«лендроверы» и открытые такси, полные людей, направлявшихся на свои вечеринки, яхты или в приглушенно освещенные гостиницы, где таинственно мерцали красные и синие огоньки. Я попытался вспомнить, про какие другие «веселые» места нам говорили, и задумался над вопросом, а не лучше ли было податься туда.
В мыслях всплыл Вьекес, и на миг захотелось оказаться именно там. Помнится, я сидел на гостиничном балконе и слушал топот лошадиных копыт. Потом перед глазами встал Зимбургер, и Мартин, и морпехи… Созидатели империи, строители магазинов мороженых продуктов и учебно-бомбардировочных полигонов, растекавшихся гнойной лужей по всем уголкам земли.
Я повернулся, разглядывая танцоров, и решил, что коль скоро заплатил шесть долларов, чтобы сюда попасть, надобно получить хоть какое-то удовольствие.
Пляски принимали более разухабистый характер; уже не было прежней фокстротной цивильности. В музыке прорезался настойчивый ритм; движения на танцполе стали резче, сладострастней, с откровенным вилянием бедрами под аккомпанемент неожиданных выкриков и тягучих стонов. Возникло искушение присоединиться, но сначала мне требовалось поддать.
На той стороне зала, возле входа, отыскался Йимон.
– А я не прочь еще разок сплясать дингу, – сказал я со смехом. – Давай оторвемся по полной!
Он смерил меня взглядом и сделал длинный-предлинный глоток.
Я пожал плечами и отошел к гардеробной, где сейчас распоряжался застегнутый на все пуговицы бармен.
– Ром со льдом! – крикнул я, протягивая стаканчик. – И льда побольше!
Он забрал его чисто механическим жестом, бросил несколько кубиков, плеснул рому, протянул обратно. Я сунул ему четвертак и вернулся к дверям. Йимон так и не сошел с места, угрюмо пялясь на танцующих.
Я встал рядом, и он кивнул на танцпол.
– Ты только взгляни на эту сучку…
Я повернул голову и увидел Шено: она танцевала на пару с невысоким бородатым мужичком, которого мы встретили раньше. Танцевал он неплохо, ничего не скажешь, и каждый его шаг был со смыслом. Шено же растопырила руки, будто вертела хулахуп, а на лице замерло напряженно-сосредоточенное выражение. Время от времени она проворачивалась на каблуках, веером взметая подол своей полосатой юбочки.
– Н-да, – сказал я. – Это ж надо, как ее на танцы заклинило.
– В ней ниггерской крови подмешано, – ответил Йимон, и тон его голоса был далек от нежности.
– Слышь, ты поаккуратнее. Думай, чего говоришь в этом месте.
– Херня, – громко заявил он.
«Мама дорогая, – мелькнуло у меня в голове. – Начинается».
– Ты полегче, ладно? Может, плюнем, вернемся в город, а?
– Да ради бога! Иди поговори с ней.
Он подбородком показал на Шено, которая плясала в нескольких футах от нас.
– Ну да, как же – сказал я. – Ты просто хватай ее, и пошли отсюда.
Йимон помотал головой.
– А то я не пробовал? Разоралась, будто я ее зарезать собрался.
В его голосе было нечто такое, чего я никогда еще не слышал: странное подрагивание, от которого мне вдруг сделалось жутковато.
– Блин, – пробормотал я, озираясь на толпу.
– Так бы и дал ей по башке… – добавил он.
В ту же секунду кто-то дернул меня за руку. Моя хрюшка-подружка.
– Пошли! Пошли, большой мальчик! – заорала она, вытаскивая меня на танцпол. – А ну-ка!
Она взвизгнула – и давай топать ножищами.
«Боже милосердный, а сейчас-то что?». Я стоял и смотрел на нее, с бумажным стаканчиком в одной руке и сигаретой – в другой.
– Давай! – визжала она. – Наяривай!
Потом вдруг нагнулась, чуть не угодив головой мне в живот, задрала юбку до самых ляжек и принялась крутить ими «восьмерки». Я тоже пошел притоптывать и покачиваться; поначалу мой танец был робким, затем я набрал ритм, погрузившись в какой-то туман безразличия. Кто-то в меня врезался и выбил стаканчик из рук, но очумелые пары, что нас окружали со всех сторон, этого и не заметили.
Я внезапно оказался рядом с Шено, пожал плечами – вот, мол, до чего я безнадежен, – однако топать ногами не перестал. Она залилась смехом и игриво толкнула меня бедром. Потом повернулась обратно к своему партнеру, оставив меня моей хрюшке.
Наконец я затряс головой и отвалил в сторону, жестами показывая, что слишком устал, после чего отправился к бару за новой выпивкой. Йимон на глаза не попадался, и я решил, что его всосало в танцевальный водоворот. Я протиснулся между телами и выбрался на террасу, отыскивая местечко подышать. Йимон сидел на перилах, разговаривал с какой-то девочкой-старшеклассницей. «Это Джинни, – пояснил он. – Обещает научить меня танцевать».
Я кивнул и сказал «привет». Музыка позади нас разошлась вовсю, но порой даже она тонула в визге толпы. Я старался не обращать внимания, а просто смотрел на раскинувшийся под нами город, видел его умиротворенность и желал очутиться там, внизу.
А музыка тем временем становилась все более дикой. В ней прорезались назойливые, подстегивающие нотки, а вопли зазвучали иначе. Йимон с Джинни отправились посмотреть, что происходит. Толпа раздвигалась к стенкам, освобождая центр зала для чего-то нового, и я пошел узнать, в чем там дело.
