Затем мы промчались по дамбе до Кондадо. Здесь дела шли совсем иначе. Я не увидел ни одной церкви, зато тротуары были заполнены туристами в сандалиях и ярких шортах-бермудах. Они толпами сновали в дверях громадных гостиниц, болтали, читали прессу, тащили сумки и пакеты – и все до единого носили солнечные очки и выглядели крайне занятыми.
Йимон обтер лицо носовым платком.
– Нет, ребята, тот скутер мне терять никак нельзя. Черт-те что… с работы уволили, избили, арестовали…
Я кивнул, а Сала вообще никак не отреагировал. Он тянул шею за плечо шоферу, словно в любую секунду ожидал увидеть толпу, разбирающую его автомобиль по кусочкам.
Казалось, прошли часы; мы наконец свернули с дороги, ведшей к аэропорту, и покатили по грунтовке в сторону «Каса Кабронэс». До таверны оставалось несколько сотен ярдов, когда я увидел машину Салы.
– Вон она, – сказал я, вытягивая палец.
– Черт возьми, – пробормотал он. – Чудо, да и только.
Когда мы подкатили ближе, я понял, что автомобиль стоит на двух бревнах из кокосовых пальм. Колеса исчезли, так же как и скутер Йимона.
Сала отнесся к этому по-философски.
– Ну… я ожидал худшего. – Он залез в машину и осмотрелся. – Все на месте, кроме колес… дико повезло…
Зато Йимон был вне себя от ярости.
– Да я свой скутер из тысячи узнаю! – кричал он. – Они у меня еще покатаются!..
Я был уверен, что нас ждут новые неприятности, если мы будем торчать возле «Каса Кабронэс». Перспектива очередного избиения стала действовать на нервы.
Я приблизился к бару, чтобы проверить, не идет ли кто в нашу сторону. Заведение оказалось на замке, а парковка пустой.
По пути к машине я заметил что-то красное в кустах на обочине. Это был скутер Йимона, прикрытый пальмовыми листьями. Его припрятали, чтобы забрать позднее.
Я позвал Йимона, и он вытащил мотороллер на дорогу. Мотор завелся с первого толчка.
– Черт возьми, – сказал Йимон. – Мне бы надо здесь притаиться и дождаться ту сволочь, когда он за ним придет… Сюрприз я ему обеспечу.
– Ага, – кивнул я. – И проведешь все лето в «Принцессе». Давай, уносим ноги.
Сидя в машине, Сала тем временем прикидывал, во что ему обойдутся четыре колеса с покрышками. Выглядел он очень подавленно.
– Пошли завтракать, – сказал Йимон. – Мне поесть надо.
– Ты что, спятил? Я не могу оставить так машину, они ее прикончат в два счета! – Сала покопался в бумажнике. – На, – сказал он Йимону. – Сгоняй до той заправки и позвони фиатовскому дилеру, пусть пришлет четыре колеса. Вот номер… Скажешь, для мистера Лоттермана.
Йимон взял визитку и запылил по дороге. Минут через десять вернулся; еще где-то час ждали техничку. К моему удивлению, механик действительно прислал четыре колеса. Мы их установили, Сала выдал расписку от имени Лоттермана, и мы отправились в гостиницу «Лонг-бич» завтракать. Йимон следовал за нами на скутере.
На патио все места были заняты, пришлось усесться в баре. Кругом нас были типажи, которых я избегал десять лет подряд: расплывшиеся женщины в купальных костюмах, мужчины с пуговичными глазами, безволосыми ногами и деланным смехом – все американцы, все до ужаса смахивающие друг на друга. Таких людей нельзя выпускать за границу, подумал я. Их следует запереть в подвале какого-нибудь чертова Ордена лосей[25], а для успокоения крутить эротические фильмы; если же им захочется уехать в отпуск, то показать иностранное кино; а если их и это не удовлетворит, то вывезти в какую-нибудь лесную глушь и выпустить там на волю как бродячих собак.
Я бросал на туристов гневные взгляды и давился гнусным завтраком, который поставила передо мной официантка: недопрожаренная глазунья, ломоть сального бекона и жиденький американский кофе.
– Что за черт! – воскликнул я. – Здесь же не Штаты, неужели у вас нет нормального пуэрториканского кофе?!
Она помотала головой.
Сала сходил на улицу и купил выпуск «Майами геральд».
– А мне здесь нравится, – ухмыляясь, сказал он. – Приятно эдак сидеть, поглядывать на пляж и мечтать о всех тех вещах, которые можно проделать с помощью парабеллума.
Я швырнул пару долларов на стол и встал.
– Ты куда? – удивился Йимон, отрывая глаза от газеты, которую он отнял у Салы.
– Сам не знаю, – ответил я. – Может, к Сандерсону. Куда угодно, лишь бы не видеть этих людишек.
Сала вскинул голову.
– Я смотрю, вы с Сандерсоном прямо друзья – не разлей вода, – сказал он, усмехаясь.
Я был слишком занят желанием поскорее свалить и не обратил внимания на его слова, однако, очутившись на улице, понял, что он хотел поиздеваться. Наверное, оттого, что мой залог оказался в несколько раз меньше, чем у него. Ну и черт с ним, подумал я. И вообще, при чем тут Сандерсон?
