Под чутким руководством Сафроновой я писала ответы своему мужчине, невзирая на глупость и нерациональность этой ночной переписки. Ведь можно было позвонить или вообще обсудить выбор парфюма днём, а не посреди ночи.
Весь следующий день я ждала и дождалась. Савельев сам не появился, но пришёл огромный букет с мужскими ногами. Именно так я увидела Владимира Петровича, выполняющего роль посыльного. Новый парфюм был мне знаком, но сама мысль, что его для меня выбрал сам лично мой любимый снобик, приравнивала ароматную жидкость к святой воде.
Утро порадовало меня свежим букетом и очередным подарком.
Именитая коробочка даже без своей надписи говорила сама за себя. Tiffany. Я, привычный ценитель ювелирной красоты в силу рода деятельности отца, и то пришла в тихий восторг при виде огромного жёлтого бриллианта в окружении белых мелких.* Теперь эта подвеска стала моей второй особенной прелестью после вернувшегося из ремонта браслета. Мой знакомый ювелир пообещал сломать мои руки, если я ещё раз кину сие достояние, а теперь ещё одно творение добавится в его виденье.
Наверное, я всё-таки продажная княгиня, или это родовое проклятие любви к прекрасному, но после таких знаков внимания со стороны лишь частично провинившегося мужчины ни мой мозг, ни совесть не позволили больше дуться на Ромашку.
Идя на этот бал, я изначально была готова к всепрощению, так что вид Ольги, нахально хватающей моего принца, лишь легонько кольнул в сердце. За эту кратковременную, но все-таки боль, моя экс-подруга была высмеяна в самых жестоких выражениях. Это впервые, когда я смогла сказать этой недалёкой всё, что всегда думала об её мерзком поведении, идиотизме, блядстве и полном отсутствии мозгов. Повторяюсь про ум, но уж больно она достала меня в последний месяц. Девица уползла оплёванной курицей, но зато я словно карму почистила.
И вот сейчас с Романом у моих ног и кольцом с очередным жёлтым бриллиантом в пару моей подвеске я так растерялась, потерялась в этом мире, что единственный возможный ответ в моём случае не могла произнести.
Из транса вывел «громкий» шёпот и почти стон в толпе людей вокруг нас. Резко отвела взгляд от мужского лица и тут же упёрлась в злые глаза на недовольном лице Виктории Викторовны. Госпожа Савельева просто на расстоянии вещала мне своё категорическое «нет». Если бы можно было увидеть, то тогда б каждая клетка этого холеного тела, даже самая микроскопическая, призывала силы тёмные на мою погибель.
Именно ее упорное непринятие меня выполнило тот толчок к действительности из страны чудес. Наверное, узнай она об этом заранее, то вообще бы не дышала за время моих сомнений.
Когда я снова встретилась с обеспокоенными моей задумчивостью глазами Романа, то точно знала, что сказать. И даже не назло его матери, а просто потому, что теперь только так и никак по-другому! Как однажды сказал Мишка, что я – Ромовая баба, Савельевская Ромовая Бабочка! Теперь у этой бабочки появилась персональная ромашка!
– Да! Я согласна!
Звук падающего на старинный паркет тела обратил уже внимания нас обоих.
Виктория Викторовна элегантно возлежала на полу. Стоящие рядом с ней кумушки, уже придерживающие её с двух сторон, пытались поднять страдалицу и заодно обмахивали веерами с платочками. Женщина якобы что-то бормотала, и я уж решила, что надобно проверить состояние аристократки. Мне естественно не нравился этот концерт в мою честь, но мало ли… может, женщине и правда от такой новости дурно сделалось. Роман тормознул мой порыв, отрицательно качнув головой.
Мужчина спокойно достал кольцо из бархатной подушечки и также неспешно надел его на правый безымянный палец. И даже с размером он идеально угадал. Мой идеальный снобик, который рушил все стереотипы. Почему-то я уверена, что жёлтые бриллианты были выбраны вместо классических белых не случайно.
– Почему жёлтые? А как же классика кольца для помолвки? – тихо спросила я, пока мужчина поднимался.
– Зачем мне классика? Когда моя девушка уже давно перешагнула эти скучные рамки.
Он сдержанно улыбался, хотя его руки легли на талию и совсем нескромно близко прижали к мужскому телу.
– Ты должна мне как минимум один поцелуй, – предупредил Савельев, уже наклоняясь к моему лицу.
– Ромаш, тебя люди не смущают? – почти в губы спросила я.
– Нет. Абсолютно.
И совсем несдержанный поцелуй последовал за уверенным ответом теперь моего жениха. Я тоже скучала, и казалось, что с нашего последнего поцелуя прошла сотня лет. Так что с таким же нетерпением открыла рот, впуская жадный до прикосновений язык. Голова кружилась от бесконечного чувства правильности происходящего, страсти и нежного трепета.
Вокруг нас и для нас звучали громкие аплодисменты, что заставляло вынырнуть из моей личной нирваны. Уж очень хотелось уединения хоть на пять минут. Мои мысли совпали с желаниями Савельева, так как он, завершив поцелуй, откланялся. Мой локоть в его пальцах, и мы быстро, насколько позволяет моё бальное платье и шпильки, двигаемся вглубь дома.
