Аллегро тут же взял себя в руки и поспешил извиниться.
— Глупо получилось. Послушайте, Сара, я знаю, что вы должны сейчас подумать…
— Нет, не надо, Аллегро. Не надо.
— Мы можем вернуться в город. Я отвезу вас к Гари. То есть к Берни.
— Вы этого хотите?
— Я хочу исполнить любое ваше желание.
— А если вы его не знаете?
— Надеюсь, знаете вы.
Сара какое-то время молчала. Потом прошептала:
— Я совсем не такая, как Мелани.
Аллегро устремил взгляд в темнеющую даль.
— Я это знаю.
— Вы хотели ее. Вас влекло к ней.
— Да. — Не было смысла отрицать то, в чем он уже признался.
— Тогда почему у вас не получилось близости с ней? Она вас отвергла?
— Нет.
— Тогда в чем причина?
— Не знаю, смогу ли я объяснить.
— Попытайтесь.
Он откинулся на спинку стула, крепко сцепив руки и зажав их между ног.
— Наверное, отчасти из-за Грейс.
— Вашей жены?
Он кивнул головой.
— Грейс доводила меня до бешенства. Бывало, что я уходил на работу, а она провожала меня до двери, долго стояла на пороге, глядя мне вслед, и я так думаю, что в этом молчаливом ожидании она пребывала весь день, пока я не возвращался домой.
— Мелани вызывала те же чувства? — удивленно спросила Сара. Какой бы ни была ее сестра, Сара не могла поверить, что она — такая целеустремленная и независимая — была хоть в чем-то похожа на неуравновешенную супругу Аллегро.
— Как ни странно, да, — ответил он. — Когда я ближе познакомился с вашей сестрой, у меня возникло ощущение, будто на самом деле существуют две Мелани — одна, которая смело идет по жизни, словно управляемая автопилотом, и другая…
— Та, которая проводит время в молчаливом ожидании? В ожидании, когда придете вы и вернете ее жизни смысл?
Аллегро обернулся к Саре и твердо посмотрел ей в глаза.
— В ожидании кого-то.
Сара отвернулась и уставилась в темноту. Да, в ожидании кого-то, верно. Это бесконечное обращение «ты» в ее дневнике.
— Для меня стало совершенно ясно: я не могу дать Мелани того, что ей хотелось, — продолжал Аллегро.
Сара повернулась к нему, во взгляде ее сквозил упрек.
— Не могли или не хотели? — Да. Взвали всю вину на него. На всех мужчин. Ведь они предали Мелани. Так же, как всю жизнь предают меня.
Аллегро мрачно улыбнулся.
— Вот что мне в вас нравится, Сара. Вы не боитесь сказать правду в глаза. Возможно, вы правы. Честно говоря, я и сам терпеть не могу, когда мной манипулируют. И еще более мне ненавистно ощущение собственной ущербности. Я мог бы переспать с вашей сестрой, — безучастно произнес он, — но один из нас не получил бы удовлетворения. И, хуже того, я бы опять увяз в трясине, из которой едва успел выкарабкаться.
— А как же я? Я для вас — та же трясина?
Взгляд его был пронзителен и суров.
— Еще не знаю. Мне ясно лишь одно: мы оба тянем по жизни груз собственных неразрешенных проблем. Но… — Он вдруг замолчал.
— Что «но»? — спросила она.
Выражение лица его смягчилось. Протянув руку, он нежно погладил ее по щеке.
— Но вы запали мне в душу, Сара, — прошептал он.
Его прикосновение — хотя и легкое — опалило кожу, сладкой дрожью пробежало по телу. Теперь, когда их губы встретились, она уже не отстранилась. На какое-то мгновение она полностью отдалась поцелую, отбросив всякий страх, представив себя и Джона просто влюбленными — как те двое, что целовались возле галереи в Сосалито. Это было истинное блаженство. Ощущать себя желанной, любимой. Время уходило. Но это мгновение словно выпало из него, застыло. Навеки осталось в памяти…
Она садится к нему на колени.
Она хочет его. Болезненно. Предательски. Она словно впивается в него.
— Да, да, да… — шепчет он ей на ухо.
Вспышка испуга. Тени мертвых скользят по стенам.
— Я не знаю. Не знаю.
— Все будет хорошо, малышка. Обещаю тебе. Обещаю. Обещаю… — Он осыпает поцелуями ее тело. Она уже не властна над собой. Его руки обвивают ее талию. Приподнимают. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Она бессильна сопротивляться. Она должна уступить.
— Да, да, да. — Это звучит ее голос. Она уже не чувствует вины. Нет и страха. Исчезли демоны. Ее больше не тяготит ощущение предательства. Если бы только можно было продлить этот миг.
Но фантазия сгорела, едва успев оформиться. Вмешалось хорошо знакомое ощущение — когда кажется, что, воспарив, ты тут же теряешь ориентир и падаешь, разбиваясь. Нужно остановиться. Пока не поздно. Пока он не высосал из нее жизненные соки. Разве не опробован уже этот сценарий? Разве не испытала она на себе разрушительную силу любви? Которая, как и злодей Ромео, вырывает сердце из женской груди?
Сара глубоко вздохнула и отстранилась от Аллегро.
Он крепко схватил ее за руку.
— Сара, это был всего лишь поцелуй. Не надо так нервничать. — В голосе его прозвучала настойчивость.
