что ты болван.
Она улыбалась. Он не видел этого, но улыбку ее чувствовал. Однако глаз упрямо не поднимал.
– Что тогда?
– Саш, ну ты же видишь, в каком я состоянии. Меня сегодня будут судить. Моя честь, моя жизнь под угрозой. У меня ребенок. Я не жалею о том, что было сегодня ночью, но я… я ничего не знаю о своем будущем.
Сашка порывисто обнял Анну за плечи.
– Почему о твоем будущем? Оно наше! Понимаешь, наше! У меня нет никакого своего будущего без тебя. Все, что случится с тобой, случится и со мной. Как-то так…
Анна молчала и смотрела на Дрона пристально и серьезно.
– Ты любишь меня, что ли?
– Люблю. – Он снова опустил глаза. – Знаешь, это еще два года назад началось. Ты в кабинет зашла – и все. Я сначала думал, фигня какая-то. Пройдет. Не прошло. Я жить с тобой хочу! Пойми, я же не просто в койку залезть. С тобой, с Олесей. Я работать буду. К отцу устроюсь, буду деньги зарабатывать.
– О господи, да сдались мне твои деньги. – Анна покачала головой. – Сашка, милый мой, хороший, давай не сейчас об этом. Что случилось, то случилось. И это было классно. А теперь надо собираться. Скоро тетка приедет.
Дрон кивнул и слез с дивана. Они одевались молча, не глядя друг на друга. Молча по очереди ходили в душ, молча убирали каждый свою постель. Дрон сдул оказавшийся без надобности матрас, сложил его в ящик комода. Анна ушла будить Олесю, и Дрон хозяйничал на кухне, сооружая нехитрый завтрак: яичница, тосты, чай. Олеся, румяная со сна, в смешной пижамке с зайчатами, заглянула в кухню, увидела Дрона и, радостно визжа, кинулась к нему на шею.
– Саша пришел! Так рано?
Дрон хмыкнул, посадил Олесю на стол и продолжал свои хлопоты. Олеся сидела на столешнице и весело болтала ногами. Вошла Анна, свежая после душа, будто и не было бессонной ночи. Ничего в ее лице не выдавало тревоги или страха. Дрон в который раз восхитился ее самообладанием и силой. Вот это баба! Не каждый мужик так сможет.
– Это еще что? – отругала она Олесю. – А ну слезай!
– Это меня Саша посадил, – наябедничала та и хитро глянула на Дрона.
– Ох уж этот Саша, – тихо пробормотала Анна, и в голосе у нее Дрон расслышал нежность.
У него сразу стало легко на сердце, так тепло и хорошо, что захотелось самому запрыгнуть на стол и там станцевать что-нибудь забойное.
Едва они успели позавтракать, раздался звонок в дверь. Приехала тетка. Олеся, воспринявшая ее приезд и отсутствие сада как своеобразный праздник, с визгами носилась по комнатам, обнимая то Анну, то тетку, то Дрона.
Тетя Наташа окинула Сашку цепким взглядом, отвела Анну в сторонку.
– Это, что ли, твой Дмитрий?
Вид у нее был недоверчивый и настороженный.
– Нет, тетечка, это Саша. Мой студент.
– Он что, ночевал у тебя? – тетка нахмурилась.
– Да, – с вызовом сказала Анна.
– Понятно, – проговорила тетка и больше ни слова не произнесла. – Собирайтесь, вам пора уже, а то опоздаете.
– Спасибо, теть Наташенька. – Анна чмокнула ее в щеку и поспешила в прихожую.
Дрон уже стоял там, полностью готовый. Через пять минут они вышли из квартиры.
Ехали в суд так же молча. Анна за рулем, Сашка пассажиром. Но оба чувствовали сильное единение, почти родство, когда и слова не нужны, и даже глядеть друг на дружку не обязательно, а понимаешь человека и чувствуешь его нутром.
Так и доехали до здания суда. Припарковали машину, зашли вовнутрь. Навстречу сразу же вышел Михаил Израилевич. Вид у него был невероятно официальный и даже парадный – черный костюм, ослепительно-белая крахмальная рубашка, дорогой галстук. Ботинки его слепили зеркальным блеском, и Дрон с сомнением окинул взглядом свои видавшие виды, хоть и фирменные, кроссовки.
– Ну вот и вы! – проговорил Лившиц, потирая руки.
Анна заметила, что он волнуется.
– Свидетели пришли? – спросила она.
– Да, все здесь. Светочка с Левой пошли кофе пить из автомата. Ребятки сидят около зала заседаний, их будут по очереди вызывать. Там с ними и ваша преподавательница, забыл, как зовут.
– Инна Михайловна Зеленина.
– Точно, она. Ну что, идем?
– Да, пора.
Они втроем подошли к залу заседаний. Внутрь еще не пускали. К Анне навстречу со скамейки поднялась Зеленина:
– Ни пуха ни пера, девочка. Все будет хорошо.
Анна молча и благодарно кивнула. Сзади кто-то обнял ее и затормошил. Это оказалась Светка.
– Как ты?
– Нормально, – сказала Анна.
Рядом со Светкой возник Лева.
– Аня, держи хвост пистолетом.
– Автоматом, – тихо фыркнул Дрон.
Его начали бесить эти бесконечные слова поддержки – лучше бы уж молчали, а так Анне постоянно нужно отвечать, благодарить, тратить свои силы. Он чувствовал эти ее силы, как свои собственные, – ощущал, как иссякает запас ее стойкости.
Дверь наконец открыли и пригласили всех войти. Анна села на скамейку рядом с Михаилом Израилевичем и словно провалилась в четвертое измерение. Происходящее казалось ей нереальным, фантастически выдуманным. Она на скамье подсудимых! Она, дочь Анатолия Акулова, человека, которого все считали образцом порядочности и честности! Хорошо, что он сейчас не здесь, не видит ее на этом позорном месте, не слышит, что про нее говорят…
В зал вошли родители Жарко. Они прошли мимо смолкших рядов и уселись впереди. Отец уткнулся в телефон, а мать уставилась на Анну иступленным взглядом. Анна отвела глаза. И это тоже придется выдержать.
Зал постепенно заполнялся. Пришел Граубе, затем чуть позже Дроздов. Наконец появились прокурор и судья, обе женщины, примерно одинаковых лет, слегка за сорок. Анна смотрела на рассаживающихся по местам присяжных и думала только одно – скорей бы. Скорей бы все началось…
– …Прошу всех встать… Слушается дело Акуловой Анны Анатольевны, уроженки Москвы…