Это была личная территория мэра, и обычно ходить сюда гостям строго воспрещалось. Роман вёл меня уверенно, и мы оба молчали. Мне было всё равно, куда меня собрался утащить мужчина, только очередное чувство дежавю. Наш мир событий будто вращается по кругу, и вот снова официальный приём, шок гостей, и он уводит меня.
Когда прошли в массивные двери комнаты, очутились в прекрасной в старинном стиле библиотеке.
– О боже! Савельев, ты хочешь переиграть сцену нашей второй встречи?
Меня отпустили на волю с загадочным взглядом.
– Я не против! Только платье в тот раз было намного удобнее, но сложности меня никогда не пугали.
– Ого! Я за последние дни это вполне осознала. Мне даже стало казаться, что, если пошлю тебя вместе с подарками куда подальше, ты не отстанешь.
Осторожно ступая назад от наступающего на меня Романа, я уткнулась попой в мебель, а именно в спинку большого дивана.
– Не отстану. Я очень упорный в достижении своих целей, наверное, такой же, как и ты в своём упорстве сопротивления. Ещё я люблю, когда последнее слово остаётся за мной.
Последнее признание уже было сказано за миг до поцелуя. И ладно, пусть думает, что его слово решающее! Сейчас ослепленная его напором и страстью я была готова согласиться с чем угодно.
Для меня было достаточно знать, что он только мой и готов сражаться с монстрами в моей голове.
– Господи, ужасное платье! Ужасно красивое и ужасно пышное, – недовольно проворчал мой снобик, прикусывая мочку уха.
– Ты радуйся, что сейчас не девятнадцатый век и у этого платья нет пару сотен маленьких пуговичек и крючочков, – ответила ему, усиливая захват мужских волос в ладонях.
С укладкой его волос можно смело попрощаться, хотя с моей тоже будут проблемки.
– Лисёнок, не надо дополнять мою фантазию, она и так прекрасно генерирует идеи – пошлые и непристойные до абсурдности.
– Ммм… всё- таки у меня получилось немного перевоспитать тебя, заставить расслабиться, – горделиво выступила я, пока мужчина судорожно выдыхал, пытаясь успокоиться.
Ромашка улыбнулся, явно помня, про наш почти спор о перевоспитании друг друга.
– Я проиграл. Ты неисправима, и меня это устраивает.
Ох, а это было серьезное заявление! В моём случае это даже серьезнее признания в любви. Мы часто говорим, что любим, но согласиться с моей безбашенностью и порою детской непредсказуемостью – это тот самый прыжок выше головы.
– Пойдем к окну, – попросила я, чувствуя, как в груди резко стало тесно, словно корсет утянули на размер сильнее.
На улице капал мелкий дождь, а из открытого в полстены окна пахло летом и сырой землёй. Вдыхая эту свежесть всем телом, одной рукой ухватилась за открытую фрамугу. Мне надо было сейчас расставить все эти дурацкие знаки препинания в нашей истории, чтобы потом не было поздно и больно!
– Ромаш, я не смогу измениться. Это мой пожизненный крест.
– Я уже сказал, что не хочу тебя другой. Если ты считаешь это тяжким бременем, то мы его понесем вместе.
Мужчина остановился сзади в нескольких сантиметрах от меня, а его большие ладони плотно обвили мою талию, вдавливая спиной в своё тело. Его тепло и запах тут же окружили меня со всех сторон, принося такое долгожданное облегчение.
– Ты будешь пытаться меня оберегать, проявлять свою волю, а я буду снова и снова убегать от всего, что мне покажется излишним, – уже с меньшим надрывом души попыталась ещё раз обрисовать картинку нашего будущего.
– Лисёнок, а я тебя буду снова и снова догонять, иногда, возможно, насиловать. Но это только в воспитательных целях!
Его дыхание шевелило волоски на моём виске, а губы слегка задевали кожу, что жутко меня отвлекало от серьёзности разговора.
– Не устанешь гоняться?
– О нет! Уж больно сладка и вкусна добыча, – радостно сообщил мужчина, вдыхая через нос около моей шеи. – Ты будешь моей ромовой Бабочкой. Согласна?
– Согласна, но замуж выходить не буду.
Сказала, а сама обеими руками вцепилась в его ладони на моём теле. Не отпущу.
– В смысле сейчас не буду! Давай немного повременим. Пару годиков, чтобы ты точно смог убедиться, что выдержишь мои заскоки.
– Встречное предложение – ты живёшь со мной, в моём доме, в моей спальне, в моей кровати!
– Не много ли раз было произнесено «мое»?
– Нет, это я подчёркиваю глубину своего замысла.
Ромашка не сердился, и его спокойные деловые переговоры вселяли в меня железную уверенность в успехе нашей затеи.
– Я буду рада. У тебя очень милый дом, а твоя домработница просто волшебница. Я хочу в эту сказку, но…
– Что за «но»? Мне оно уже не нравится!
Я снова набрала побольше воздуха в лёгкие, как перед прыжком в воду на глубину. Если хочу построить отношения и семью с ним, значит, надо доверять и открываться.
– У меня, Ром, неприятности с клубом. У тебя же сейчас хватает возни с контрабандой бриллиантов. Видела статьи в журнале, и на просторах инета ведётся активное обсуждение о глубине твоего участия в этих махинациях! Уроды! Так что давай я сначала разберусь с этим недоразумением, а потом начну жить с тобой?