В конечном итоге Шено все же вытянула нас на улицу, однако танцевальное буйство успело иссякнуть. Мы побродили по городу, остановились у винного магазина и купили еще две бутылки рома, затем вернулись к «Гранд-отелю» посмотреть, что там делается.
На дальнем конце балкона полным ходом шла вечеринка. Большинство присутствующих смахивали на экспатов – то есть не на туристов, а на тех, кто действительно жил в этом городе или по крайней мере на Карибах. Все как один были очень загорелые, некоторые с бородами, хотя в основном свежевыбритые. Бородачи носили шорты и старые тенниски: яхтенный народец. Остальные щеголяли в льняных костюмах и кожаных туфлях, которые отливали глянцем в тускловатом свете балконных люстр.
Мы ввалились внутрь и сели за столик. К этому времени я успел изрядно опьянеть, и меня не волновало, выкинут ли нас отсюда за такую наглость. Впрочем, через несколько минут после нашего появления вечеринка стихла. Нам никто ничего не сказал, и я чувствовал себя несколько по-дурацки, когда наша компания оказалась на балконе в одиночестве. Мы еще посидели, потом вышли на улицу. Судя по звуку, в нескольких кварталах отсюда разогревались музыканты. Вскоре мостовую вновь заполонил народ; все цеплялись друг за друга и танцевали ту странную дингу, которую мы освоили днем.
Несколько часов мы терпеливо уступали настроениям Шено, надеясь, что она устанет от танца, однако в итоге Йимону пришлось силком вытаскивать ее из толпы. Она дулась до тех пор, пока мы не наткнулись на клуб, полный пьяных американцев. Оркестрик в стиле калипсо трудился вовсю, зал был полон пляшущих людей. Выпивка наконец дала себя знать в полную силу, я повалился на стул и следил за тем, как Йимон с Шено пытаются им подражать. Ко мне подошел вышибала и потребовал пятнадцать долларов «за вход»; я заплатил, лишь бы не связываться.
Йимон вернулся к столику без Шено, которая осталась танцевать с каким-то янки, похожим на нациста. «Эй ты, сволочь!» – прокричал я, показывая ему кулак. Но он меня не видел, а музыка гремела до того оглушительно, что и не слышал. Наконец Шено его оставила и вернулась к нам.
Йимон повлек меня сквозь толпу. Люди визжали, цеплялись почем зря, а я понятия не имел, куда меня ведут, и мечтал просто лечь и заснуть. Когда мы выбрались наружу, я уселся на тротуаре в дверях заведения, пока Йимон и Шено спорили, что делать дальше.
Йимон хотел отправиться на пляж, Шено опять настаивала на танцах.
– Да как ты смеешь мне приказывать! – взвизгнула она. – В кои веки я отдыхаю, а ты только и делаешь, что куксишься!
Он сбил ее пощечиной и стал кричать таксисту. Я помог усадить Шено на заднее сиденье, и вдвоем мы объяснили водителю, что хотим попасть на Линдберг-бич. Тот широко осклабился и тронул машину с места. Очень тянуло врезать ему по шее. «Наверняка решил, что мы собрались ее поиметь, – пришло мне в голову. – Думает, схватили на улице девчонку и сейчас везем на пляж, где оприходуем на пару. Ублюдок веселится; чистый дегенерат без совести и морали, по нему тюрьма плачет…»
Линдберг-бич оказался через дорогу от аэропорта. Его окружал высокий противоураганный забор, но водитель доставил нас туда, где мы могли перелезть на ту сторону по веткам дерева. Шено напрочь отказалась двигать руками и ногами, так что мы перевалили ее через ограждение, и она свалилась в песок. После этого мы отыскали себе уютное местечко, частично скрытое от посторонних глаз купой деревьев. Луны не было, зато прибой шумел в нескольких шагах. Я сделал подушку из своего перемазанного пиджака, рухнул как подкошенный и тут же заснул.
Следующим утром меня разбудило солнце. Я присел и застонал. В десяти футах от меня, на своих разостланных шмотках, спали Йимон и Шено. Оба были наги, и ее рука обнимала его со спины. Я глазел на девушку и думал, что никто на свете не стал бы меня винить, если бы я сейчас на нее набросился – предварительно сделав Йимона инвалидом ударом в затылок.
В голову пришло накрыть их дождевиком, но я боялся, что они проснутся как раз в тот момент, когда я над ними нагнусь. Этого мне ужасно не хотелось, так что я решил сходить искупаться и разбудить их своими воплями из морской пучины.
Я разделся, насколько мог стряхнул песок, после чего голышом побрел в лагуну. Вода была прохладной, и я кувыркался в ней как морская черепаха, смывая грязь. Затем я доплыл до деревянного плота, который болтался в сотне ярдов от нас. Йимон с Шено все еще дрыхли. На другом конце пляжа виднелось приземистое белое строение, напоминавшее танцплощадку. Туда как раз причаливал чей-то катамаран, а под соседними деревьями я заметил стулья и столы с тростниковыми пляжными зонтами. Время было в районе девяти, и ни единой души в виду. Я улегся на плоту и лежал так долго-долго, пытаясь не думать.
Четырнадцать
Шено проснулась с визгом, схватила дождевик и прикрылась им, крутя головой во все стороны.
– Эй! – крикнул я. – Давайте сюда!
