Усадил хозяин Ромку на колени. Поглаживая, сказал:
— Уезжаю я, Ромка. Надолго. На всё лето. К нефтяникам. На Самотлор. Надо им помочь трубу строить. Чтобы нефть по нейоттуда сюда текла. Понял?
Ромка внимательно и насторожённо засматривал человеку в глаза. Топорщил уши-лопушки. Вертел головой с боку на бок. Но ничего не понимал, кроме одного: хозяин уходит из дому.
Не знал Ромка, что такое Самотлор и где он находится. Не понимал, какую и как это можно строить трубу и отчего по ней потечёт нефть с Самотлора. Да и что такое нефть — пёс не имел ни малейшего представления. Зачем ему это? Главное — Степан Иванович покидал его. Надолго.
Затих Ромка, загрустил. Хвост уныло опустил. Голову понурил. Брови принахмурил. И на Ромкины глаза навернулась вдруг слеза.
— Не грусти. — Растроганный Степан Иванович потрепал Ромкупо шее, почесал за ушами. — Не навовсе расстаёмся. Да и не одинты останешься. Здесь пока поживёт мой племянник Витя. Парнишканеплохой. Не обидит.
Поцеловал Ромку в чёрный бархатный нос. И ушёл.
И остался Ромка с Витей.
И сразу начались у Ромки неприятности.
Задумал Витя выдрессировать Ромку так, чтоб можно было перед друзьями похвастаться. Целый день командует:
Ромка, ко мне!
Ромка, сидеть!
Ромка, лежать!
Столько разных команд понапридумывал, что от них у Ромки стала голова кружиться и бессонница началась.
Чего только Витя не заставлял делать Ромку! И тапочки принести. И кепку подать. И на задних лапах ходить. Зато забывал вовремя покормить да налить в чашку свежей воды.
И на прогулку Ромку одного не пускал, не давал ему с Фомкой и Артосом поиграть. А водил по двору на поводке. И всё командовал, командовал. Изображал перед мальчишками Ромкиного укротителя и повелителя.
Начал Ромка хиреть. Перестал играть и петь. Ничего ему не мило. Бродит скучный и унылый. Необласкан, неоглажен, не расчёсан вовсе даже.
А Витя знай себе кричал на Ромку, даже шлёпал его иногда. И однажды злой мальчишка придумал такую штуку…
Ромка понуро лежал на диване, вспоминая недавнее житьё своё со Степаном Ивановичем. И такая щемящая грусть накатила на Ромку, что он непроизвольно всхлипнул и закрыл глаза лапами.
Закрыл и сразу уснул. И тут же увидел во сне Степана Ивановича. Тот посадил Ромку на колени, гладил его, причёсывал. А от рук, как всегда, пахло машиной.
Ромка шевелил ноздрями и блаженно улыбался во сне.
Вдруг будто бомба разорвалась — громыхнул сердитый Витин голос:
— Ромка, ко мне!
Как ошпаренный вскочил Ромка. Пошарил глазами по сторонам — никого. «Почудилось», — решил и снова прилёг было. Но опять Витин голос:
— Ромка, ко мне! Кому говорят!
Спрыгнул Ромка с дивана. Обежал комнату. Заглянул под стол. Сбегал на кухню. Нигде нет Вити. А голос опять как загремел:
— Ты что, не слышишь, негодяй? Ко мне!
Долетал Витин голос откуда-то сверху, вроде как бы со стола.
Вскочил Ромка на диван. Глянул на стол. Никакого Вити там не было. Только белая коробочка лежала. «Что за диво?»—подумал Ромка. И тут белая коробочка как крикнет Витиным голосом:
— Ромка, лежать! Быстро! Лежать!
Скакнул Ромка с дивана на стол. Подошёл к говорящей белой коробочке. Понюхал. А коробка опять выкрикнула команду Витиным голосом.
