— Если Перри говорит правду… это может и не фигурировать в ее профессиональных записях, — смутившись, произнес Вагнер.
— Думаю, у Перри слишком разыгралось воображение.
— Наверняка. — Вагнер поколебался и добавил: — Но, если связь у них действительно была и это отражено в ее записях, Деннисон, может, и не станет разглашать подобные сведения. Вряд ли он захочет порочить репутацию доктора Розен. Ведь стоит только подумать о том, что у нее могли быть и другие мужчины-пациенты…
— Давай не будем опережать события, Майк. Если увидим, что на Деннисона есть смысл поднажать, поднажмем. Церемониться не станем. Он заговорит, если будет о чем.
Вагнер кивнул головой и ловко подцепил палочками кусок цыпленка.
— Что ты думаешь насчет Деннисона?
— Не в восторге от него.
— Я имею в виду, как о потенциальном убийце.
Аллегро задумался над этим предположением, но от прямого ответа увильнул, заметив:
— Чересчур уж натянутая версия.
— Потому что он психиатр? — парировал Вагнер. — Если ты вспомнишь характеристику, которую дала Ромео доктор Розен, так Деннисон как никто другой вписывается в нее. Он обходителен, умен, настоящий обольститель. И какое хорошее прикрытие: кто же не доверится психиатру?
— Да полно таких найдется, — криво ухмыльнулся Аллегро.
— Допустим. Но многие все-таки доверятся.
— Она развелась с ним — надеюсь, ты помнишь?
— Ну, может, она потом и дрогнула. Мы ведь знаем, что Деннисон хотел вернуть ее, — настаивал Вагнер. — Возможно, они все-таки воссоединились. И, кто знает, может, именно с ним у нее и было свидание в четверг вечером.
— Посмотрим, что он нам скажет, но…
— Что «но»? — напирал Вагнер.
— Я не питаю больших надежд. Судя по всему, она не горела желанием вернуться к нему, — сказал Аллегро. — Хотя он и настырный малый, — добавил он, вспомнив маленькую сценку, разыгравшуюся на их глазах около месяца тому назад.
Часов в одиннадцать вечера они с Вагнером выходят из здания Дворца правосудия вместе с Мелани после долгой, изнурительной беседы. В тот день был обнаружен труп четвертой жертвы. Маргарет Энн Бейнер, миловидной брюнетки, профессора социологии из колледжа Бэй Стэйт Коммьюнити. Убитая была найдена в своей квартире на Саттер-стрит коллегой, который зашел за учебником. Сердце, валявшееся возле трупа на залитой кровью постели, принадлежало Карен Остин, жертве номер три.
Деннисон стоит, опираясь на передний бампер своего роскошного «БМВ», и, завидев Мелани, тут же бросается ей навстречу. Мелани жестом останавливает его.
— Иди домой, Билл. Я думала, мы договорились…
— Я не согласен, Мел. Почему бы нам не пойти куда-нибудь и не поговорить? Может, перекусили бы заодно?
— Я уже поела.
— Ну, тогда, может, я отвезу тебя домой? — настаивает Деннисон.
— Меня подбросит Джон.
Деннисон протестует.
— Может, вы все-таки поедете домой? — В голосе Аллегро звучат агрессивные нотки.
Деннисон бросает на него свирепый взгляд.
— И что же вы намерены сделать, если я ослушаюсь? Привлечете к ответственности?
— Не заводись, Билл. Ты ставишь себя в идиотское положение. Я же знаю, насколько тебе самому это противно, — холодно говорит Мелани.
— Зачем ты так со мной, Мел? Я думал, мы… — Деннисон делает шаг ей навстречу.
Вагнер удерживает Аллегро за руку, видя, что тот намеревается остановить Деннисона.
— Не стоит, Джон.
— О’кей, о’кей, я ухожу, — бормочет Деннисон, пятясь назад. — Но завтра я буду тебе звонить, Мел.
Аллегро не знал, позвонил ли Деннисон Мелани на следующий день. Как не имел ни малейшего представления о том, помирились ли они.
Он посмотрел на сидящего напротив Вагнера. Ленч у обоих уже остыл.
— Он хотел вернуть ее, согласен. Вопрос в другом: разве мы знаем, чего хотела она?
Вагнер скомкал бумажную салфетку, лежавшую у него на колене, и швырнул ее на стол.
— Теперь уж не узнаем, верно?
Я сгораю от желания. Мне все мало. Не могу остановиться. Мысленно зову тебя, даже когда бываю с другими. И гоню их прочь, едва успев соблазнить.
8
После похорон Фельдман устроил поминальный ужин в своем доме на Ноб-хилл — в основном, для коллег Мелани. Все они были потрясены ее смертью. Фельдман пытался уговорить Сару прийти на ужин, хотя бы заглянуть на несколько минут, но она категорически отвергла его предложение. Ее агрессивность была своего рода защитной реакцией и помогала ей выстоять в сложившейся ситуации. Теперь, когда все связанное с похоронами было позади, она мечтала лишь о том, чтобы вернуться домой, принять горячую ванну, забраться в постель и не вылезать оттуда по меньшей мере пару дней. Отгородиться от внешнего мира. Пока не придет в себя. Ха!
И только когда Берни уже свернул на ее улицу, Сара вдруг передумала и попросила отвезти ее к дому Фельдмана. Берни был, мягко говоря, удивлен.