На танцполе образовался большой круг, посреди которого Шено и тот бородатый мужичок выделывали свой номер. Она успела сбросить с себя юбку и сейчас извивалась только в трусиках и белой блузке-безрукавке. Ее партнер стянул с себя рубашку, обнажив блестящую черную грудь. Сейчас на нем не было ничего, кроме алых панталон в обтяжку, как у тореадоров. Оба были босы.
Я бросил взгляд на Йимона. Он, напряженный, стоял на цыпочках, вытягивая шею. Внезапно он позвал ее по имени – «Шено!», – однако толпа так орала, что я сам едва его слышал, хотя и стоял в каких-то трех футах. Она явно не замечала ничего, кроме музыки и того урода, который вел ее по танцполу.
Словно находясь под гипнозом, Шено начала расстегивать пуговицы – медленно-медленно, как опытная стриптизерша, – потом резко отшвырнула блузку и осталась в одних трусиках и лифчике. Толпа взревела как буйнопомешанная. Люди завывали, колотили по мебели кулаками, пихались, лезли друг другу по головам, лишь бы увидеть побольше. Весь дом трясся и ходил ходуном, так что я даже подумал, что пол может не выдержать. Где-то зазвенело разбитое стекло.
Я вновь посмотрел на Йимона. Сейчас он махал руками над головой, пытаясь привлечь внимание Шено. Впрочем, выглядел он как еще один зритель, увлеченный представлением.
Дерзкая парочка теснилась друг к другу – и на моих глазах бородатый козел завел ей за спину руки и расстегнул лифчик. Он сделал это очень ловко, мгновенно, а Шено вроде как и не заметила, что на ней остались лишь тоненькие шелковые трусики. Лифчик скользнул по ее рукам и упал на пол. Груди колыхались и подпрыгивали от резких извивов танца: полные, тугие шары с розовыми сосками, вдруг освобожденные от хлопчатобумажной стыдливости нью-йоркского лифчика.
Я смотрел как завороженный, и тут услышал Йимона, который ринулся на танцпол. Поднялась суматоха; сзади возник здоровяк бармен и перехватил его в поясе, пришпилив руки к бокам. Несколько человек вытолкали Йимона назад как безобидного пьянчужку, расчищая место для танца.
Йимон истерически визжал, силясь не упасть. «Шено! – кричал он. – Какого черта! Ты что делаешь!». Он был в отчаянии, но я лично стоял как парализованный.
Сейчас они вновь сближались, медленно сходились к центру круга. Шум от двух сотен глоток стоял немыслимый. На лице Шено по-прежнему было то оцепенело-экстатическое выражение – и тут бородач вытянул руки и спустил с нее трусики до колен. Она позволила им упасть на пол, перешагнула и вновь попала в ритм танца, двигаясь к нему… замерла впритирку на мгновение – здесь даже музыка сделала паузу – и вновь поплыла в сторону, распахнув глаза и мотая гривой волос из стороны в сторону.
Йимон неожиданно вырвался и прыгнул в круг. На него сразу же навалились, однако на сей раз он так просто не дался. Я увидел, как он врезал бармену по морде, кулаками и локтями расшвырял людей и орал с такой яростью, что у меня по спине поползли мурашки… В конце концов его смяли, завалив на пол, под груду тел.
Свара положила конец танцу. На секунду в поле зрения попала Шено: она стояла в одиночестве, изумленная и ошеломленная, с распущенными по плечам волосами; мохнатый рыженький треугольник резко выделялся на фоне белой кожи. Смотрелась она крохотной, совсем голой и беззащитной – и вдруг бородатый схватил ее за руку и потащил к выходу.
Я вклинился в толпу, пихаясь и рассыпая проклятия, пытаясь добраться до прихожей, пока они не исчезли. За спиной кричал Йимон, но я знал, что теперь ему не вырваться; надо было найти Шено. Она вроде бы разок взвизгнула… впрочем, это мог быть кто угодно.
Когда я наконец пробился наружу, то внизу лестницы увидел целую толпу. Я бросился туда и обнаружил, что на земле лежит Йимон с разбитым ртом. Надо думать, его выволокли через заднюю дверь. Бармен, нагнувшись, вытирал ему губы носовым платком.
Я забыл про Шено и стал проталкиваться сквозь кольцо людей, бормоча извинения. Когда я оказался рядом с распростертым Йимоном, бармен вскинул на меня глаза:
– Ваш дружок?
Я кивнул, проверяя, как он там.
– Ничего, оклемается, – сказал кто-то. – Мы старались быть с ним полегче, а он машется и машется.
Сейчас Йимон сидел на земле, обхватив руками голову.
– Шено… – бормотал он. – Какого черта…
Я положил ладонь ему на плечо.
– Тихо, тихо. Успокойся.
– Вот ведь сукин сын, – громко сказал он.
Бармен похлопал меня по руке.
– Вам лучше убраться да поскорее. Сейчас ему ничего не сделали, но если он останется, я за последствия не отвечаю.
– Такси можно вызвать?
– Сейчас найду вам машину.
Он отступил назад и что-то прокричал в толпу. Кто-то откликнулся; бармен показал на меня.
– Шено! – крикнул Йимон, силясь подняться с земли.
Я толкнул его обратно, потому что знал: как только он встанет на ноги, нас ждет новая драка. Я взглянул на бармена.