«Ну уж. Нет уж. Это уж совсем уж никуда!» — разгневался Ромка. Подтолкнул коробку носом — и та кувырком на пол. Раскололась. Развалилась. И умолкла.
А на пороге Витя показался.
— Ты разбил мой новый магнитофон! — закричал он. — Негодяй! Я тебя…
Ромка на пол скок-поскок и стрелою за порог. Только белый хвост мелькнул.
БЕГЛЕЦЫ
Наступил тёплый синий летний вечер. Фомка и Артос вышли во двор. Побегали немножко, попрыгали, поболтали и сели под кустом, пригорюнились.
Вдруг Фомка подскочил, будто его оса ужалила. Свернул хвост восьмёркой.
Ты слышал?
Ничего не слышал, — нехотя ответил Артос.
Ромка нас зовёт.
Присни… — начал было Артос и не договорил.
Глаза у Артоса огромными стали. И будто бы лампочки в них засверкали.
— Я тоже слышал Ромкин голос. Он где-то здесь.
Огляделись друзья и увидели Ромкин бархатный нос под лопухом-подзаборником.
Кинулись они навстречу друг другу. И ну обниматься. И ну кувыркаться. И ну веселиться, скакать да резвиться.
Не заметили, как совсем стемнело. Звёзды загорелись в тёмно-синем небе. Окна засветились в доме. И шум машин на улице поутих.
Ну что, по домам? — спросил Артос.
Нет у меня больше дома, — грустно выговорил Ромка. — Пойду искать Степана Ивановича.
Куда? — Фомкин хвост свернулся вопросительным знаком.
На Самотлор. К нефтяникам.
— Что случилось? — удивился Артос. — Тебя кто-то обидел? Вздохнул Ромка и поведал друзьям о происшествии с магнитофоном.
— М-да, — Артос прищёлкнул клыками, — назад тебе дороги нет.
— И зачем ты этот говорящий ящик расшлёпал? — заворчал Фомка, скручивая хвост штопором.
Вместо ответа Ромка пропел:
Настал для нас Разлуки час, Простимся же, друзья. В последний раз Пожму сейчас Две верных лапы я.
— Давай же лапу, дружище Артос.
Отступил Артос на полшага и, браво выгнув худую грудь, твёрдо выговорил:
— Раз друг попал в беду — от друга не уйду. В любой огонь идым пойду за ним…
Тут и Фомка хоть и ворчливо и негромко, но зато ясно проговорил нараспев:
Пусть впереди нас ждёт беда, С друзьями буду я всегда. Куда друзья — туда и я. Иначе что мы за друзья?
Распушил Ромка рыжеватые усы. Раздул ноздри. В коричневых глазах загорелась удаль.
Значит, вместе?
Вместе! — гаркнул Артос.
Вместе! — уркнул Фомка.
Положив лапы друг другу на плечи, псы завели знаменитый и модный собачий танец — рок-кувырок.
Ах, какой это был танец! Начинался он с общего кувырка через голову. Потом — разбег, прыжок, двойное сальто. Потом — скок-поскок: передние лапы на земле — задние в воздухе, задние — на земле — передние в воздухе. А после, свернувшись клубком, они стали перекатываться друг через друга. Ромка — через Фомку, Артос — через Ромку.
Да всё быстрей перекатывались. Да всё выше подскакивали. И такую карусель раскрутили, не понять, где чей хвост, а где чьи лапы.
А город затихал, засыпал. Всё черней становилась ночь. Всё меньше светилось окон в домах. Опустели, стихли улицы.
Из неведомой звёздной дали прилетел лохматый ласковый Ветерок. Взворошил, взъерошил листву на деревьях. Потревожил спящих воробьят, и те испуганно запищали.
Пора, — спохватился Ромка.
Угу, — поддакнул Фомка. Шепнул Артос:
Да-да, пора.
И псы помчались со двора.
КЛЫК-КЛЫК ГРУМБУМБЕС
Они бежали неторопливой рысцой. Впереди — Ромка. Следом — Фомка. Сзади всех, задрав свой нос, тощий семенил Артос.