— Ты уверена в своем желании, Сара?
— Я ни в чем не уверена, Берни.
Он остановил машину у обочины и обернулся к Саре.
— Я знаю, Сара, что вы с сестрой не были очень уж близки. И, возможно, тебя гложет чувство вины. Ты думаешь, что должна была вести себя по-другому. Это вполне естественно. Только прошу тебя об одном: не зацикливайся на этом, дорогая, не терзай себя. Ты по-своему любила сестру. И я знаю, что ее смерть явилась для тебя тяжелым ударом.
Сара страдальчески посмотрела на него.
— Ты меня доведешь до слез, Берни Гроссман.
— А почему бы тебе не поплакать? — вкрадчиво произнес он.
— Потому что это не поможет. Я должна быть на взводе, оставаться агрессивной. Только так я смогу защитить себя.
— Защитить от чего?
Она вспомнила то письмо. И медальон. И реплику тележурналистки на кладбище. «Он ведь уже дал о себе знать?» Откуда ей это известно? Почему Эмма Марголис так уверена в том, что именно Ромео, а не какой-нибудь злостный шутник, напомнил о себе?
— Я в смятении, Берни. Я в бешенстве. Я чертовски озлоблена. Мелани столько сил положила на то, чтобы превратить этих ублюдков в полноценных людей. И вот один из них отплатил ей… — Она стиснула зубы. — Мелани мертва, а это чудовище живет, да еще злорадствует.
— Полицейские поймают его, Сара. Все перевернут вверх дном и не успокоятся, пока не арестуют убийцу. Для тебя же лучший выход — попытаться абстрагироваться от случившегося.
— Это значит — делать вид, что ничего не произошло. Вычеркнуть все из памяти. Я не могу пойти на это, Берни. На этот раз мне не убежать от реальности. Если я это сделаю, мне конец.
— Конец? Сара, я начинаю за тебя бояться. Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе конец?
Лицо ее приняло безучастное выражение.
— Ничего. Я выдохлась. Отвези меня к Фельдману, Берни.
Он театрально вздохнул.
— Как скажешь, крошка. Я в твоем распоряжении. Никогда не забывай об этом. Обещаешь?
— Обещаю.
— Хочешь, чтобы я пошел с тобой? Там ведь будут одни психиатры. Не знаю, Сара. Наверное, в такой компании недолго и самому свихнуться, — пошутил он и, включив зажигание, развернулся, чтобы ехать в обратную сторону.
Сара слабо улыбнулась и покачала головой.
— Нет, я в порядке. — Увидев сомнение на его лице, она добавила: — Правда, — но, скорее, уверяла в этом себя, а не его.
Он повернулся и крепко сжал ее руку.
— Хитреца не перехитришь, малышка. Нужно, чтобы прошло время. Мы оба это знаем. Рим не сразу строился.
— Верно, — сказала Сара, думая совсем о другом. Как скоро можно все разрушить? Один короткий взрыв. Она словно чувствовала, как тикает заложенная в ней мина. Готовая взорваться в любой момент. И накрыть смертоносной волной всех, кто рядом. Тех немногих близких ей людей, кто еще остался на этом свете.
Через пятнадцать минут Берни доставил Сару к шикарному особняку доктора Стэнли Фельдмана, который находился совсем рядом с Собором Грейс. Он проследил, как она осторожно, словно боясь оступиться, поднялась по лестнице к парадному входу. Однако, позвонив в дверь, она обернулась и помахала ему, как будто давая понять, что полностью владеет собой.
Берни коротко посигналил ей клаксоном и уехал.
Психиатр был немало удивлен, когда, открыв дверь, увидел ее на пороге.
— Ты словно аршин проглотил, Фельдман. — Сара не могла отказать себе в удовольствии съязвить. В эти дни ей редко выпадала такая возможность.
Фельдман отступил на шаг, пропуская ее вперед. Стены двухэтажного вестибюля были оклеены полосатыми кремово-бронзовыми обоями, пол выложен черными мраморными плитами с золотыми прожилками. Обстановка была элегантной и величественно-строгой одновременно. Впрочем, как и хозяин дома.
— Я рад, что ты пришла. — Теперь уже взгляд его был профессионально-оценивающим, однако сегодня в нем сквозила легкая грусть.
— Что, признак здоровой психики?
Его полные губы еле заметно дрогнули.
— Если скажу «да», тебя это может до смерти напугать.
Его почти игривый ответ еще больше взбесил ее. Он что, пытался ее развеселить? Или это новая тактика? Зная Фельдмана, можно было смело сказать, что не в его правилах признавать себя побежденным. А, впрочем, что она знала про Фельдмана? Будучи ее психотерапевтом, он всегда держал при себе и свои чувства, и стратегию лечения.
Она покосилась на дверь, ведущую в гостиную.
— Их там много?
— Нет, — сказал Фельдман. — Человек двадцать-двадцать пять. Они пришли, чтобы добрым словом помянуть твою сестру.
Добрым словом. Сара нахмурилась. Какую глупость она совершила, притащившись сюда. Что она себе вообразила?
И в этот момент она увидела женщину, вышедшую в холл из гостиной. Это была Эмма Марголис. Вот оно, вдруг поняла Сара. Вот что так влекло ее в этот дом. На некоем подсознательном уровне зрела в ней уверенность в том, что ведущая «Опасной грани» окажется в числе гостей. И что эта женщина будет ждать ее появления.