Она оглянулась и подарила мне улыбку, держа плащ между нами как ширму. Тут проснулся и Йимон; выглядел он ошарашенным и сердитым, что кто-то осмелился прервать его сон.
– Пошли! – крикнул я. – Утреннее купание!
Он поднялся и заковылял к воде. Его окликнула Шено, размахивая плавками.
– На! – сурово приказала она. – Оденься!
Я подождал их на плоту. Первым приплыл Йимон, рассекая воду как крокодил.
Затем я увидел, что к нам плывет и Шено: сейчас на ней было ее белое бикини. Я устыдился своего вида, дождался, когда она заберется на плот, после чего соскользнул в воду.
– Есть хочу – ужас, – сообщил я. – Пойду в аэропорт, подкреплюсь.
Выйдя на берег, я принялся искать свой баул. Помнится, прошлой ночью я повесил его на какое-то дерево, только не помнил, на какое именно. Наконец вещи отыскались в ветвях как раз над тем местом, где я спал. Я надел чистые брюки и мятую шелковую сорочку.
Перед уходом я бросил взгляд на плот и увидел, как Йимон голышом плюхнулся в воду. Шено рассмеялась, сорвала с себя бикини и прыгнула на него сверху. Я еще немножко за ними понаблюдал, затем перебросил баул через забор и перелез сам.
Я шел по дороге параллельно взлетно-посадочной полосе и через полмили добрался до главного ангара, громадного «Куонсета», где царила деловитая суета. Самолеты приземлялись каждые несколько минут – по большей части крохотные «цессны» и «пайперы», хотя время от времени прибывали и ближнемагистральные DC-З, откуда вываливалась свежая толпа бражников из Сан-Хуана.
Я побрился в мужской уборной, затем протиснулся сквозь толпу в ресторане. Вновь прибывшие получали здесь свою бесплатную выпивку; в одном из углов расположилась группа нетрезвых пуэрториканцев, отбивавших на багаже ритм мелодии, которую я не распознал. Что-то вроде речевки футбольных болельщиков: «Буша бумба, балла ва! Буша бумба, балла ва!». У меня возникло серьезное подозрение, что им так и не суждено попасть в город.
Я купил выпуск «Майами геральд» и заказал обильный завтрак из оладий с беконом. Примерно через час появился Йимон.
– Черт возьми, ну и голоден же я, – сообщил он. – Так бы и умял целую гору.
– А Шено еще с нами? – спросил я.
Он кивнул.
– Внизу. Ноги бреет.
Близился полдень, когда мы сели на рейсовый автобус, идущий в город. Вылезли у рынка и пошли в сторону «Гранд-отеля», время от времени останавливаясь и заглядывая в витрины тех немногочисленных магазинчиков, что не были заколочены досками.
Чем ближе подходили мы к центру, тем сильнее становился шум. На сей раз он был иным: не прежний рев счастливых глоток или музыкальный грохот барабанов, а дикий визг группы людей. Ни дать ни взять гангстерская разборка, перемежаемая гортанными выкриками и звоном стекла.
Мы поспешили в ту сторону, срезав через какой-то переулок, что вывел нас к торговому кварталу. Свернув на перекрестке, я увидел очумелую толпу, запрудившую мостовую и оба тротуара. Мы замедлили шаг и опасливо приблизились.
Пара сотен людей грабила крупный винный магазин. Большинство из них были пуэрториканцами. На улице валялись разбитые ящики из-под шампанского и виски, и у каждого человека в руке было по бутылке.
Они орали и плясали, а в середине толпы высился громадный швед в синих плавках и что было сил дудел в горн.
На моих глазах какая-то толстушка-американка подняла на головой две здоровенные бутыли шампанского и хряпнула их друг о друга, заливаясь истерическим смехом под ливнем стекла и пены, что обрушился на ее голые плечи. Еще дальше группа алкашей выбивала ритм пивными банками на пустом ящике из-под виски. Они скандировали ту же самую речевку, что я слышал в аэропорту: «Буша бумба, балла еа! Буша бумба, балла ва!». По всей улице люди самозабвенно плясали кто во что горазд.
От винного магазина осталась, можно сказать, лишь пустая бетонная коробка с выбитыми витринами. Народ то и дело сновал туда-обратно, выхватывая оставшиеся бутылки и заглатывая содержимое на ходу, пока их не оттесняли другие страждущие. Пустую тару швыряли на мостовую, превратив ее в море битого стекла, откуда торчали тысячи пивных банок.
Мы держались с краешка. Меня тянуло наложить руки на кое-какую ворованную выпивку, но я боялся полиции. Йимон же нырнул внутрь и через несколько мгновений появился с пузырем шампанского. Он застенчиво улыбнулся и, не говоря ни слова, сунул добычу себе в сумку. Наконец моя жажда одержала верх над страхом тюрьмы, и я тоже отважился сделать набег, нацелившись на ящик виски, что валялся в сточной канаве рядом со входом. Он оказался пустым, и я стал озираться в поисках другой поживы. Под лесом скачущих ног я приметил несколько целых бутылок виски и кинулся к ним, раскидывая встречных и поперечных. Рев стоял неимоверный, и в любую секунду я ожидал получить бутылкой по голове. Мне удалось спасти три кварты «Олд кроу» – все, что осталось в одном из ящиков. Прочие бутылки были разбиты, и по улице тянулся ручеек виски. Я понадежней ухватил награбленное и навалился грудью на толпу, продираясь к месту, где оставил Йимона с Шено.