Остались позади ярко освещенные центральные улицы. Начались улочки поуже, потемней.
«Скоро городу конец, — подумал Ромка. — Начнётся поле, потом лес. Там и отдохнём».
Хотел сказать об этом, да вдруг впереди через дорогу метнулась длинная серая тень. Прижалась к забору, растаяла в темноте.
Друзья оборвали бег. Сгрудились.
Видели? — шёпотом спросил Ромка.
Ага, — ответил Артос.
Угу, — буркнул Фомка.
Стойте тут. Я на разведку.
Прижался Ромка животом к земле. Раздул чёрные ноздри. Встопорщил уши-лопушки. Навострил глаза. И пополз туда, где пропала серая тень.
Пахло разогретой землёй, хворостовым дымом, бензином и навозом. Из домов еле долетали человеческие голоса и музыка.
Но вот Ромкины ноздри учуяли странный тревожный запах. «Кто же это так пахнет?» В коричневых, широко раскрытых глазах плеснулась тревога. Ромка перестал дышать. Вытянулся в струнку. Поставил уши торчком. И услышал сопение и скрежет когтей.
«О! Да это кто-то подрывает стену. А за стеной поросята. Вон как они хрюкают…»
Тут Ромку осенило: «Да ведь этот негодяй хочет украсть поросёнка».
Привстав, Ромка сердито крикнул:
— Вон отсюда, разбойник!
Лохмато-серое страшилище откачнулось от стены. На Ромку свирепо глянули огромные жёлтые глазищи. Сверкнули угрожающе большие зазубренные клыки. И послышался грозный рык:
— Я — Клык-Клык Грумбумбес. Предо мной трепещет лес. Предомной дрожат поля. Всех страшней и злее я. У меня пятьсот зубов. Не боюсь бродячих псов. Уходи. Добром прошу. А не то рас-потро-шу!!
И снова Клык-Клык Грумбумбес стал рыть подкоп. Да ещё торопливей. На Ромку дождём посыпались комья земли.
Что делать? Ромка прежде слыхом не слыхал, видом не видал никакого Клык-Клыка Грумбумбеса. Это был кровожадный хищник, вряд ли им одолеть его. Но и отдать на растерзание разбойнику маленьких беззащитных поросят они не могли.
Надо было бить тревогу. Звать кого-то на подмогу. И друзья что было силы вдруг втроём заголосили:
— Прочь, разбойник!!!
Ох, какой переполох тут начался. Даже воздух задрожал, закачался.
Завизжали поросята. Замяукали котята.
Утки закрякали. Лягушки заквакали.
А петух что было сил, как шальной, заголосил:
— Ку-ка-ре-ку!
Рассвирепел Клык-Клык Грумбумбес. Выскочил на дорогу. Увидели его друзья вблизи и перепугались.
Он походил на огромного, ну прямо преогромного, наигромаднейшего паука. Двенадцать лап когтистых, волосатых. Спина — чёрная, лохматая. Брюхо — серое, мохнатое. Огромные жёлтые глазищи. Похожий на клюв рот, из которого торчали чуть загнутые клыки. И с крючком на конце хвост. Такого жуткого страшилы псы никогда и во сне не видели. Оттого растерялись, попятились.
А Клык-Клык Грумбумбес на шести лапах встал, шесть других лап поднял. Замахал ими. Заклацал клыками.
— Ха! Да вас трое! Хватит мне на ужин!
И сразу ухватил когтями Ромку за бок.
Кинулись Артос и Фомка на выручку. Началась отчаянная драка. Заклубилась пыль. Замелькали клочья шерсти. Закапала кровь.
Клык-Клык Грумбумбес был очень сильный. А ещё хитрый излой. Он мигом подмял Ромку, отшвырнул Фомку, поддал Артосу. И наверняка слопал бы их всех троих, если б друзья не кинулисьнаутёк.,