И только тогда до нее дошло, что руки ее сжаты в кулаки и она готова обрушиться на Аллегро. Она вовремя сдержалась, с удивлением обнаружив, что действительно ничего страшного не произошло: оба они одеты, сидят за столиком.
Всего лишь поцелуй. Да, теперь она это поняла. Ничего более поцелуя. А все остальное — иллюзия. Иллюзия любви. Иллюзия секса. Как глупо с ее стороны мечтать о том, что такое возможно в действительности.
Но ведь все казалось таким реальным. И происходило словно наяву. Исполнение желаний? Прожектерство? В сознании опять ожила сцена интимного свидания Мелани и Фельдмана, вспомнилось и то, как расплылись черты лица Фельдмана и материализовались в лице другого человека. Ее отца. А может, это тоже чистой воды фантазия?
Аллегро все еще держал ее за руку. Теперь ей уже было неприятно его прикосновение. Хотелось встать, но она сумела выдавить из себя притворно-счастливую улыбку.
Вздохнув с явным раздражением, он пробормотал:
— Давайте лучше вернемся к прерванному ужину. — Он демонстративно сунул руки в карманы пиджака, давая понять, что больше не посмеет коснуться ее.
У Сары было на редкость противно на душе. Что ж, и в прекрасных сказках есть мрачные эпизоды. Кому, как не ей, знать об этом.
Она резко поднялась из-за стола.
— Наверное, нам лучше вернуться. Берни будет волноваться.
— Хорошо, — сказал Аллегро и послушно последовал за ней вниз по ступенькам. Опустевшая терраса медленно скрывалась в густом тумане, наползавшем со стороны залива.
— Я тебе все-таки оставил немного жаркого на плите, — приветствовал Берни Сару, когда та в девять сорок пять возникла на пороге его квартиры.
Она устало посмотрела на него.
— Есть опасность, что меня стошнит.
— Что ж, тогда нет нужды спрашивать, как прошло свидание.
— Это было не свидание, — огрызнулась она.
— Шучу. В чем дело, Сара? Садись-ка и расскажи все по порядку старому приятелю. — Он проехал в своей коляске в гостиную, обставленную в псевдороманском стиле, — напоминание о мимолетном романе с дизайнером интерьеров. Искусно лавируя между низкими неаполитанскими столиками, заставленными мраморными статуэтками и другими поделками, стилизованными под антиквариат, он притормозил возле обтянутого темно-коричневым плюшем кресла и похлопал по его мягкому сиденью.
Сара плюхнулась в кресло и обхватила голову руками.
— Хочешь аспирина? Или, может, молока с медом? — заботливо спросил Берни.
— Берни, что со мной? То ли я схожу с ума, то ли меня обманывает память… — Сара так и не смогла закончить свою мысль.
— Обманывает память? — Берни почесал бороду. — Ты хочешь сказать, что она выдает тебе ложную информацию? Ты вспоминаешь какой-нибудь неприятный эпизод, а тебе кажется, что это фантазия?
Сара кивнула головой.
— Как угадать, действительно ли все это было или это просто игра воображения?
— Я думаю, можно спросить у того, с кем был связан этот неприятный эпизод.
— Он… не признается.
— А свидетели? — наивно предположил он.
У Сары скрутило живот. Почему так больно? Я же не сделала ничего плохого. Ничего. Ничего.
Берни подкатил поближе и взял Сару за руку. Колени их почти соприкасались.
— В чем дело, дорогая? Мне-то ты можешь сказать?
Сара откинула голову на спинку кресла. Уставилась на декоративную лепнину потолка.
— А что, если… единственный свидетель — это я?
— Единственный свидетель чего?
Она внутренне съежилась, закрыла глаза.
— Мне кажется, я их видела. Мелани и… — Как она могла произнести это имя вслух?
Берни не понял.
— Мелани и Ромео? Ты это хотела сказать, Сара? Тебе кажется, что ты знаешь, кто это сделал?
Да, подумала она. В какой-то степени. Потому что Ромео был лишь трагическим финалом печальной саги Мелани.
— Я не Ромео имею в виду, — слабым голосом произнесла она.
— Тогда кого же?
Как начать? Ведь трудно даже осмыслить страшную правду, смириться с ней, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух.
— Меня преследуют тревожные видения. Это началось вскоре после убийства Мелани. Да, как только Ромео дал о себе знать. Он словно спровоцировал эти вспышки памяти. И день ото дня воспоминания становятся все более мучительными. Сегодня утром у Фельдмана они опять посетили меня. Это подобно ночному кошмару…
— Это связано с Фельдманом?
— Да, в общем-то, нет. Хотя… я думаю, он в определенной степени сыграл роль катализатора.
— Так что же тебя так терзает?
Берни был чересчур настойчив. Она содрогнулась — сознание опять исторгло страшные видения.
— Я все время вспоминаю этот эпизод из прошлого. Мне тогда было тринадцать лет. Все произошло незадолго… до того, как умерла мама. — Не умерла. Покончила с собой. Повесилась на бельевой веревке на чердаке. Умерла — это так просто.
— Продолжай, — мягко подтолкнул ее Берни.
— Понимаешь, Берни, я даже не уверена, было ли это на самом деле. Все это может оказаться лишь одним из кошмарных снов, которые мучают меня вот уже много лет. А может, что-то происходило и в действительности, хотя в основном… — Мысли ее путались, опережали язык. В голове как будто лихорадочно прокручивалась пленка, а она никак не могла остановить проектор.