Миновав несколько кварталов, я остановился возле уличного ресторанчика, чтобы выпить пуэрториканского кофе. Купил также «Нью-Йорк таймс» за семьдесят центов. От этого несколько взыграло настроение, поскольку газета напомнила, что громадный и знакомый мир по-прежнему занят своими делами где-то там, за горизонтом. Я прикончил еще одну чашечку кофе и захватил «Таймс» с собой – как своего рода сверток мудрости, весомое подтверждение того, что я не до конца отрезан от той части мира, которая была реальной.
У меня заняло полчаса добраться до дома Сандерсона, однако путь пролегал вдоль пляжа, и прогулка была приятной. Сандресон загорал в саду на пластиковом лежаке. В раздетом виде он смотрелся куда более худощавым.
– Привет, потрошитель, – сказал он. – Как тебе понравилась тюрьма?
– Жуть, – ответил я.
– Ну, в следующий раз будет еще хуже. Теперь на тебя глаз положили.
Я уставился на него, гадая, не прорезалось ли в нем извращенное чувство юмора.
Сандерсон приподнялся на локте и закурил сигарету.
– С чего все началось? – спросил он.
Я рассказал, умолчав о кое-каких деталях и категорически отрицая все официальные обвинения, по крайней мере, которые были мне известны.
Я сидел, откинувшись на спинку кресла, глядел на белый пляж, море и окружавшие нас пальмы… До чего странно в таком месте волноваться насчет тюрьмы! Разве возможно такое, чтобы человек попал на Карибы – и очутился в каталажке из-за идиотского мелкого хулиганства! В конце концов, пуэрториканские тюрьмы существуют для пуэрториканцев – а вовсе не для граждан США в сорочках с пуговками и галстуками в шотландскую клетку.
– Почему твой залог такой маленький? – спросил он.
Так, опять начинается. Я уже стал жалеть, что меня не обвинили в чем-нибудь более серьезном, типа «нападения с применением насилия» или «нанесения увечий сотруднику правоохранительных органов».
– Я-то почем знаю, – ответил я.
– Повезло. Здесь за сопротивление аресту можно год схлопотать.
– Что ж… – буркнул я и решил переменить тему. – Твоя речь спасла положение: поначалу их не очень-то впечатлило, когда мы заявили, что работаем на «Дейли ньюс».
– Да уж, этим никого не впечатлишь… Впрочем, не думай, что я ради тебя соврал. «Таймс» действительно ищет себе местного внештатника, и меня попросили присмотреть кандидатуру. Так что считай, с завтрашнего дня приступаешь.
Я пожал плечами.
– Ну и хорошо.
Я зашел в дом вновь наполнить стакан. Пока я возился на кухне, снаружи донесся шум подъехавшей машины. Это был Сегарра, разодетый под стать какому-нибудь жиголо с Итальянской Ривьеры. Появившись в дверях, он чопорно кивнул:
– Добрый день, Пол. Что это с вами приключилось прошлой ночью?
– Не помню, – сказал я, выливая свою выпивку в раковину. – Распросите лучше Хала. А мне пора.
Он подарил мне неодобрительный взгляд, затем отправился в сад. Я тоже подошел к двери сказать Сандерсону, что ухожу.
– Загляни в мой офис завтра, – бросил он. – Поговорим насчет твоей новой работы.
На физиономии Сегарры нарисовалось изумление.
Сандерсон ему улыбнулся.
– Переманиваю очередного вашего парня, – пояснил он.
Сегарра нахмурился и присел.
– Да ради бога. Хоть всех забирай.
Я пешком добрался до Кайе-модэсто, раздумывая, на что убить остаток дня. Вечная проблема. По воскресеньям у меня был выходной, да и по субботам, как правило, тоже. Болтаться с Салой или высиживать в «Аловом дворике» уже сильно утомило, однако ничего иного делать не получалось. Тянуло покататься по острову, поглядеть на другие города, но для этого требовалась машина.
Да и не только машина, хорошо бы еще и новый угол найти. День выпал жарким, я устал и куксился, потому что все тело ныло от побоев. Хотелось спать, по меньшей мере отдохнуть, однако мне некуда было податься. Я отмахал еще несколько кварталов, держась в тени раскидистых делониксов, размышляя о всех тех вещах, которыми мог бы заняться в Нью-Йорке или Лондоне, проклиная тот ложный импульс, что побудил меня очутиться на этом скучном и раскаленном куске камня, – и наконец зашел в бар. Купил себе бутылочку пива, забрал ее с собой и отхлебывал из горлышка на ходу. Мучила мысль, где бы завалиться спать. Квартира Салы отпадала с ходу. Там вечно царили духота и шум, а своей унылостью она соперничала со склепом. Податься к Йимону? Он жил слишком далеко отсюда… И так я решил заняться поисками своего собственного пристанища – места, где бы я мог расслабляться в одиночестве, где бы имелся мой собственный холодильник, где бы я мог смешивать себе выпивку и куда порой мог бы даже приводить девиц. Мысль обзавестись личной постелью в личных апартаментах настолько подняла мне настроение, что я с нетерпением стал поджидать конца этого дня с тем, чтобы начать поиски.
С другой стороны, я понимал, что мысль еще больше связать себя снятой квартирой, да еще и машиной, превосходила мою нынешнюю готовность принимать новые обязательства, тем более что меня в любую минуту могли уволочь в каталажку, да и газета могла загнуться… а вдруг я получу письмо от какого-нибудь старого приятеля насчет работы, скажем, в Буэнос-Айресе? К примеру, лишь вчера я был готов все бросить и лететь в Мехико…